Роман Буревестник: Цели Культуры, 4
Общие положения
Архаический человек всегда видел субъектность во внешнем мире - стихии, силы, духи. Все это - подсистемы культуры. В современности есть указывающие на эту субъектность отголоски мифологического отношения: «экономика определяет», «язык овладевает», «труд создал». Эти формы устойчиво воспроизводятся, а значит, это не просто языковые рудименты.
Образы, эпистемы, категории – все это преломляется и начинает творить мир уже независимо от человеческой воли. Лучший пример – миф, который живет собственной жизнью, что отмечалось множеством исследователей.
Пример таких образов – «тургеневская девушка» или нигилисты, которых в общем-то не существовало до появления романов Тургенева.
Независимо от человека языковые конструкты собираются в смысловые комплексы, организующие поведение различных групп людей. Все эти языковые формы – проекции подсистем культуры.
«Место духов заняли виды бытия, сущности (essences), принципы и т. д.».
Люди часто действуют абсолютно вразрез со своими личными интересами, подчиняясь некоему внешнему императиву. Согласно #СТК – это императив их культуры. Часто люди разного интеллектуального уровня, образования и жизненного опыта мыслят абсолютно одинаково.
Культура определенным образом настраивает мозг человека, закладывая в него нужные программы и встраивая в свои подсистемы. Деление социума на группы, усложнение и специализация культурных практик - выражение функционального и структурного усложнения «мозга» самой культуры, формирующей новые подсистемы.
«В общем же случае отношения в системе человек – культура можно охарактеризовать как симбиотические и представить их с помощью несколько натуралистической метафоры: в желудке некоего существа живут бактерии, которые обладают разумом и имеют свой образ организма как целого, свою «картину мира», свое понимание «смысла жизни»; все эти рефлексии довольно далеко отстоят от действительного назначения бактерий – выработки веществ, необходимых для жизнедеятельности «хозяина»; большой организм, в свою очередь, имеет весьма смутные представления о внутренней жизни бактерий, ему нет дела до их личных судеб – он вспоминает о них только тогда, когда разлаживается работа его органов.
Симбиоз человека и культуры во многом похож на эту ситуацию. Правда, отношения человека с культурой по ряду признаков значительно сложнее.
Человеческая рефлексия, поднимаясь до постановки вопросов о «большом организме» достигает гораздо более высокого уровня адекватности».
Культурные императивы в большинстве случаев сильнее инстинкта самосохранения. Отсюда же интеллектуальная слепота в кризисные периоды.
На уровне жизни социума человеку все может казаться волей случая, фатумом, провидением – но все это самоорганизационные процессы, которых он не видит.
Часто люди внезапно оказываются в ситуациях, где дальнейшая судьба всего общества зависит от их действия или бездействия, будто кто-то их туда переносит. При этом сами по себе талант и склонность к чему-либо еще ничего не гарантируют.
Близкие концепции
Идея внешней по отношению к человеку субъектности очень стара. Человек иначе и не воспринимал мир на заре своего существования. Но в качестве теорий и концепций эту идею можно проследить с Античности. Показательна в этом смысле аристотелевская теория государства.
«Итак, очевидно, что государство существует по природе и по природе предшествует каждому человеку; поскольку последний, оказавшийся в изолированном состоянии, не является существом самодовлеющим, то его отношение к государству такое же, как отношение любой части к своему целому».
Периодически эта тема появляется в политологии, социологии, психологии, философии:
«Для других (например, юридических) познавательных целей или для целей практических, может быть, напротив, целесообразно или даже неизбежно рассматривать социальные образования («государство», «ассоциацию», «акционерное общество», «учреждение») совершенно так же, как отдельных индивидов (например, как носителей прав и обязанностей или субъектов, совершающих релевантные в правовом отношении действия). Для понимающей социологии, интерпретирующей поведение людей, эти образования – просто процессы и связи специфического поведения отдельных людей, так как только они являют собой понятных для нас носителей осмысленных действий».
Подобные рассуждения можно найти у Вундта с его психологией народов, А. Гумбольдта, М. Лацаруса и Х. Штейнталя, А. Фробениуса, Шубарта, Шпенглера, Данилевского, Конта.
У Фробениуса и Шубарта – много мистицизма, но вот против социологии так легко не пойдешь. Социологи неявно постулируют субъектность культуры, хотя прямо это не называется.
«Г. Спенсер и многие другие социологи-органицисты придавали тому, что мы называем культурой, статус субъекта – надындивидуального агента принуждения, определяемого через смысловой комплекс, который связан с понятиями общества, собственно культуры (цивилизации) и организма. Сходную позицию находим и у Э. Дюркгейма (и не только в его концепции «разделяемых представлений» или «образцов поведения», но и в общей трактовке культуры как надындивидуальной сущности и принудительной силы)».
Это, например, представители «oрганической школы» или «органического направления» 70-х гг. XIX в. П. Ф. Лилиенфельд, А. Э. Шеффле, А. Фулье, В. А. Эспинас, Р. Вормс.
«Вообще социологическая мысль, призванная исследовать сущность социального, пожалуй, чаще всего наталкивалась на субъектный характер культуры, что более или менее явно проявляется во многих текстах».
В этом же ряду баденская школа неокантианства. Те, кто работает в парадигме трансцендентального (или критического) реализма (Р. Бхаскар, М. Арчер, У. Аутвейт и др.).
В культурологии – М. Ю. Лотман.
«Если отмести понятийно-терминологические различия и второстепенные методологические противоречия (например, условно приравнять культурные системы к локальным цивилизациям, а общество или социум в трудах социологов соотнести с внешним контуром культурной системы), то можно сказать, что субъектность культуры раскрывается в широком кругу исследований – от цивилизационных до современных социологических и политологических, в том числе и самых что ни на есть прикладных».
Согласно всем этим концепциям, социальное – автономно субъектное, а не размноженная субъектность индивидуальностей. Но эти концепции «плохо слышат». Нынче, однако, есть тенденция к уходу от субъектно-объектных схем.
Субъектность культуры выражается 3 атрибутами: целеполагание, самоорганизация, саморефлексия.
1. Принцип центрообразования
Это системный, эволюционный принцип формирования субъектности. На квантовом микроуровне это энергетический узел, сгусток поля, на биологическом - клетка, главная особь или группа в популяции.
Центр - главный элемент всякой структуры и высшее проявление ее самости, которому свойственны независимое от внешней среды целеполагание, самоорганизация и рефлексия. С появлением Культуры перестали преобладать центробежные силы, всегда побеждавшие на предыдущих ступенях эволюции: «…в процессе эволюции повышалась степень целостности популяций и вида».
Центр сместился в человеческий мозг, «дав импульс развитию индивидуальной самости». Открылась возможность развития субъектности самих культурных паттернов и их подструктур.
2. Формирование системности
Если культура - это просто сложный системно организованный объект, то, собственно, кто его системно организовал? Тоже можно спросить и о возникновении государства – «кем» была осознана угроза дезинтеграции?
3. Субъектность социума
Культура осуществляет свою волю через социум, который имеет собственную субъектность, а не является суммой субъектностей составляющих его членов:
«отношение к внешнему миру в значительной мере обуславливается не непосредственно индивидом, а воображаемым организмом «группы», чьим олицетворением является лидер или ведущее животное, и сознание этого организма функционирует для всех частей группы… член группы оказывается в одинаковой степени как во власти групповых реакций, так и бессознательных констелляций. То, что он досознателен и доиндивидуален, ведет к тому, что он воспринимает мир и реагирует на него таким образом, который является в большей мере коллективным, чем индивидуальным и в большей мере мифологическим, чем рациональным».
«Социогенез в надприродном мире – ничто иное как проявление субъектности культуры. Иными словами, субъектность культуры проявляется в «объективной» непреложности навязываемых человеку социальных императивов. И если человек в ментальном отношении живет в консенсусной реальности… то правила этого консенсуса диктуются культурой, которая в этом и проявляет свою субъектность наиболее ярким образом».
Социальное - это не продолжение индивидуального, это его антитеза, имеющая собственную субъектность. Человек часто видит лишь внешнее, упуская самоорганизационные системные законы. Например, первобытный человек, устанавливающий различные табу, сам с трудом понимал, зачем он это делает.
Одна из форм проявления субъектности культуры - институты и традиции инкультурации, которые исторически рано возникли и исправно действуют, несмотря на человеческую рефлексию по их поводу. Эта форма появилась примерно в верхнем палеолите в качестве обряда инициации. Таковой воздействует на ментальность, психику, даже обмен веществ, чтобы перемолоть природные программы в культурные. Однако современные люди с ментальностью, близкой к ВП и имеющие обряд инициации не могут не только объяснить его смысл, но и внятно пересказать его суть. Вывод - все, что происходит в его рамках, придумано не людьми, а системой культуры.
Государство - тоже результат действия культурно-системного. Слишком человеческое никак не может быть причиной его появления. Государственность воплощает собой инструмент саморегуляции культуры, ее сохранения и расширения.
Правители древности были лишь представителями безликих сил самоорганизации и были не более свободны, чем рабы.
Участники репрессий, члены суицидальных сект, погромщики и т.д. также не могут внятно объяснить свои действия. Они - результат процессов саморегуляции культуры. В XIX веке было много уголовных дел, связанных с песней о милосердной жене Аллилуевой (она бросила своего ребенка в огонь, когда за младенцем Христом, которого у нее прятали, пришли солдаты Ирода). Это аналогично вирусу, который заставляет муравья подползти к кормящейся корове.
4. Мозговые фильтры
«Мозг посылает в сетчатку управляющие импульсы, среди которых выделяются детекторные признаки. Они фильтруют входящий поток впечатлений, пропуская в мозг лишь то, что так или иначе корреспондирует с внутренними психическими образами. Последние же, большей частью неосознанные, как принято считать, хранятся в памяти... Из этого делается вывод о том, что мы живём в консенсусной реальности: реальности значений, а не вещей. Но следует/важно уточнить: не произвольно придумываемых людьми значений, а задаваемых культурой смыслов (напомню, что смысл не исчерпывается значением). При этом замечено, что восприятию непосредственно открывается не значение, а «ощущаемый смысл» (термин Ю. Гендлина), который потенциально содержит в себе весь возможный в данном контексте набор значений. Далее же сознание (по моему мнению, не столько само сознание, сколько культура посредством сознания) выбирает из этого расплывчатого множества те значения, которые оказываются наиболее адекватны контексту ситуации».
Согласно нейропсихологу К. Прибраму, мы практически не имеем дела с объектами, каковы они есть. Восприятие фильтруется нашим прошлым опытом. Мозг формирует своего рода «голографический образ» окружающей реальности. Он провел следующий эксперимент – показывал хаотично перемещающиеся точки на экране. Человек упорядочивает их в соответствии с некими внутренними образами.
К. Прибрам: «мы всё время конструируем собственную реальность из массы того, что, как правило, кажется хаосом. Однако этот хаос имеет свою структуру: наши уши подобны радиоприемникам, а глаза – телеприёмникам, которые выбирают соответствующие программы. Имея другие системы настройки, мы могли бы принимать другие программы».
