Размышлять не стоило

Размышлять не стоило. Незачем оно было. Собирать мне было нечего — только бросить прощальный взгляд на ворота — оказывается, вот для чего они всю жизнь являлись мне во сне... Тем более, когда глаза принцессы загорались таким вот восторгом...
— Вы умаетесь документы оформлявши. — Предупредил я.
— И пускай!
— Да... Пускай.

Сакишита удивлённо покосился на меня в зеркальце заднего вида, когда я плюхнулся рядом с Мику и захлопнул дверцу за собой. Но вопросов задавать не стал. И правильно. Не его это дело. Не его.

Глаза Мику восторженно горели, она сжимала мою ладонь, и не было силы, способной нас разлучить. И замирало сердце от того, как она смотрела, и сама собой на губы карабкалась улыбка — а казалось, давно уже разучился вот так улыбаться, от души, честно...

Сорок минут спустя я ощутил тяжесть на плече. Скосив глаза, обнаружил её — рядом, невероятно близко. Перенервничала, милая... Сказал я сам себе, целуя девушку в макушку. Ну ничего. Теперь всё зависит только от нас. Только от нас. Я откинулся на спинку и прикрыл глаза.

Я не знаю, что дальше будет со мной. Не знаю. Но пройдёт ещё немного времени, и всё станет правильно. Я, наконец, забуду. Что такое — думать.

Ничего не изменится больше. Этот мир теперь весь мой. Точнее... И мне почти не холодно. Во всяком случае, меня это больше не заботит. Если бы ещё не было так одиноко... Если бы... Подарил мне идеальное убежище, но сам обманул. Ты обещал, что придёшь к тем же качелям, где горят наши подписи. Ты обещал, что...

Сегодня двадцать седьмое октября. Я никогда не умру и ничего не забуду. Ничего. Помнишь — пальцы рук, дрожащих, а ты дышишь так, будто сердце твоё вот-вот выпрыгнет. И... Я не хочу это вспоминать. Просто я... обижена. Ты обманул меня. Обманул.

Прикосновения к перилам будят воспоминания. И несколько секунд спустя стеклянная преграда в памяти начинает таять, выпуская наружу то, что я умудрилась забыть. Меня будто бьёт током, когда пальцы вместо шершавой верёвки поймали за хвост образ. Меня — ещё такую юную и такую настоящую. И хмурого молодого человека рядом. Мы всегда так меняемся местами, что непонятно — кто из нас старше другого.

Когда мне становится грустно, я заселяю окрестный лес ржавой памятью — она висит на ветках гроздьями кубиков и шестерёнок, и еле видимый ветерок снимает с них стружку микрон за микроном. Это так полезно — вывесить память просушиться. Потому что даже битое стекло сдаётся под лаской времени и моря; само превращается в отражение того же моря, и в глубинах усмирённых режущих граней можно разглядеть иногда корабль, а иногда подводный город. Сегодня я не в настроении — миром владеет чёрная тоска, и первый снег выпал в октябре, едва дождавшись последней декады. Это потому что ты всё ещё не приходишь. Ты. Всё ещё. Не приходишь.

— Сеня-сан, зачем тебе вся эта аппаратура?
— Я хочу, чтобы одной девочке было комфортно и она не чувствовала себя ущемлённой.
— Что это значит, Сеня-сан?
Девочка-кроха, несмышлёная, но красивая, добрая и доверчивая
— Это значит, что одной девочке нужно много компьютеров, иначе она...
— Что?
— Не вырастет.

Ещё один пластиковый контейнер встаёт в стойку и начинает еле слышно гудеть. Таких стоек — насколько хватает глаз. Весь подвал забит. Девочка не понимает, зачем это всё, но Сеня-сан всегда делает только самое нужное.

— А когда эта девочка вырастет, Сеня-сан, можно я...
Девочка смущается и опускает глаза.
— Что?
— Можно... мы... будем играть вместе? С этой маленькой девочкой.
Ничего не ответив, Сеня-сан садится перед девочкой на корточки и порывисто обнимает её.

Память раскручивается всё стремительнее, стенки коридора, сквозь который падает девочка, слились в единый бирюзово-голубой фон.
— Сень, а Сень.
— Ну?
— Тебе не кажется, что мы однажды уже встречались?
— Не кажется.
Обрубает Сеня. Этот молодой человек сам не может объяснить, почему же его так тянет к этой девочке. Она странная, себе на уме. Поговаривали, что у себя дома она какая-то очень известная певица. Но здесь она наотрез отказалась выступать, несмотря на все уговоры вожатой. Сеня же прибыл с опозданием — говорили, что он делает это далеко уже не в первый раз.
— Я бы тебя запомнил.

Забравшись на дерево, молодой человек ловко отцепляет качели и бросает их вниз. Проверяет узлы — с прошлого года, но держат ещё крепко.
— Забирайся!
Командует он.
— Прокачу с ветерком!
Девочка послушно устраивается на дощечке, а ещё мгновение спустя у неё захватывает дух от краткого мгновения полёта.
— Сеня! Это так здорово! Сеня!
— Да.
— Хочешь, я тебя тоже покатаю?
— Да. Хочу.
Молодой человек крайне серьёзен.
— Я хочу, чтобы ты через год встретила меня здесь же. Тогда и покатаешь. Встретишь?
— Но я не знаю... А если не получится?
— Тогда через год. Через два. Я буду ждать столько, сколько потребуется.
Он останавливает качели и заглядывает ей в глаза.
— Я буду ждать сколько нужно, слышишь?
— Слышу, Сенечка.
Он уже не «сан» и даже не «сэмпай». Он Сенечка, Сеня. Иногда — Сенька.

И наврал. Наврал. Копящиеся слёзы хлынули потоком, разъедая картину вокруг. Сначала стали исчезать далёкие предметы. За ними предметы поближе. Потом Лес Памяти. Дольше всех держались качели. Девочка забралась на них с ногами, пытаясь уберечься от всепоглощающей пустоты. Но скоро пустота подобралась к девочке вплотную, будто в раздумье, и...

Девочка открыла глаза. Проверила ещё раз базы данных — несколько кластеров вышли из строя, но запасных винчестеров хватало. Проверила системы жизнеобеспечения — на поверхности бушевал радиоактивный шторм, и системы очистки воздуха трудились вовсю. Всё шло в штатном режиме. Сенька был не в духе. Он таращил на неё свои мёрзлые глаза и молчал. Как и последние триста лет. Разморозить бы его, просто пообщаться... Но в помещении был почти ноль по Кельвину — в иных условиях энергия тратилась катастрофически быстро. А девочке ещё предстояло выполнить свою задачу. Стать полезной. Она приглушила инфракрасные светильники и убрала подачу воздуха в помещение — гул с поверхности сразу отодвинулся и стал незначительным.
— Начать симуляцию.

И стал понедельник, май, Петербург, утро. Удар лбом по ногам был таким сильным, что она чуть не упала. Но ни слова досады не сорвалось с губ девушки. Она села на корточки и заглянула в глаза обидчику:
— Ты потерялся, малыш?
А в почти безвоздушном пространстве лишь вибрация донесла до сердца, спящего вот уже как триста лет: "Спасибо...".