#издач_говно

Как я обосрался после бани. 18+

Лицам с тонкой душевной организацией просьба не читать.

Было это на прошлые новогодние праздники. Пошел я, как всегда по субботам, в баню. Попарился, ничто не предвещало катастрофы. Едем назад. Мне Вован говорит:

— Давай включу подогрев сидения, чтобы яйца после бани не отморозить.

Включили подогрев и почувствовал я приятное тепло в районе жопы. Едем, говорим, в яйки греет – красота в общем. Но тут услышал я угрожающие рыки в районе живота. Праздники вообще способствуют беспорядочным гастрономическим связям. В бане же я выпил пиво и съел пару желтых полосатиков.

Видимо подогрев сподвиг на размножение специальные бактерии, которые умеют превращать нормальное говно в понос. Это еще науке надо разобраться – каким образом твердая масса за считанные мгновения превращается в жидкую дрисню, которая норовит сию секунду вырваться наружу.

— Выключай, — говорю, — Вован, подогрев, а то яйцам душно.

Выключил, не помогло. Цепная реакция не остановилась и срать хочется все сильнее. Дай, думаю, использую проверенное средство – стравлю давление в системе. Подпердану маленько то есть. Но для этого желательно выйти из машины, а то Вован таких движений не поймет. Мы как раз через центр проезжали, где народные гулянья. Мне оттуда до дома дойти быстрее чем доехать. Дай, думаю, выйду, воздухом подышу да устрою контролируемый подрыв Йеллоустоунского супервулкана.

Попрощался я с Вованом, забрал сумку с банными вещами и влился в толпу гуляющего народа. А срать охота сильно, аж колени сводит. Сосредоточился я, и открыл жопный клапан на минимально возможную величину. Вместо вожделенных газов поперла жидкость. Я плохо разбираюсь в агрегатных состояниях говна, но это и говном то трудно назвать. Дрисня, пройдя через фильтр трусов, потекла по ногам. Пиздец, обосрался я.

Стоит заметить, что обсирался я последний раз во втором классе. А это, ни много ни мало, четверть века назад. Так что событие в моей жизни редкое и пренеприятное. Серанул я короче в трусы, и чувствую что это только начало. Вулкан разогревается и провел пробное извержение.

А срать дальше я никакой возможности не имею. Говно уже под коленями протекло, я его джинсами промокнул, но дальше его пускать нельзя – натечет в ботинки, а их шибко жалко. Они дорогие и новые, а ходить в продристанных ботинках я потом точно не смогу. Короче надо стоять насмерть и дальше голени дерьмище не пускать. Либо разуваться и идти босиком по морозу как Порфирий Иванов, оставляя коричневые следы. После бани заболеть пневмонией мне не очень хотелось. Потому ботинки снимать я не стал.

Иду, значит, сквозь новогоднюю толпу обосранный, но виду не подаю. Бодро так иду. Вокруг канонада петард и фейерверков и я ищу сральник, рискуя с каждым взрывом повторно обделаться. До кинотеатра или кафе, чувствую не добегу. Потому как я не Юлий Цезарь и могу делать нормально только одно дело – либо сдерживать сранье, либо быстро передвигаться.

Стал я искать темное местечко. А они как назло уже все заняты. Где-то сцали, где-то курили, где-то распивали. Мне, срущему, на этом празднике жизни места не было. Да и народ нынче вредный пошел – чуть что достает телефоны и начинает снимать. Неохота мне сегодня звездой ютуба становиться. Плетусь, сумку по снегу волочу – здесь как в космосе, каждый грамм лишнего веса может привести к тотальному обсиралову.

Вижу крытый павильон, в котором на пони детей катают. Он совсем маленький и круглый. Воняет конским дерьмом, а внутри на опилках по кругу ходит унылый грустный конек-горбунок. Я здесь вчера малого катал. Дай, думаю, на правах постоянного клиента зайду за этот павильончик посрать. Больше никуда не убегу. Да и музыка громкая играет, запах навоза тоже кстати. Можно смело срать и пердеть.

Захожу за эту арену, а там еще один пони стоит. Видимо перекур у него. Я его аккуратно обошел, спустил штаны и присел. Точнее спустил штаны, начал дристать на стену и уже в процессе присел. Пони очень удачно загородил меня от улицы своей жопой. Сижу, сру и смотрю этому пони в глаза. Он конечно прихуел, но виду не подает. Стрижет ушами и даже высрал маленькую круглую какашку в знак солидарности.

Я посмотрел на ту какашку. Дорогой ты мой парнокопытный друг! Мне б такое твердое говно иметь. Я бы горя не знал. Достал себе из трусов и выбросил. Даже прицельно метнул в кого-нибудь. А то я струей жидкости скоро пробурю скважину похлеще Кольской сверхглубокой.

Досрал я, опасность миновала, остались так, маленькие жизненные неурядицы. Жопу вытереть надо да трусы промокнуть, чтоб хоть как-то до дому добраться. Снега, как назло, мало было. Тот, что был я весь обдристал. А толку вытирать говно говном? Вспоминаю про сумку. Вроде бы жалко вещи, ну да ладно. Что достану тем и вытру. Достаю я шапку банную. Она у меня коричневая была, под цвет говна. Ну, думаю, это судьба и давай ей жопу вытирать да труселя. Прямо в эту шапку твердые фракции из трусов и стряхнул.

Собрался уже идти посрамши, как заходит за палатку мужичок конезаводчик. Видимо хотел забрать моего шерстяного напарника по сранью на работу – возить детвору. Он остановился и смотрит на меня. А я значит на него.

— Ты чего, — спрашивает, — здесь, мужик, сидишь?
Я не растерялся. Достал из сумки два апельсина и пони их предлагаю.
— Пони вашего кормлю, — деловито так отвечаю, — после бани остались, вот решил угостить конячку витаминами.

Пони, правда, подыграл, принял у меня из обговняных рук эти апельсины и начал жевать с аппетитом. Прожевал он цитрусы, а мужик все не уходит – заподозрил неладное. Кормить зверя больше нечем. Предложил я ему шапку пожевать. Тот гневно фыркнул. Видимо после апельсинов был слишком резкий аромат.

Ладно, что поделать? Потрепал пони по гриве, да и гордо встал во всей красе. Натянул штаны, забрал сумку, попрощался и ушел. Прошел метров двадцать, оглянулся, мужик за мной не бежит, уже хорошо. Ковыляю домой. Недолго мучиться осталось. Иду и думаю, что штаны то я поднял, неплохо было бы еще и трусы с колен подтянуть, ну да ладно, дойду.

Подхожу я к подъезду. Говно на морозе прихватилось, штаны гремят, но зато воняют меньше. Надо их дома быстро утилизировать, пока не разморозились. А то супруга пронюхает, что я обосрался. Жена это ведь не мама – таких ошибок не простит. Засмеет потом. Да и сын трехлетний тоже будет в шоке. Ладно, папа может выпимши придти или ночью. А здесь обосранный. Неизвестно какая у ребенка травма на всю жизнь останется. Надо дома затихариться и скрыть следы преступления.

Открываю двери и бегом в ванную. Снимаю с себя всю эту тряхомудию. Штаны в стиралку – а там засада. Белье свежевыстиранное и положить в него говняные джинсы нет никакой возможности. Сгреб я труселя с джинсами в охапку и бегом на балкон. А он у меня застекленный и, как назло, опрятный. Ни тебе лыж, ни тебе велосипеда с картошкой. Никаких декораций, за которыми можно было бы скрыть вонючие штаны. Только бельевые веревки, куда сейчас, судя по всему, жена белье повесит. А говно оттаяло и начинает уже недвусмысленно пованивать.

Слышу спиной – жена в комнату вошла. Я бегом окно открыл и пустил снаряд по высокой траектории, так чтобы отлетело подальше. Завтра буду мусор выносить и выкину тоже. Махнули мне джинсы штаниной на прощание и скрылись во тьме. Жена подозрительно так спрашивает - какого это я хрена голый после бани по холодному балкону шляюсь. Говорю, просто так, снег пошел красивый, вот и наблюдаю. А снег и правда припустил нехилый.

Отпустила меня жена с миром. Видит что-то не так, а что именно понять не может. Я бегом мыться, а то говно уже свербит во всех местах. Помылся, отдышался, и моя жопа с благодарностью встретила чистые трусы. Собрался уже спать идти после пережитого триллера, как раздался звонок в двери. Открываю. А там радостный сосед напротив с моими обосранными штанами в обнимку.

— Иду домой, — говорит, — вижу штаны лежат. Видимо сушились у кого-то на балконе да ветром сдуло. Гляжу - у тебя одного окно на балконе открыто.

И гордо мне эти злополучные штаны протягивает. Видимо думает, что перфоратор мне теперь можно вообще не отдавать за такие заслуги перед отечеством. Сгреб я джинсы, наспех попрощался и опять все по новой. Но не тут-то было. Застала меня жена на месте преступления.

— Ты чего это, — кричит, — штанами на улице разбрасываешься?

Явно заподозрила какую-то историю с блядством. Сама еще не знает какую, но вижу, что туда клонит. Чувствую, как семейные скрепы шататься начали.

— Ладно, — вздыхаю, — шутки в сторону. Обосрался я.
Жена аж засветилась от счастья. Штаны понюхала – доказательства налицо.
— Чего ж ты сразу не сказал, дело то житейское?
— Стыдно мне было, не по-джентельменски как-то. И сразу же ставлю в известность, что еще где-то на улице имеется артефакт в виде моих обосранных трусов.

Это так, на всякий случай сказал. Посмеялись мы, да и спать легли. Джинсы жена постирала. Сейчас вот как раз в них сижу. А трусы нашлись весной, когда снег сошел. Так что все закончилось хорошо. Только шапку банную жалко. Она у меня из кроличьего пуха была.