Тающий шоколад
Больше переводов в ТГ канале - Short_Story
Том 3. Экстра 3.3. Семья
Итак, в ту пятницу. Само собой разумеется, Ким Джингук должен был быть со мной. Но прямо перед тем, как мы с ним должны были прийти в ресторан, ему позвонили и сообщили, что его мать попала в аварию. Ким Джингук говорил, что ничего серьёзного и всё в порядке, но я не мог оставить его рядом, видя его полное беспокойства лицо.
- Правда, всё в порядке, идите. Честно, я никому не скажу.
Я думал, что ничего не случится от простой встречи, где мы поедим и немного выпьем. Я долго уговаривал его, что всё в порядке, но Ким Джингук не мог успокоиться и колебался. В конце концов я буквально втолкнул его в такси и отправил, а сам направился в ресторан, на который мне указал Чон Сынхо.
Как только я вошёл внутрь, знакомое лицо радостно обратилось ко мне. Мы несколько раз разговаривали и даже представлялись, но я не мог вспомнить имя.
Я неловко поздоровался, и тот парень назвал своё имя.
- Хён, вау, я не думал, что ты правда придёшь. Чон Сынхо молодец. Это я, Игён. Ким Игён. Забыл имя, да?
Его вопрос, словно предполагавший, что так и должно быть, заставил меня почувствовать неловкость. Я смущённо улыбнулся и извинился, но Ким Игён лишь бодро улыбнулся и махнул рукой.
- Всё в порядке, бывает. Эй, эй, хён Хи Су пришёл!
Поскольку я поступил в двадцать два года, мои однокурсники были на три года младше меня. Вид двадцатилетних ребят, оживлённо здоровающихся, был довольно милым. Меня за руку усадили на место, и откуда-то тут же появились тарелки, палочки, пивные и соджу-стаканы, стакан для воды, напитки… Такое чрезмерное внимание и доброта были немного обременительными.
- Вау, блин. Хён, сегодня ты без того Чжингука-хёна? Как так вы раздельно? А, кстати, я давно хотел спросить: а вы кто друг другу?
- Точно! Говорят, Чжингуку-оппа двадцать пять, но он же обращается к тебе на «хён»! Что это значит? Родственник? Что-то в этом роде? Э-э, но у вас разные фамилии.
- Эй, ты что, идиот? Если разные фамилии, то лучше звать его дядей или как-то так
От этого бесконечного потока вопросов у меня поехала крыша. Что же ответить? Я странно нервничал и, чтобы смочить горло, поднял стакан для воды, но внутри оказалось не вода, а соджу. Первый глоток показался горьким, и я хотел поставить стакан, но в момент глотка почувствовал странную сладость и одним махом осушил его.
- О, обалдеть, хён, да ты пьёшь как зверь!
Слыша подбадривающие возгласы рядом, я запил водой. Тем временем болтовня однокурсников не прекращалась. «Кто-то сказал то, кто-то сделал это». Я кивал на услышанное и отвечал на вопросы, на которые мог ответить, и время текло, как вода.
Время шло не так плохо, как я ожидал. Однокурсники, которые, как я думал, будут относиться ко мне настороженно, оказались добрыми и дружелюбными, они всячески старались, чтобы я чувствовал себя комфортно. Проблемы начались примерно через час.
- Вау, блядь, такая редкость видеть твоё лицо? А? Рад мне?
Моё радостное настроение мгновенно улетучилось от грубого обращения того типа. Однокурсники замолчали и смотрели на меня взглядом, умоляющим о понимании. «Кто это?» Я не знал его в лицо, и мне было неприятно, что он испытывает ко мне враждебность.
- Пак Тонгю, Хи Су-оппа на год старше тебя, с какой стати ты на «ты»?
Девушка, представившаяся старостой экономического факультета, отчитала его, но тот тип, Пак Тонгю, фыркнул, явно питая ко мне сильную неприязнь, и ответил:
- Какая разница? Он на три курса младше меня, я что, должен называть его «старшим»? У нас на экономе есть своя иерархия.
Это была не армия, и я не понимал, какая тут может быть «иерархия», но, не желая усугублять ситуацию, я просто опустил глаза.
Его поведение напомнило мне Ким Чжихуна, и мне стало не по себе. Потому что с такими, как Ким Чжихун, стоило вступить в контакт, и они начинали навязчиво липнуть. Но, видимо, и это не устроило Пак Тонгю.
- У этого парня действительно нет никаких манер. На парах он тоже игнорировал меня, нахуй, и здесь продолжает? Я с ним заговариваю, а он меня в упор не видит, так зачем он вообще сюда пришёл?
Он поднялся с места, взял полную кружку пива и направился ко мне, его походка была неустойчивой. Похоже, он был уже пьян до нашего прихода.
- Хён, потерпи немного, этот старший… он такой, - прошептал рядом Ким Игён. Я молча кивнул, но Пак Тонгю уже подошёл, оттолкнул Ким Игёна и уселся рядом со мной. От него разило сигаретами и перегаром, и я невольно поморщился. Заметив это, Пак Тонгю скривился и грубо поставил кружку на стол.
Жидкость, пролившаяся через стол, обильно залила мои брюки. «За что он ко мне так привязался?» Не понимая, я стиснул зубы и уставился на него, а Пак Тонгю, бормоча ругательства, ответил мне тем же.
- Блядь, опять так смотришь. Эй, ребята, только у меня от глаз Юн Хи Су портится настроение?
По спине пробежало неприятное ощущение. Пак Тонгю говорил то же самое, что и Ким Чжихун. Прошло много времени, но те беспочвенные обвинения, которые я слышал десятки, сотни раз, не так-то легко было забыть.
«Не смотри на меня так, противно», «Одни твои глаза уже бесят» - всё это были слова Ким Чжихуна. Меня вдруг затошнило, от хорошего настроения не осталось и следа.
Я до сих пор не мог понять Ким Чжихуна, который, казалось бы, симпатизировал мне, но при этом издевался и избивал меня. Возможно, этот вопрос на самом деле был предназначен ему. Мой голос, обращённый к Пак Тонгю, прозвучал с лёгкой дрожью.
Поскольку я общался только с Шин Гёном и его семьёй, я впервые за несколько лет оказался перед человеком, испытывающим ко мне враждебность. Ситуация, которая была до боли привычной до двадцати лет, сейчас казалась совершенно чужой. Но, в отличие от тех времён, мне больше не нужно было сдерживать гнев. Потому что теперь был тот, кто защитит и оградит меня.
Услышав мои слова, Пак Тонгю фыркнул с видом полного недоумения, а затем снова начал стучать кружкой по столу и говорить:
- Блядь, ты всегда так смотришь, противно! Каждый раз, когда я заговариваю, ты меня игнорируешь!
- Никогда такого не было. Должно быть, у тебя просто мудацкий тихий голос.
Бывали случаи, когда разговор с однокурсниками прерывался, но я никогда не игнорировал кого-то намеренно. Я широко раскрыл глаза и парировал, а Пак Тонгю, казалось, опешил и бормотал ругательства про себя.
Возможно, из-за того, что я каждый день тихо сидел рядом с Ким Джингуком, я казался ему лёгкой мишенью. Но причина, по которой я терпел выходки Ким Чжихуна после отчисления в старшей школе, заключалась лишь в том, что у меня тогда ничего не было. Обычно я не оставлял без внимания тех, кто искал со мной ссоры. …Вот почему у меня, по сути, не было друзей, кроме Ким Чжихуна.
Пак Тонгю, видимо, не ожидал, что ему нагрубят, и, покраснев, огрызнулся:
- Какой ещё тихий? Несёшь чушь. Зачем ты вообще сюда пришёл, блядь? Ты всегда жмёшься за спиной Ким Джингука, я думал, у тебя аллергия на людей. Сегодня осмелел, да?
Ах, упоминание имени Ким Джингука протрезвило меня. Так это был тот самый парень. В начале семестра он пристал к Ким Джингуку, тот слегка толкнул его за плечо, и он упал.
- Так это ты… тот, кого избил Джингук.
Его красное лицо теперь напоминало помидор на грани взрыва. Меня чуть не вырвало. С мыслью, что я зря теряю время, я твёрдо предупредил его.
- Если тебе обидно, иди и выясняй это с Ким Джингуком. Не приставай ко мне.
Видимо, задев его самолюбие тем, что я указал на факт, Пак Тонгю вскочил с места и закричал. Я вытер брызги слюны, попавшие на лицо, и нахмурился.
Мне захотелось домой. Чон Сынхо, который должен был прийти после последнего экзамена, всё ещё не появился, но я больше не хотел находиться в одном помещении с таким типом. Мне не нужно было стараться поладить с тем, кто меня ненавидит.
Быстро приняв решение, я взял сумку и поднялся с места. Ким Игён с грустью смотрел, подняв брови домиком, а вокруг послышались шёпоты: «Пак Тонгю всё-таки устроил сцену». Но я подумал, что больше никогда не приду в такое место, и это меня больше не касается, поэтому я повернулся, чтобы уйти, как вдруг Пак Тонгю крикнул голосом, полным ярости:
- Ты же поступил за взнос, да? Тупой ублюдок!
Откуда он это узнал? В замешательстве я обернулся и почувствовал на себе множество взглядов. Пак Тонгю продолжал с торжествующим видом:
- Блядь, ты даже не набрал проходной балл пятого уровня и заплатил, чтобы тебя приняли! Думал, не узнаем, если не скажешь?
От этих слов моё лицо запылало.
Поступление за взнос… Хотя Шин Гён потратил на меня большие деньги, и я старался изо всех сил, чтобы оправдать это, я часто думал, что не заслуживаю права учиться в этом университете. Ощущение, будто мои сокровенные мысли выставлены напоказ, заставило сердце бешено колотиться.
Мне казалось, что все однокурсники, которые до этого были добры ко мне, теперь смотрят на меня свысока. Более того, даже незнакомый мужчина, смотрящий на меня сбоку, словно насмехался: «Так вот ты какой, тупица, который даже не набрал проходной балл? Неужели такие кретины действительно существуют?»
Мне следовало что-то возразить. Спросить, есть ли у него деньги на взнос, или есть ли у него красивый парень, который оплатит ему поступление.
Но в итоге я не сказал ни слова и вышел из ресторана. Староста факультета выбежала за мной, пытаясь утешить, но от стыда я даже не мог разобрать её слов.
Пробормотав это, я развернулся и побежал. Выйдя на дорогу, я поймал такси и направился домой.
В задней части салона громко звучало радио. Я крепко сжал губы, украдкой вытирая слёзы. Мне было стыдно. От мысли, что все узнали, что я ничего не умею, что я тупица… Теперь однокурсники знают, что я поступил за взнос, наверное, они не захотят со мной общаться.
Возможно, кто-то даже возненавидит меня. Может, из-за того, что я поступил, кто-то не прошёл и остался за бортом.
Я вышел у ворот жилого комплекса. Отдавшись влажному и знойному летнему ветру, я снова и снова вытирал мокрые щёки. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя перед возвращением домой, поэтому я сел на скамейку в парке и сделал несколько глубоких вдохов.
Я думал, что всё в порядке, но, видимо, тот факт, что я не набрал даже проходной балл, оставил во мне глубокую травму. Хотя я записывал все лекции, переслушивал их и учил до дыр, и мои оценки, кажется, были неплохими, но ведь я изначально поступил не своими силами…
Мне было грустно. Почему я такой тупой? Почему я так плохо учусь? Чувство неполноценности, которое давно меня не посещало, обрушилось, как ливень.
Но какой смысл в этой грусти? Ничего не изменится. Я не могу изменить данные от природы способности, и всё, что мне остаётся, - это стараться ещё усерднее. Чхон Седжу, выпускник Медицинского колледжа Университета Хангук, говорил, что учёба - это привычка, и старание - тоже привычка. Как он и сказал, если я буду продолжать учиться и учиться, настанет день, когда я буду делать это так же естественно, как дышать… Подбодрив себя, я поднялся с места.
Всё в порядке, не стоит обращать внимания на таких, как Пак Тонгю. Не позволим таким типам влиять на нас.
Однако эти решительные мысли оказались смешными: как только я открыл дверь и увидел встретившее меня нежное лицо Шин Гёна… слёзы хлынули ручьём.
- Господин, хык-к, господин председатель…
Я скинул обувь, подбежал и обнял его. Шин Гён на мгновение удивился, но затем молча поднял меня. Обхватив его ногами за талию и обвив руками шею, я долго плакал.
Я не хотел капризничать или жаловаться ему. Мне было достаточно просто его присутствия. Мне было достаточно его объятий. Каким бы неполноценным и недостаточным я ни был, Шин Гён любит меня таким, какой я есть… И этого объятия, в котором я мог это чувствовать, было достаточно.
Он спросил это, не выпуская меня из объятий, и сел на диван. Он позволил мне прижаться щекой к его груди, чтобы мне было удобно, и безостановочно гладил меня по спине. Я ничего не рассказал Шин Гёну. Если бы я заговорил о Пак Тонгю, мне показалось, что он убьёт того парня, поэтому я лишь мысленно выговорился, а вслух покачал головой и сказал, что это пустяк.
Но тут меня осенила мысль. До встречи с Шин Гёном я не был избалованным. Я ни от кого не зависел и редко капризничал. Раньше я думал, что это потому, что я был взрослым, но теперь, оглядываясь назад, понимаю: возможно, так было потому, что рядом не было человека, который принял бы мои капризы.
Ни мать, ни отец не были ласковы со мной, а тётя-домработница, единственный взрослый, который проявлял ко мне дружелюбие, часто была со мной сдержанна, опасаясь реакции матери. Возможно, сейчас я просто выплёскиваю на Шин Гёна все те капризы, которые не мог позволить себе тогда.
Я терся мокрой щекой о его грудь, рыдал, слушая стук его сердца, и, ощущая тепло, вытряхивал всю накопившуюся обиду. «Ну и что, что я плохо учусь? Даже если я буду круглым дураком, не знающим таблицу умножения, Шин Гён будет любить меня и всегда будет относиться ко мне нежно». Этого было достаточно.
Когда рыдания утихли, Шин Гён взял меня за щёку и поднял моё лицо. Я слабо кивнул, и его большой палец нежно провёл по моим всё ещё влажным глазам. Вскоре он убрал палец, испачканный слезами, и своими губами вытер оставшуюся влагу с моих век. Затем он перешёл к переносице, оставил несколько поцелуев и прикусил мою губу.
Я раскрыл рот, и его горячий язык полностью заполнил его. Он пощекотал нёбо, прошёлся глубоко, почти касаясь горла, а затем снова принялся сладко покусывать и посасывать мою нижнюю губу. Его поцелуи всегда были сладкими. До головокружения, до невозможности дышать от этого насыщенного сладкого аромата.
Когда я, задыхаясь, моргнул, он мягко улыбнутся и отстранился.
Его пальцы слегка коснулись волос, влажных от пота. Он прижался лбом к моему и прошептал тоном, словно доверяя важную тайну:
- Если кто-то пристаёт… просто ударь. Трогать тебя нельзя, но за удар я закрываю глаза.
Иногда мне кажется, что его способ баловать меня немного извращенная, но мне всё равно. Ведь я люблю даже эти извращенные части Шин Гёна.
Шин Гён не стал расспрашивать меня о том, что произошло в тот день, и я подумал, что всё забылось.
Прошло немного времени после окончания семестра. Шин Гён ушёл на работу, и я, под предлогом изучения английского, смотрел сериал без субтитров и уплетал мороженое, когда вошёл Чэ Бомджун.
- Да. Я смотрю фильм, так что не могли бы вы помолчать?
Я обернулся и поднёс палец к губам. Чэ Бомджун усмехнулся и подошёл ко мне. Он уселся на спинку дивана и, хихикая, спросил:
- Говорят, ты поссорился с другом и плакал?
Вообще-то мы не ссорились… ну, нечто похожее было… Нет, нет. Но я же ничего не говорил Шин Гёну, откуда он узнал о ссоре? Ким Джингука там тоже не было, так что подслушать не мог. Что-то тут нечисто. Я прищурился и уставился на Чэ Бомджуна.
- …Он не друг, и мы не ссорились.
- Но всё же, говорят, тебя довели до слёз?
Довели? Это было ещё смешнее. Я фыркнул и отрицательно покачал головой.
- Господин председатель, кажется, сильно беспокоится. Говорит, не дать ли вам с собой в университет нож, раз уж на то пошло.
Что, он предлагает, чтобы я, если мне будет неприятно, пошёл и кого-нибудь пырнул? Я смотрел на него с открытым ртом в полном недоумении, а Чэ Бомджун, хихикая, добавил:
- В следующий раз не плачь, просто ударь или пырни. Не беспокойся о компенсации.
Прямо не может дождаться, чтобы превратить меня в преступника. Говорят одно и то же. Я мог лишь беспомощно усмехаться, а Чэ Бомджун, развернулся и направился в кабинет. Я спросил ему вслед:
- Но откуда вы узнали? Я же ничего не говорил господину председателю…
- Первым, кто получил звонок о «аварии» матери Джингука, был я. Ты думаешь, господин председатель просто так отправил бы тебя туда без всякой подстраховки? А теперь, мне тоже скоро будет некогда, так что будьте потише, пожалуйста.
Значит, кто-то следил за мной откуда-то? Но я же никого не видел! Я хотел спросить Чэ Бомджуна, что он имеет в виду, но он бесшумно юркнул в кабинет. Мне стало так интересно, что я подбежал к двери и повернул ручку, но замок был заперт, и дверь не открылась. Вот же подлый тип.
Ворча, я слегка пнул дверь и стал ждать Чэ Бомджуна в гостиной. Спустя некоторое время он вышел, посмотрел на меня с неодобрением, бросил: «Я ухожу», - и собрался уходить.
- Нет, расскажите хоть что-нибудь перед уходом. Кто это был? Неужели среди моих однокурсников был тот, кто за мной следил?
Неужели Чон Сынхо? Нет, я очень на это надеялся. Мысль о том, что за мной тайно следил не камера, а живой человек, вызывала мурашки. Но Чэ Бомджун, казалось, и не думал рассказывать, он плотно сжал губы и делал вид, что ничего не знает. Я последовал за ним в тапочках до подземной парковки.
- Директор Чэ, разве вы не можете сказать? Господин председатель же не услышит.
- Господин Юн Хи Су, не кажется ли вам, что вы сильно недооцениваете своего хозяина?
Недооцениваю? В каком смысле? Я прилип к нему, готовый схватить за пиджак, и он в панике сел в седан. «Если уж так, лучше бы вообще не начинал разговор». В сердцах я постучал по капоту, но он лишь показал знак «убирайся», завёл машину и уехал.
Я с раздражением смотрел, как удаляется машина Чэ Бомджуна, как вдруг появился белый автомобиль, двигавшийся так резко, словно собирался протаранить его. «Молодец», - мысленно подбодрил я его, как вдруг Чэ Бомджун громко нажал на клаксон. Владелец опустил окно, показал средний палец и направил машину ко мне. Вышедшим из неё, по иронии судьбы, оказался Чхон Седжу. Он, поправив волосы и надвинув кепку, нахмурился, увидев меня.
Мне по-прежнему было страшно перед Чхон Седжу. Я застенчиво поклонился, он кивнул и направился ко мне. Поскольку нам всё равно нужно было ехать на одном лифте, я пошёл вместе с Чхон Седжу, и он внезапно спросил:
Это была простая фраза, но её смысл явно мало отличался от вопроса Чэ Бомджуна. Как узнал Чхон Седжу? Он что, следил за мной? Нет, не может быть. Фраза «Кто тебя обижает?» звучала так, будто он где-то об этом услышал.
- Господин Чхон… где вы это услышали?
- А что? Ты пришёл домой, разнюнившись?
«Разнюнившись»… С его ужасным выбором слов Чхон Седжу быстро огляделся, нет ли кого вокруг, и, убедившись, что никого нет, открыл рот.
- Утром мне нужно было поговорить с Чэ Бомджуном, зашёл в офис и услышал. Шин Гён включал запись и спрашивал, разве это не мило.
Перед Шин Гёном или Чэ Бомджуном Чхон Седжу обращался к нему «господин председатель», но когда рядом был только я, он всегда называл его Шин Гёном или «господином Шином». Конечно, я подозревал, что Шин Гён слышал все его слова через камеры наблюдения, но не говорил ему об этом.
- Хныкал и бормотал. Что-то вроде «кто-то орал, что ты поступил за взнос».
- Я…? Я…? Я же ничего не говорил.
Это было абсурдно. Боясь, что Шин Гён убьёт Пак Тонгю, я всё, что связано с тем типом, держал при себе. Из моего рта вышли только рыдания. Я отрицательно покачал головой, и Чхон Седжу, приподняв бровь, театрально повысил голос:
- Что за чушь. Ты же рыдал: «Хык, хык, он, хык, сказал, что я поступил за взнос… что я дурак» и всё такое.
Более того, последняя часть даже не соответствовала действительности, а была лишь моим личным ощущением. Неужели я… напился и болтал?.. Я действительно выпил много соджу с Ким Игёном и другими однокурсниками. Но… «Это невозможно», - подумал я, как вдруг вспомнил один давний случай.
Почти три года назад, когда Шин Гён отругал меня за разговор с охранником, я точно помнил, что мысленно назвал его «извращенцем», а он отчитал меня за невоспитанность. Тогда я не придал этому значения, но… блядь.
Выходит, я вслух проговаривал свои мысли…
Как только я осознал своё пьяное бормотание, моё лицо запылало. О чём вообще думает Шин Гён? Зачем… зачем слушать такое в присутствии других? Я закрыл лицо руками и не мог вымолвить ни слова, пока не прибыл лифт. Я вошёл следом за Чхон Седжу, всё ещё сжимая губы от стыда, но, видимо, он истолковал моё молчание иначе.
- Если кто-то тебя донимает, скажи мне.
Для пугающего Чхон Седжу это была довольно обнадёживающая фраза. Возможно, благодаря тому, что мы часто сталкивались за последние три года, он иногда относился ко мне как к младшему брату. В груди зародилось тёплое, мягкое чувство благодарности, но в тот же миг он скосился на меня и добавил:
На этот раз дело дошло даже до «прикончу». Я хотел переспросить, серьёзно ли он, но выражение лица Чхон Седжу было настолько серьёзным, что я просто кивнул. «Хорошо», - пробормотал я. Мы прибыли на 41-й этаж, и Чхон Седжу вышел первым.
Дверь закрылась, и, поднимаясь на 43-й этаж, я почувствовал, что моё настроение улучшилось.
В моём окружении никогда не было ни одного по-настоящему нормального взрослого. Ни отец, ни мать, ни даже Джэгу, директор центра. Сейчас мало что изменилось. Шин Гён, Чэ Бомджун, Чхон Седжу - все они показывали мне настолько аморальные стороны, что их трудно было назвать нормальными.
Но сейчас было гораздо лучше, чем в прошлом.
«Бей, режь, убивай». Эти слова пугали, но все они были сказаны из их своеобразной заботы обо мне.
Пусть они и необычные люди, но осознание того, что есть те, кто любит и защищает меня… вызывало у меня чувство сладости и счастья, сравнимое с поеданием шоколада.