Мой прекрасный маньяк
Больше переводов в ТГ канале - Short_Story
Том 1. Глава 3.6
Экипаж мчался по городским улицам. Пока они пересекали реку по кратчайшему пути, голоса уличных торговцев и зазывал громко раздавались вокруг. Они несколько раз перекрывали путь экипажу, и Габриэль становился всё более беспокойным.
«Что, если из-за задержки ещё один ребёнок исчезнет?»
«Что, если он попадёт в чужие руки и лишится жизни?»
Экипаж остановился. Габриэль поспешно выпрыгнул, на мгновение пошатнулся и замер перед часовней Мизера. Хотя не было времени службы, доносились прекрасные песнопения.
С колокольни часовни, окрашенной в багряный закат.
Тёмный силуэт возвышался между колоколом и стеной. Хотя расстояние было большим и разглядеть было трудно, он был уверен, кто это. Габриэль оттолкнулся от земли и помчался к колокольне. Едва он поднялся на несколько ступеней, как разгневанный звонарь преградил ему путь.
- Что это за безрассудство! Отец Мартин велел никого не пускать...!
Он увидел, как Клаус достаёт из кармана визитницу. Габриэль наклонился и проскользнул под рукой привратника. Он бежал по винтовой лестнице изо всех сил, голова кружилась, а на лбу выступил пот. Тошнота подступала к солнечному сплетению. Но он должен был бежать, даже если придётся извергнуть всё содержимое желудка.
Бегал ли он когда-нибудь в жизни так отчаянно и яростно? В памяти Габриэля был лишь один такой случай. Тогда он бежал. Чтобы выжить, спасаясь от того, что угрожало ему.
Но сейчас он преследовал. Он бежал, чтобы что-то защитить.
Габриэль, шатаясь, с трудом поднялся на последний этаж. Облокотившись о стену, Габриэль тяжело дышал. Стиснув зубы, он поднял голову и увидел мужчину со знакомым лицом. С лицом белым, кротким и добрым.
- Что ж, рад снова видеть вас, мистер Валентин.
Мартин стоял там и улыбался. В его объятиях была деревянная статуэтка птицы. Из раскрытого клюва птицы бесконечно лилась священная песня, восхваляющая милосердие богини.
Габриэль остановился. Резкий голос вырвался сквозь зубы.
- Священный предмет, предупреждающий меня об опасности. Он совершенно безвреден, так что можете не волноваться. Я ни в коем случае не хочу причинять вам вред, господин Валентин.
- Я ненавижу бессмысленное убийство.
Его слова были поистине отвратительны. Эмоции, остывавшие вместе с капающим потом, внезапно вспыхнули, выплеснувшись наружу.
- Значит, всё, что вы делали до сих пор, было необходимо? Что случилось с детьми из приюта десять лет назад? А с пропавшими детьми из трущоб? Джек, Бетти... скольких вы убили?
- У меня тоже сердце болит, когда я думаю о них.
Мартин опустил глаза. С печальным выражением лица он медленно погладил статуэтку.
- Все они были такими милыми детьми. Я до сих пор помню их. Джек всегда криво писал первую букву своего имени. У Бетти был чистый голос, она была в хоре. Её любимая песня была...
- Вам больно, но вы всё равно это сделали?
Он не мог остановить дрожь в голосе. Лучше бы все его действия до сих пор были притворством - это он мог бы понять. Он видел множество отвратительных лицемеров. Дыхание перехватило, и Габриэлю пришлось взять себя в руки.
- Вы заботились о детях и любили их, но всё равно сделали это?
Мартин медленно кивнул. Он с печальным выражением посмотрел на Габриэля.
- Господин Валентин, знаете ли вы секрет колокола передо мной?
Габриэль молча смотрел на него. «Секрет, связанный с колоколом? Что же это могло быть?» Когда молчание затянулось, Мартин слабо улыбнулся.
- Вы не знаете. Для изготовления этого колокола были использованы два священника.
- Да, они бесследно растаяли и исчезли.
Габриэль рефлекторно посмотрел на колокол. Золотой колокол был безупречен, словно только что отлитый. Он лишь сиял в лучах заходящего солнца. От вида этой жуткой безупречности его тошнило.
Вместо ответа Мартин посмотрел на статуэтку в своей руке. Он осторожно погладил затупленный край крыла.
- Если бы вы услышали причину, смогли бы вы понять?
- Богатые становятся богаче, бедные - беднее. Счастливые становятся счастливее, несчастные - лишь несчастнее. И жизнь отвергнутых бедняков подобна вечной ночи, наступившей после смерти солнца. Им не дано никакой надежды.
- И поэтому вы... - Габриэль выдохнул горячий воздух, - ...забираете самых бедных и несчастных и убиваете их?
Мартин встретился с Габриэлем взглядом. Его взгляд оставался спокойным.
- Господин Валентин, с детства я постоянно совершал добрые дела. Но сколько бы я ни делал, мир не менялся. Потому что по сравнению со страданиями мира то, что я делал, было подобно зачерпыванию чашки воды из океана. Это лишь улучшало моё самочувствие, но было бессмысленным деянием.
- Моё нынешнее призвание причиняет мне страдания. Днём сердце сжимается, ночью я не могу уснуть. Но в этом деле есть смысл.
- Какой же в этом смысл? - настойчиво спросил Габриэль.
Но Мартин лишь грустно улыбался. Словно говоря, что дальнейшие объяснения будут бесполезны.
В этот момент послышался звук развевающейся на ветру ткани. Это был звук тяжёлого подола пальто, колышущегося на ветру. Не успев оглянуться, Габриэль увидел, как широкая спина встала между ним и Мартином.
- Мартин Беккер, признаёте ли вы себя виновным в заманивании, похищении и убийстве более 25 детей, включая Джека Броди, для использования в жестоких ритуалах?
В голосе Клауса не было колебаний. Каждое слово произносилось отрывисто, и дело было не только в том, что дыхания хватало.
Ни отвращения к порочности, ни гнева на беззаконие в нём не проявлялось. Тон, как всегда вежливый и ясный, был похож на инструктаж страхового агента, спрашивающего согласие несовершеннолетнего.
- Конечно, инспектор Лафендель.
Мартин, на мгновение потерявший дар речи, мягко ответил. В его лёгком смехе слышалось удивление. В отличие от Габриэля, он сразу узнал внезапно появившегося Клауса.
- Как вы здесь оказались…? Я слышал, вы очень необычная личность, но вам действительно нравится такое необычное хобби?
- Самое интересное - то, что это не хобби, а работа.
Приказ, лишённый даже формального уважения. Мартин в мгновение ока наклонился и поставил статуэтку на землю. Перчаток на нём не было, поэтому ожоги на его руках были отчётливо видны. Габриэль наблюдал за ним через плечо Клауса.
«Удастся ли арестовать его? Смогут ли они тогда узнать, где пропавшие дети, или хотя бы, живы ли они?»
Габриэль сделал шаг в сторону, наполовину выйдя из-за спины Клауса. Мартин, выпрямляясь, встретился с ним взглядом.
- Хоть немного... хоть капельку вы сожалеете?
Он знал, что вопрос бессмыслен. И всё же он хотел спросить, потому что уловил в нём что-то знакомое. Мартин мягко улыбнулся.
- Господин Валентин, помните мои слова при нашей первой встрече?
«О чём же они тогда говорили? О Тауме, об отце, о чём ещё?» Габриэль лихорадочно рылся в памяти. Мартин слабо улыбнулся.
- Я сказал, что сутаны чёрные, чтобы на них не было видно грязи.
Выпрямившись во весь рост, Мартин широко раскинул руки. Выдохнув, он с невозмутимым лицом медленно закрыл глаза. Его бледные губы разомкнулись.
- Так что я с радостью запачкаюсь.
Его худое тело без сопротивления опрокинулось назад. Низкий парапет по колено не мог остановить его падение.
Тело Клауса мгновенно рванулось вперёд. Одной рукой он ухватился за перила, другой вцепился в воротник сутаны. На вершине четырёхэтажной колокольни двое мужчин повисли, как ржавая цепь.
Габриэль бросился помогать Клаусу подняться. Но в помощи не было нужды. Одной рукой Клаус поднял корпус, подтянул Мартина и швырнул его внутрь колокольни. Затем, ухватившись обеими руками за перила, он легко перепрыгнул внутрь. Отряхнув руки, он сияюще улыбнулся.
- Чуть не оторвал воротник, испугался. Но я бросил его аккуратно. Думаю, ничего не сломал.
Неясно, были ли его стандарты «аккуратности» альфа- или бета-уровня. Габриэль посмотрел на Мартина, распластавшегося в углу. Его лицо было красным, он тяжело дышал, держась за шею и грудь. Клаус цокнул языком.
- Ну что ты ноешь. Сердце же не вырвали.
- Сразу отвезём его в допросную в штабе. Если не может идти, завернём в пальто и потащим.
Было что-то тревожное. Габриэль приблизился к Мартину. Движения его груди становились всё более интенсивными. Опустившись на одно колено, Габриэль наклонился к лицу Мартина.
Когда он поднял голову, у него было ощущение, будто кровь отлила от лица.
- Мы не можем везти его в штаб.
- Почему? Он повредил шею? Если это так, то...
Перебив Клауса, Габриэль сжал кулаки. Лёгкий горький запах миндаля витал у него в носу.
Голова Мартина бессильно упала набок.
Это было заключение о смерти, которое он менее всего хотел произносить.
Священные песнопения, эхом разносившиеся вокруг, уже смолкли. Багровые облака густо нависли над зданиями. На лицах трёх замерших людей легли алые тени.
Вскоре кровавое солнце скрылось, и на колокольню спустилась тьма.
Похороны Мартина Беккера прошли в воскресенье той же недели. Его гроб перенесли на церковное кладбище на окраине столицы, место, которому, должно быть, уже сотни лет.
Влажный ветер пронёсся над кладбищем, срывая листья с огромного вяза на высоком холме. Габриэль стоял там и смотрел вниз. Под покрытыми старым мхом надгробиями разного размера рабочие копали небольшой участок земли на равнине.
Одетая в траур семья и прихожане, плача, бросали белые розы на гроб. Благочестивая и скорбная атмосфера была такой же душной, как и высокая влажность, мешая дыханию Габриэля.
Габриэль посмотрел на Клауса, стоявшего рядом. Он был полностью в чёрном, кроме рубашки, как и подобало атмосфере кладбища. Однако галстук он снял, расстегнув две пуговицы рубашки. Среди соболезнующих вряд ли был кто-то столь же неподобающе одетый.
Конечно, он не считал, что эти похороны заслуживают каких-либо формальностей. Габриэль потянул за свой туго затянутый галстук, слегка ослабив его.
- Причина смерти - остановка сердца, характер смерти - естественная.
- Впервые я составил такое фальшивое заключение.
Тело Мартина было передано приходу по внутреннему соглашению Теневой гвардии сразу после инцидента. Официальная причина смерти была простой: сердечный приступ из-за переутомления.
Церковь не хотела, чтобы люди волновались. Ведь Таум покончил с собой всего на прошлой неделе. Они также не хотели подрывать веру и уважение к церкви.
- Наше расследование ещё не закончено.
Клаус достал из кармана маленький блокнот и потряс им. Его нашли в потайном отделении стола в кабинете Мартина.
Мартин, настолько преданный организации, что предпочёл молча умереть, видимо, не успел уничтожить это. Или же он предположил, что сотрудники страховой компании не посмеют трогать вещи священника.
Содержание блокнота представляло собой своего рода список. В нём были записаны имена детей, их пол, качества, возраст, особенности и «текущий статус».
Обучение, Дисциплина, Перевод, Выпуск.
Предположительно, «Обучение» означало пребывание в школе при часовне, «Дисциплина» - отбор для жертвоприношения, «Перевод» - похищение, а «Выпуск» - смерть. Рядом с именем Джека Броди было написано «Выпуск».
То же самое касалось и Бетти, сестры Кумина, о которой не было вестей.
- Если мы раскроем это сейчас, они просто отрежут все хвосты. Нужно преследовать до конца и схватить всех.
- Знаю. И знаю также, что теперь, когда они мертвы, бессмысленно зацикливаться на них.
Габриэль посмотрел на серое небо. Казалось, вот-вот пойдёт дождь, но его не было. Наклонив голову, он взял сигарету, и Клаус внезапно протянул руку, грубо почесав его под подбородком. Габриэль чуть не выронил сигарету от неожиданности.
Сердце бешено колотилось от замешательства. Клаус приподнял одну бровь.
- Не нравится? Хэлу нравилось.
- Кто, чёрт возьми, такой Хэл? - спросил он с отвращением.
«Чёрт возьми...» Габриэлю становилось всё труднее избегать грубых слов в общении с ним. До мурашек, казалось, вот-вот вырвется наружу. Габриэль тщательно произносил каждое слово.
- Но выглядишь куда счастливее, чем раньше.
Клаус усмехнулся и прикурил сигарету Габриэля.
- В подвале штаба собраны урны с прахом неопознанных жертв. Останки Джека Броди были кремированы и отправлены туда. Вчера вечером туда же перенесли урну с прахом Таума Броди.
- Возьмёшь завтра выходной и сходишь туда?
Габриэль затянулся дымом и выдохнул.
- Всё равно придётся идти в штаб, так какой смысл в выходном? К тому же, я занят зарабатыванием денег. Нет времени отдыхать.
Клаус вздохнул, словно с сожалением.
- Тогда мне одному сегодня ночью раскапывать эту могилу?
- Я думал, тебе понравится, поэтому хотел предложить пойти вместе.
Габриэль смотрел на него в изумлении. Клаус нагло продолжал:
- А что, нет же правила, что монстр, роющийся на кладбище, должен обходить стороной могилы священнослужителей. Если нас заметит сторож, притворимся монстрами.
На мгновение он представил эту сцену. Габриэль наполовину закрыл лицо рукой с сигаретой.
- Даже не думайте делать это в одиночку.
- Но почему ты улыбаешься? Всё-таки нравится?
- Я не улыбался. Просто попробуйте. Я заявлю на вас, господин начальник района.
Габриэль закрыл лицо ладонью ещё на несколько секунд, а затем спрятал окурок в пустой угол пачки. Он видел, как после возложения цветов на могилу насыпали чёрную землю.
Габриэль перевёл взгляд на кусты в отдалении. Свет, отражённый в зеркале, блеснул три раза. Это был заранее условленный сигнал.
- Похоже, среди соболезнующих нет подозрительных.
- Если Пабло проверил, то наверняка.
Над кустами на мгновение мелькнул желтовато-коричневый хвост. Казалось, это было своего рода приветствие. Габриэль убрал пачку сигарет в карман и посмотрел на Клауса.
Они пошли по пологому холму к входу на кладбище. Они направлялись к экипажу, оставленному поодаль, когда послышались чьи-то торопливые шаги.
За ним последовал юный голос. Габриэль обернулся. Ребёнок схватил его за пальто. Нос и рот были прикрыты тонким шарфом, но он сразу узнал его.
- Эй, мистер детектив. Вы нашли мою сестру?
Мальчик торопливо размотал шарф, плотно обмотанный вокруг его нижней челюсти. Видимо, он думал, что так Габриэль узнает его. Габриэль встретился с ним взглядом. В них была надежда.
Губы Габриэля несколько раз дрогнули. «Я нашёл твою сестру, у неё всё хорошо, просто она очень занята работой и не может вернуться, когда-нибудь она приедет тебя навестить». Он мог бы сказать так.
Тогда ребёнок какое-то время жил бы счастливым. Взрослея, он, возможно, сам забудет о существовании сестры. Возможно, так даже лучше.
Клаус, так хорошо знавший людей, смог бы быстро найти наилучший ответ в этой ситуации. Но Габриэль мог думать только со своей точки зрения.
Если бы он был ребёнком, и мог бы выбрать ответ, который услышит, он бы хотел, чтобы ему сказали так:
Даже если эта правда была жестокой.
- Поэтому она не может вернуться. Не жди её больше.
Кумин застыл. На мгновение замерший ребёнок затряс пальто Габриэля и повысил голос:
- Ложь, это ложь! Вы говорите, даже не искав? Почему? Почему она умерла? Почему моя сестра умерла, почему...
- Твоя сестра тяжело заболела.
Клаус, опустившись на одно колено перед ребёнком, поднёс зеркало из своей визитницы.
- Мы врачи, мы видели её смерть. Это была неизлечимая болезнь.
- Твоя сестра пошла работать в опасное место и заболела. Так что не следуй за каждым, кто предлагает тебе работу. Понял? Никогда не ходи за незнакомцами. Даже если говорят, что сведут тебя с сестрой, или что они дружили с отцом Мартином - всё это ложь. Никому не верь.
Ребёнок с потухшим взглядом, плача и качая головой, вскоре убежал. Клаус, смотревший ему вслед, поднялся.
- Он смотрел в зеркало, так что не запомнит нас.
Габриэль вспомнил записи в блокноте. Статус Кумина был «Дисциплина». Рот и подбородок ребёнка, когда-то способные на лучезарную улыбку, стали всего лишь жертвой кому-то другому.
Сможет ли он спасти и впредь? Кумина, детей Пятого района, невинных людей Аркхэма. Габриэль отбросил бессмысленные вопросы. В конце концов, он мог сделать только одно. И он будет продолжать работать.
Потому что теперь это была его работа.
Неважно, что это называли тщетным занятием. Вычерпывать воду из океана чашкой, говорили они? Конечно, океан не убудет, сколько чашек ни зачерпни. Но в его руках останется хотя бы горсть соли.
Габриэль отряхнул и расправил помятое пальто.
- Поскольку я сегодня работал вне офиса в выходной, обедать я пойду в штаб.
Клаус с радостным лицом посмотрел на Габриэля.
- Конечно. Говорят, сегодня сэндвичи с огурцом.
- Ненавижу, потому что они некрасивые, но если дадут - съем. А ты?
- Ненавижу, потому что они дорогие, но если дадут - съем.
Габриэль направился к экипажу с Клаусом. Издали прозвучал колокол часовни, возвещающий полдень. Среди величия и святости послышался едва слышный звук, словно ногти скребли металл.