Восхождение Бурри. Глава 5
Может ли существовать мир без сознания?
Материальность, как понятная граница, крайне притягательна. Она не отпускает даже тех, кто готов презреть её, что уж говорить о других, для кого непроницаемые твёрдые стены, верх с низом и смена сезонов представляют непосредственную основу их личностей. Лишь допустив, что реальность не ограничивается материальным пространством, они нанесут себе столь непоправимый урон, что должны будут измениться, чтобы выжить. А люди ненавидят меняться.
Отсюда бесконечная череда затягивающихся кризисов, когда отрицание возводится в абсолют, а ресурсы начинают сгорать с невероятной скоростью ради жалкого сохранения статуса-кво.
Будь на то воля Рекатрулы, она бы никогда не согласилась пройти через процедуру, которую прямо сейчас инициирует Бабуло. Она бы упёрлась всеми конечностями во все возможные косяки, она бы даже убедила себя, что эсбешники «Невы-Фарм» никогда не смогут обнаружить её в трущобах Ямы, тем самым поставив свою жизнь на зеро. Любая ложь, лишь бы не отказываться от себя прежней.
И, кстати, Бабуло соврал. Всю операцию он проводит под музыку.
— Пациентка — женщина, двадцать шесть лет. Генетический статус — чистый. Информации о хронических болезнях и особенностях организма нет, документы отсутствуют. Личность не идентифицирована. Поступила в критическом состоянии. Организм поражён рядом устаревших боевых вирусов, что указывает на естественный иммунитет пациентки, не приспособленный для существования в бактериологических условиях Ямы. Колотая рана на животе: нанесена, скорее всего, каким-то бытовым предметом, инфицирована. Заражение распространилось в кровь. В левой почке обнаружена бактерия-вымогатель, замещение — тридцать семь процентов. Безымянный палец на левой ноге удалён подручными средствами, срез ровный, но грязный, прижжён плазменной горелкой. Официальный представитель пациентки, помимо стандартных и очевидных процедур, запросил полную смену генетического слепка. Причина — неизвестна. Уведомляю об этом пациентку. Вы меня услышали?
Рекатрула лежит на столе, пытаясь хоть как-то заставить работать расслоившийся мозг. Прямо сейчас на её теле копошаться несколько аморфных хирургических слизней: одни мягко фильтруют кровь, другие берут на себя функции отказавших органов. Век этих милашек недолог, но они успевают облегчить работу дэнтехнику настолько, насколько это вообще возможно. Рекатрула чувствует их, и омерзение борется в ней с благодарностью. Руки пытаются взлететь и защититься — от кого, дитя? — но их продолжают сдерживать ремни. Они не исчезли даже с переносом на хирургический стол. Бабуло отлично знает своё дело.
— Мне нужно ваше согласие. Без него я не могу приступить к работе. Со всей ответственностью заявляю: если я не перейду к активным действиям в течение пяти минут, вас не сможет спасти ни одна технология, существующая на Земле. Достаточно кивка.
Так просто. Спасение лежит перед ней, но смена генетического слепка? Полное преображение. Рекатрула слышала, что поменяться может всё: от вкусовых предпочтений до сексуальной ориентации. Сами твои основы разберут, как гиперсложный конструктор, и соберут заново. И не факт, что все детали будут работать так же, как раньше.
«Нет!» — думает Рекатрула, не оставляя вялых попыток выбраться. Ведь она борец. Она выбралась живой из Глотки! Много ли кому такое удавалось?
Вообще-то, куда большему число людей, чем кажется.
— У вас осталось четыре минуты и двадцать семь секунд, — холодно констатирует Бабуло.
Короткий кусочек жизни сейчас или, потенциально, куда больший чуть позже? Главное — потерпеть.
Рекатрулу часто хвалили за расчётливость.
Шея не желает подчиняться. Грязный подбородок кривится и выступает вперёд. Зубы стиснуты настолько плотное, что с хрустом обламывается нижний левый клык.
— Хорошо, — произносит Бабуло всё тем же ровным тоном. Его сердце и не думало пускаться в пляс. Он вообще редко волнуется. Потому ему и удалось построить карьеру успешного дэнтехника в Яме.
— Не переживайте. Теперь ваша жизнь в надёжных руках.
Сознание плавает в бархатистом желе. Бесконечный коридор возникает сам собой. Он полон воспоминаний.
Оторванные от реальности картинки, не похожи на то, что происходило с Рекатрулой. Каждая из них — экран. Взгляд останавливается на античных силуэтах. Мужчина в тоге обязывает юношу хранить свиток во чтобы то ни стало. На следующем экране — низкая хибара, пол устлан гнилой соломой. Старуха с чистым одухотворённым лицом передаёт оборванке тяжёлый фолиант и приказывает бежать как можно дальше отсюда, пересечь весь мир и спрятать urtësia там, где её никто не обнаружит. Следующий. Элегантно одетый аристократ называет пароль, и его впускают в тайные покои ложи. Великий Магистр уже ждёт. Нагрудный карман привратника жжёт единственный ключ от шкатулки, недавно прибывшей в Геную из Константинополя. Экраны выключаются и загораются вновь, меняется интерьер, но сюжет повторяется раз за разом. Последним, невероятно отчётливо, загорается кабинет Олеха Гевчока.
Лаборатория занимает крайнее строение на небольшой площади. В центре — зелёная лужайка с гидрофобной травой и несколько деревьев-протекторов, защищающих от дождя и интенсивных солнечных лучей. Вдалеке возвышается белоснежный главный кампус «Невы-Фарм»: сплошь скруглённые углы и блестящий стекломорф. Лаборатория куда скромнее: прямоугольный кирпич из биопласта на стандартной гомбо-бетонной структуре, купол из стекломорфа. Все коммуникации — под землёй. Рабочая зона состоит всего из одной общей комнаты: столы с дорогим оборудованием, выдвижные перегородки на случай, если захочется иллюзии приватности. Только Олеху положен собственный кабинет — куб из стекломорфа. Большую часть времени стены прозрачны, но по желанию хозяина они в любой момент могут отгородить его от сотрудников молочным туманом.
Работа Рекатрулы — писать гомбо-программы по размытым ТЗ. Уровень её доступа издевательски-низок. Зато запястье оттягивает портативный спороцех. Дорогая игрушка, и по фриланс-договору после завершения проекта он переходит в её полное распоряжение вместе с внушительным выходным бонусом. Ещё и зарплату платят! А работает она с самим Олехом Гевчоком!
Небо потемнело. Рекатрула закончила последнюю серию тестов и собирается на свурб-пати в «ДонДжоне». Олех, как обычно, в кабинете: он всегда уходит последним. Стены стекломорфного куба затянуты мутным маревом. Тёмный силуэт на матовой поверхности носится из угла в угол. Похоже, у него очередной созвон с советом директоров. После них Олех всегда раздражён и рассеян. Потрясающее зрелище. Мобик подаёт сигнал: Рекатрула скользит взглядом по таблицам. Тихий кашель за спиной заставляет её вздрогнуть.
— Ёпт… — сдерживается она в последний момент. Олех. Волосы растрёпаны, глаза опухли. Похоже, он давно не спал. Окончание проекта — суетное дело.
— Рекатрула, не могла бы ты… заглянуть в мой кабинет.
Рекатрула настолько доверяет Олеху, что оставляет на спинке стула куртку с шокером и ампулами мощных транков.
«Сегодня он предложит мне постоянное место. Точно предложит. Постоянный контракт. Уф, соберись! Может, ему нужна особая прога…» — мысли бегут рябью по самой поверхности. Параллельно Рекатрула анализирует полученные результаты, и это куда более серьёзная и ресурсоёмкая задача. Взгляд девушки украдкой падает на самый дорогой актив в обойме «Невы-Фарм». Олех не здесь. Взгляд скользит по предметам, ни на чём не задерживаясь. Чудо, что он добирается до двери, ни обо что не споткнувшись.
Усевшись в кресло перед столом босса, Рекатрула слышит щелчок замка на входной двери. Она собирается, но сохраняет спокойствие. Олех не похож на хищника.
— Рекатрула, — тихо говорит Олех, стоя к ней спиной, — я хочу попросить тебя об услуге. Знаю, что не имею на это права…
— Так, — начинает девушка, но Олех поворачивается, и Рекатрула замолкает. В руке учёного взведённый пистолет. В другой, и девушка замечает её далеко не сразу — чёрная пластинка меморума. Её-то Олех и протягивает сотруднице.
— А, прости, — быстро говорит учёный и отводит оружие в сторону. — Это не для тебя. Я хочу, чтобы ты забрала меморум и бежала с верхней платформы. Лучше всего — в другой метасити, но пока хотя бы в Яму. Они не должны получить результаты. Это… это станет концом всего, «Нева» не должна… только не она. Мой друг найдёт…
Приглушённый стенами хлопок. Аварийное освещение заливает стены тревожно-красным. Но сирена молчит. Странно. Кто-то вламывается в лабораторию.
Меморум ложится в ладонь девушки, и в тот же момент она чувствует жжение в костяшках пальцев. Крошечный инъектор падает на пол. Меморум тёплый на ощупь: на него только что закончили писать инфу. Олех бросает взгляд на дверь.
— Сюда, — вместо ответа говорит учёный и отходит к дальней стене своего кабинета.
Сердце бьётся слишком быстро, стук отдаётся в ушах. Соображалка отъезжает начисто. Подойдя к противоположной стене, Олех бьёт каблуком в мягкое напольное покрытие. Ещё раз. Громкий щелчок. По телу Рекатрулы проходит волна дрожи. Кусок пола отходит в сторону. Кабинет заполняет мусорная вонь, свист ветра, жуткий надсадный вой и чавкающий шорох. Тайник маньяка. Кто бы мог подумать, что Олех — убийца? Наверняка «Нева» его покрывает.
«Зря я оставила куртку на стуле».
Олех хватает Рекатрулу за руку и тащит к краю. Она упирается, но в руках учёного неожиданно много силы.
«Должно быть закинулся стимом», — думает девушка, уступая напору Олеха. Люк кажется жадной пастью, порталом в ничто. Запах нестерпимый. В стенку кабинета врезается снаряд. Рекатрула не знает, что это, но надеется на спасение. Хлюп. Хлюп. Хлюп-хлюп.
— Прости, — говорит Олех Гевчок и сталкивает девушку в люк. Большая часть тела мгновенно исчезает в дыре, но в последний момент Рекатруле удаётся схватиться за край. Она поднимает голову. Встречается с грустным взглядом Олеха. Ни следа безумия или возбуждения.
Очередной хлопок за спиной учёного превращается в треск стекломорфа. Рекатрула слышит голоса. Один из них ей хорошо знаком: охранник с КПП на проходной «Невы».
— Вы опоздали, — тихо шепчет ученый. Он улыбается Рекатруле и наступает на её пальцы. Тихо вскрикнув, девушка проваливается в черноту. Последнее, что она видит — ослепительно белый луч пронзающий голову Олеха насквозь.
Сильные манипуляторы медбота нежно помещают тело Рекатрулы в колбу. Голубая жидкость, слишком плотная для воды и слишком жидкая для желе, льнёт к обнажённой коже: она накачивает тело изнутри, проникая через носоглотку. Лёгкие и желудок заполняются. Теперь Рекатрула дышит кожей, хотя и не ощущает этого. Сейчас она в другом месте.
Тонкие иглы ловят отсветы мощных белых ламп. Вот одна из них приближается к глазнице. Покрытые синтезированным серебром сегментированное щупальца вытягиваются, пока на конце не оголяются мягкие подушечки. Легонько присосавшись к векам, они открывают их, и игла резко дёргается вперёд, пробивая зрачок. Идеальная инъекция. Первая, из четырёх десятков. Вскоре опасные препараты, закачанные в цилиндры, окажутся в теле Рекатрулы. И да начнётся метаморфоза.
Голос доносится сразу отовсюду. Рекатрула падает сквозь поток образов и ощущений: мягкий розовый свет, обнажённые люди с широкими улыбками и искривлёнными зрачками. Стена расходится под рукой ровными пучками блёклого света. Чей-то язык касается внутренней стороны бедра. Горький привкус кофе. Горький привкус отказа. Слишком больно, чтобы пытаться удержаться.
— Остановись, — голос вновь настигает Рекатрулу. Очередное воспоминание выступает полом, на который можно опереться. Оно идёт волной, и со всех четырёх сторон поднимаются стены. Искажённая перспектива растягивает воспоминание настолько, что невозможно распознать ни одного образа. Рекатрула вымученно выдыхает, опираясь на ладони и колени, плюхается на пол и переворачивается на спину. Каждая клетка тела сотрясается. Кажется, что вот-вот всё тело развалится на фрагменты столь мелкие, что собрать его не сможет даже гениальный дэнтехник. Мысли сами собой переключаются на Бабуло. Скорее всего этот мут просто самоучка, которому доселе везло. Но что он может сделать с такой серьёзной проблемой, как у неё?
Рекатрула вскакивает, зажмуривается в преддверии укуса боли.
Её взгляд скользит по ноге, пока не доходит до отрезанного пальца. Он на месте.
«Но это невозможно. Да где я, чёрт тебя дер…»
Стены молчат, а больше в комнате нет ничего. Даже воздуха. Рекатрула не дышит достаточно долго, чтобы это заметить. И сердце у неё не бьётся.
— Пока нет, — отвечает голос. Звук отскакивает от стен, но на этот раз Рекатруле удаётся понять, откуда он исходит. Прямо из-за её спины. Она тут же оборачивается.
Извиваясь, будто змеи, в колбе с телом появляются манипуляторы. Хоботообразные концы раскрываются жадными ртами, едва заметные волока формируют сверхтонкую режущую поверхность. Начинается свежевание. Манипуляторы двигаются с холодной осторожностью, срезая кожу с пальцев ног и рук.
— Тогда хотя бы перестань прятаться!
Рекатрула вертится на месте, но как бы резко она не поворачивалась, ей не удаётся даже мельком заметить собеседника.
Тем временем в колбе хоботы подхватывают срезанные куски кожи, подносят их к отверстию в полу и замирают на тринадцать минут. Ровно столько времени нужно, чтобы превратить отживший своё материал в тонкий мешок кокона. Природе такое и не снилось. Скопированные у насекомых лабиальные железы вырабатывают синтетический шёлк, в который вплетаются дефрагментированные молекулы кожи Рекатрулы. Получившуюся ткань быстро сшивают нитью из того же только что синтезированного шёлка. Мешок складывают и проталкивают внутрь колбы через клапан. Теперь у хоботов снова есть работа. Схватив края мешка, они бережно натягивают его на освежёванное тело Рекатрулы. Несколько тонких мышечных волокон успевают распустить алые волоски, но хоботы заботливо ловят их и возвращают на место. Получившийся кокон зашивают сверху, несколько игл напитывают его гормонами. Вскоре мешок, уплотнившись, превращается в утробу, внутри которой произойдёт сконструированное чудо перерождения.
Стены комнаты чернеют. Рекатрула сжимает кулаки, выставляет их перед собой. Пока что угрозы нет, но ситуация может поменяться в любой момент. И она будет готова ответить.
— Я не могу быть твоим врагом.
Рекатрула срывается с места. Добежав до стены, она ощупывает её, прижимается к ней лопатками.
Голос вновь раздаётся из-за спины.
Резкий крик, вырвавшийся из горла Рекатрулы, пугает её саму. Дрожь волной проходит по телу.
— Нет. Не совсем. Это скорее… игра.
Кокон набухает и меняет цвет. Жидкость внутри него нагревается, меняет состав. Колба мелко дрожит. Внутри кокона ферменты расщепляют плоть и кость, пока всё тело не превратится в однородную массу. Целый рой золотистых точек поднимается со дна колбы и устремляется к кокону. Но, в отличии от гонки человеческих половых клеток, здесь победителями станут все. Просочившись сквозь кокон, эти точки доберутся до клеток, перекомбинируют их ДНК, и соберут тело заново.
— Ты меняешься. Кажется… мы оказались в новом месте?
— Мы? Да, мы в Яме, но где я сейчас? И кто ты?!
— Ты не слушаешь. Я — это ты. А ты внутри меня.
Рекатрула думает, как здесь очутилась, пытается вспомнить, что происходило час, сутки, неделю назад. Комната вздрагивает, на стенах начинает проступать рисунок.
— Не нужно. Это опасно. Ты продолжишь падать.
— Ты ведь часть меня. Плохо мне — плохо тебе!
Комната возвращается в стабильное состояние.
— Потому что… я — часть целого. Не могу перестать существовать. Имею связь со всем.
Люди могут находиться в сознании во время смены генетического слепка. Этот факт дал повод к пересмотру теории сознания, но важнее то, что ни один дэнтехник не позволит своему пациенту пройти через этот процесс полностью осознавая его. И дело не в шоке — в конце концов, фармацевтика позволяет купировать неприятные последствия операции. Куда опаснее чудовищный стресс. Ведь чужая воля может собрать из пациента всё, что угодно: стереть или присовокупить черту характера, изменить вкус, цветовосприятие, внедрить или искоренить талант. Сначала металлически пальцы разровняют бумажную фигурку личности, а после наметят новые заломы. Даже Рекатрула не смогла бы повторить старый рисунок точь-в-точь, потому как можно надеяться на дэнтехника, который не смог как следует её узнать? Так легко потерять целые сегменты. И за что в этом хаосе держаться трансформируемой личности? Нет уж, пусть лучше пребывает в неведении.
— Ты поймёшь. Однажды ты поймёшь. Но пока это будет приносить тебе страдание. Но в страдании нет ничего плохого. Это всего лишь один из способов…
Голос становится и громче, и громче, и громче. Рекатрула закрывает уши и сползает вниз по стене. По её рукам пробегает сеть трещин: едва заметные поначалу, они углубляются с каждым мгновением, оголяя черноту. Но Рекатрула этого не видит. Закрыв глаза, она пытается заглушить голос; она говорит, но не слышит сама себя. Кончики её волос рассыпаются крохотными частицами и исчезают. Процесс становится всё быстрее, и когда от Рекатрулы остаётся лишь тонкая полоска кожи с парой плотно сомкнутых век, она открывает глаза.
Перед ней длинная винтовая лестница, зажатая меж двух кирпичных стен. Ступени в трёх шагах перед Рекатрулой съедает тьма. Свет за её спиной, истончаясь, становится лишь идеей света, которой не под силу разогнать черноту. Россыпь мурашек обнажает наготу её тела. Камни под ногами неприятны. Их покрывает мелкая водяная взвесь. Лопатки страшно ноют: будто их прижгли. Идти вперёд нельзя, но Рекатрула спускается вниз, ступень за ступенью, оставляя частицы себя позади. В то же мгновение поверх уничтоженного нарастает нечто новое.
Снизу доносится голос. Вместе с ним поднимается страшный ветер, пронзающий насквозь. Холод. Смертельный холод.