сон праведника

Лицо в зеркале исказилось как-то по-особенному, засветилось. Закат весело проливается в пищевод и холодеет внутри. Так хотелось оставить после себя скупую, ломкую радость, подойти к распахнутым настежь глазам, посеребрёнными губами прильнуть к углям на ледяном их дне, но от колдовского зелья меня трясёт, а по лицу стелется мраморная чешуя. Я едва сдерживаю ярость, вскакиваю, готовый сгореть от досады, и без сил падаю сумеркам в заботливые объятья. Тонкие пальцы оскорбляют трепетно, смущённо. Туман хрупко скрипит на зубах. Лунный снег расцветает. Бледный воздух как бархат. Время гулкими шагами идёт по своему пути до конца, кидает назад, из мрачной, усталой глубины суровый родительский взгляд: "Догоняй!" В кромешной тьме светятся хрупкие алмазы. На морозе они крепчают, ограняются разумом и, усталые, рассыпаются по моим плечам васильковой пылью. Ненависть подбирается кошачьей походкой, набрасывается, ломает тонкую тростинку воли и встаёт на страже ледяного порядка. Грозное оружие! От неё так просто не отмахнёшься. Семья под взглядом непоколебимого палача: отец - жертва наивного благородства - едва сдерживается, чтобы с удивлением не рассмеяться судьбе; мать — усмехается своим бесплодным попыткам заботы; белокурое дитя щебечет, скрипит зубами и сгорает дотла.