Глава 1. Крайняя необходимость гармонии христианства и науки

Бернард Рамм. Христианский взгляд на науку и Писание. 1954 г.

I. Современное состояние христианства и науки

Если бы мы исследовали профессорско - преподавательский состав крупного средневекового университета, мы могли бы быть уверены, что практически для каждого человека этот факультет состоял бы из тех, кто безоговорочно принимал полное вдохновение Библии и ее надежность во всех вопросах, касающихся Природы.1 Если бы мы посетили собрание преподавателей какого-нибудь американского или европейского университета столетней давности, ситуация несколько изменилась бы. Мы нашли бы материалистов и атеистов, но мы также нашли бы некоторых из величайших людей искусства, литературы и науки, которые были бы искренними и набожными верующими, которые доверяли бы всему, что Библия говорит о вопросах Природы. Если бы мы перешли с одного факультета на другой в наших современных американских университетах, то обнаружили бы, что значительно больше половины преподавателей либо полностью натуралистичны, либо материалистичны по вероисповеданию, либо очень номинально религиозны. Во многих факультетах нет ни одного твердого верующего в достоверность Писания, в других их может быть от двух до пяти, самое большее. От средневековых университетов с факультетами, полностью состоящими из верующих в Библию, мы теперь дошли до того, что очень немногие современные американские университеты имеют верующих в Библию в штате.

Борьба за сохранение Библии как уважаемой книги среди ученых и академического мира велась и была проиграна в девятнадцатом веке. Астрономия Коперника не оказала такого влияния на человеческую мысль, как события девятнадцатого века. В этот период наблюдался рост антибиблейских, антихристианских движений. Произошел рост Радикальной библейской критики и появление религиозного модернизма. В философии способные представители защищали позитивизм, натурализм, материализм и агностицизм. Ортодоксия обстреливалась со всех сторон.

Битва была стратегическим сражением. Победители были на стороне модернизма и неверия, а не евангельской веры и Библии. Почему битва шла именно так? Почему население, университеты и даже большая часть духовенства поддались критическим и научным нападкам на Библию? Почему Хаксли, Тиндалл, Коленсо или Лайелл были так горячо услышаны, и почему Гладстон, Майварт или Пратт имели такой ограниченный успех?

1. На самом фундаментальном уровне продолжалось восстание человека против религии и авторитаризма Римско-католической церкви в ее средневековом выражении. Эти корни восходят через Просвещение к возникновению современной философии в Декарте и Спинозе и к Гуманизму и Ренессансу. Первоначально это было восстание против католицизма, но оно также стало враждебным Протестантской ортодоксии. Этот глубинный секуляризм-жизнь без Бога, философия без Библии, община без Церкви-все это было в пользу радикала и критика и против христианина и апологета. Это была непреодолимая волна, которая настроила ум людей, простых и ученых, в пользу Хаксли или Спенсера.

2. Развитие современной философии от Декарта и современной науки от Галилея показало ценность острого, критического, нетрадиционного мышления. Декарт поразил современную философию с самого начала своим принципом радикального сомнения, а Галилей и его суд пророчествовали, что наука будет прогрессировать только тогда, когда освободится от клерикализма. Локк представил людям результаты утонченного анализа понятий, а Юм показал, как мало остается от мира здравого смысла, когда его погружают в кислый скептицизм. Кант тяжело, но ловко показал невозможность метафизики в ее традиционном понимании. Таким образом, прогресс современной мысли ставит критику и скептицизм на первое место и ставит все религиозное, теологическое или синтетическое в невыгодное положение еще до начала дебатов. Не прошло и ста лет, как Пейли вытесняется из британской мысли и его место заняли Хаксли или Спенсер. В этой атмосфере библейская наука вела свою борьбу с современным менталитетом и вышла из нее проигравшей, поскольку ей предстояло доминировать в мышлении академического и образованного общества. Все психологическое и социальное преимущество было на стороне радикала или критика, а не ортодокса. Ему было гораздо проще пролить кровь нежели чем христианину.

3. В девятнадцатом веке на поле битвы Библии и науки критик получил еще одно преимущество. Наука развивалась с поразительной быстротой. Все практические и теоретические успехи науки придавали вес аргументам критиков христианства. Стремительные успехи науки в XIX веке были огромны. Мы настолько привыкли к научным чудесам двадцатого века, что забыли о днях научных гигантов девятнадцатого века. Это был век основания наук, развития наук, рождения многих фундаментальных научных теорий, создания замечательных экспериментов. Ученые могли указать на такие конкретные вещи и такие замечательные успехи. Тогда же теоретические аспекты науки нашли практическое выражение, которое проникло в каждую цивилизованную деревню. Паровые машины, электричество и химия были мощными и практичными апологетами научной точки зрения. Прививки, операции под наркозом и новые блестящие достижения в хирургии были медицинскими чудесами, которые неотразимо проповедовали Евангелие науки.

Что могли бы предложить теологи в качестве параллели этому? Продукт теологов-это книга, но очень немногие из нашего населения читают книги теологов. Кроме того, обоснованная аргументация книги не может конкурировать популярно с практическими достижениями науки. И здесь Хаксли мог досаждать и дразнить теологов, а вместе с досадой и насмешкой нести в себе огромный престиж практических и теоретических успехов прогресса науки. Использование теологом логики, истории или разума казалось сбивчивым бормотанием для простых людей, непривычных к таким аргументам, и очень привыкших к утверждениям ученого, демонстрирующихся конкретно, а временами и театрально.

4. Еще одна причина, по которой радикалы и критики добились такого прогресса, а ортодоксы и евангелисты - так мало, заключалась в том, что церковь страдала от разногласий. Были основные расколы Восточного Православия, Римского Католицизма и Протестантизма. В Протестантизме присутствовал деноминационализм с кажущейся неограниченной способностью порождать новые деноминации, культы или секты. Существовали глубокие и серьезные разногласия относительно толкования откровений, и прямо посреди всего этого развился религиозный модернизм, который создал еще один большой раскол в Протестантизме. Наука, напротив, развивала некоторую степень единодушия. Ньютон сформулировал закон всемирного тяготения, и коллеги-физики могли его проверить его и придти к общему согласию. Пастер открыл принцип иммунизации, и все бактериологи в конце концов победили.

Опять же, психологический толчок здесь велик. Среди ученых существует гораздо меньше единодушия, чем это осознает непрофессионал, но это обычно считается одной из растущих проблем науки. Похоже, что ученые по большей части могут прийти к согласию по определенным вопросам, если эти вещи надлежащим образом продемонстрированы, но богословы, похоже, никогда не могут прийти к согласию. Антихристианские философии (материализм, натурализм, позитивизм, агностицизм) не теряли времени даром, предвосхищали науку сами по себе, и предполагали, что ортодоксия и наука разделены. Это было воспринято как доказанный факт. Расхождения между богословами ослабляли их позицию, а единодушие, царившее среди ученых, усиливало позицию антихристианского философа, преподававшего свою философию во имя науки.

5. Сама стратегия гипер-ортодоксов и даже ортодоксов была такова, что победила сама себя. На данном этапе мы должны проявить милосердие, осознавая, что у ортодоксов мало времени на стратегию борьбы с критиком. Он должен был вмешаться и бороться изо всех сил. Но этого было недостаточно. Иногда он был совершенно незнаком с простейшими научными фактами. Следует иметь в виду, что университетское образование вплоть до начала XX века было преимущественно литературным и классическим. Научные курсы и научные лаборатории такого масштаба, как сейчас в современном университете, - это строго феномены двадцатого века. Большая часть духовенства была обучена классике и не имела никакого отношения к наукам. Поэтому у них даже не было фактов, чтобы создать убедительную стратегию.

Другим недостатком был неподходящий дух. Слишком часто ортодоксия боролась с критикой сарказмом, поношением или осуждением. Это слишком часто включало подобное отношение к фактам науки. Такая стратегия оказалось бесполезной. Уверенное продвижение эмпирических данных и аналитический склад ума, который современная наука развила в своих последователях, нельзя было принуждать или подавлять насмешками или массовым обесцениванием науки.

6. Еще одна причина успеха критики и поражения евангелистов заключалась в том, что наука все больше развивалась нехристианами. Такие люди, как Ньютон, Пастер и Клерк-Максвелл, были набожными людьми, но их заменили люди атеистического или, по крайней мере, антихристианского склада ума. Богобоязненный ученый стал редкостью, а консервативный или ортодоксальный ученый (по отношению к религиозной вере) стал чудаком. Это имело много последствий. Престиж науки шел к ученым и к их философским и религиозным взглядам. Наука развивалась на нехристианских началах. Тысячи студентов, проходивших научные курсы, находились под влиянием антихристианских или натуралистических убеждений своих профессоров естественных наук, выступавших за натурализм и против религии.

7. Ортодоксия не имела хорошо развитой философии науки или философии биологии. Большие проблемы науки и биологии должны обсуждаться в терминах широкой философии науки. Евангелист всегда сражался на слишком узкой полосе. Он спорил о подлинности той или иной кости, о том или ином явлении в растении или животном, о той или иной детали в геологии. Эмпирические данные просто есть, и ученые могут загнать евангелиста до смерти посредством новых постоянно обнаруживаемых материалов. Евангелисты, сражаясь на такой узкой полосе, просто не могли конкурировать с учеными, которые всю жизнь занимались выяснением фактов.

Надо признать, что дисциплина философии науки является развитием последних лет. Верно, что все великие философы имели философию науки, скрытую в их работах, и даже философию биологии, например Аристотель, Фома Аквинский и Декарт. Но до недавнего времени эти вопросы не уточнялись, и вряд ли это могло произойти, пока не появились новые эмпирические данные. Ввиду этого евангелистов нельзя винить в том, что у них нет ни философии науки, ни философии биологии, соответствующих современной науке. Дело обстоит так же. Было невозможно разрешить сложные проблемы Библии и науки, богословских и эмпирических фактов без хорошо развитого христианского теизма и философии науки.

Например, идея творения довольно сложна. Евангелисты не всегда отдавали себе отчет в том, что Августин и Фома Аквинский много размышляли над этим вопросом. В результате евангелисты представили проблемы современной науки как выбор между: (i) fiat (да будет...), мгновенным креационизмом или (ii) атеистическим развитием. Это определенно грубое упрощение, а не подлинное исследование всей концепции творения. Ставя вопрос таким образом, всякая теория развития в науке значительно усложняла защиту евангелической позиции. Евангелисты, придавая такое значение прерывности, не имели иного выхода, кроме как бороться с любой непрерывностью в любой из наук, как если бы это был сам дьявол. Не имея настоящей философии творения, евангелисты отстаивали позицию, которая яростно противоречила открытиям науки. Современные евангелисты, которые не видят этих проблем в более широком масштабе, лишь увековечивают проигрышную стратегию своих братьев, проигравших войну в предыдущем столетии.

Результат проигрыша в битве Библии и науки в девятнадцатом веке прост и трагичен: физика, астрономия, химия, зоология, ботаника, геология, психология, медицина и другие науки преподаются в пренебрежении библейскими положениями и христианскими перспективами, без интереса к библейским данным о науках и без уверенности в том, что Библия может даже сказать об этом. Евангелическое христианство добивается определенных успехов в образовании, евангелизации, в миссиях, в журналистике и книгопечатании, в расширении церкви, но в области науки евангелизация, по-видимому, проиграна. Для всех практических целей наука развивается и контролируется людьми, которые не верят в научную достоверность Священного Писания.2 Ученые считают евангелистов в науке анахронизмами или ненужным увековечиванием средневекового менталитета в современный период.

Пагубное влияние этого на христианство не поддается никакому расчету. Перечислить результирующее влияние на христианскую церковь душераздирающе. Прежде всего следует упомянуть о восстании внутри самой церкви в XIX веке, когда тысячи служителей оставили евангельское богословие под давлением радикальной критики и научных обвинений против Библии. Принцип единообразия Природы стал первой аксиомой во всем богословии и библейской критике. Все чудеса и вся сверхъестественная деятельность Бога должны были подчиняться этому царскому принципу. Эволюционная биология и униформистская геология серьезно повлияли на теологию. Далее следует упомянуть о многочисленных умных и одаренных молодых людях, которые могли бы достойно служить церкви, но которые живут и работают вне Церкви, полагая, что Священное Писание научно недостоверно. Тысячи великолепных, обученных, способных людей, ныне потерянных из-за секуляризма, могли бы обеспечить церковь внушительным количеством ученых во всех областях обучения и обеспечить более сильное служение и более умных мирян. Сегодня эти талантливые люди в образовании, бизнесе и профессиях, используя свои таланты и энергию для выполнения этих задач, оставляют за собой искалеченную и ослабленную церковь. Наконец, влияние на массы-это огромная, непостижимая величина. Дух времени таков, что затрудняет евангельское продвижение вперед. Широко распространено убеждение, что Библия и наука находятся в противоречии, что разум находится на стороне неверия и что только незрелые, сентиментальные или необразованные люди все еще доверяют содержанию Библии. Люди больше не откликаются на Писание, потому что это голос Бога, но вооруженные верой в то, что наука разрушила доверие к Писанию, они цинично спрашивают, откуда мы знаем, что Библия-это голос Бога. За исключением тех кругов, в которых Церковь оказывает свое влияние в раннем возрасте, христианству очень трудно добиться сочувственного слушания.

Ближайшая перспектива состоит в том, что если в науке не будет развиваться что - то очень революционное, чтобы восстановить Библию перед учеными всего мира, то ситуация будет продолжать ухудшаться. Мир науки будет продолжать игнорировать библейское учение; либералы и нео-ортодоксы будут по-прежнему придерживаться научной ошибочности писания; и массы в целом будут верить, что развитие науки разрушило научную достоверность Библии.

Прежде чем мы оставим этот вопрос о смятении христианства наукой, мы должны указать, что в замешательстве не только евангельское христианство. Религия в затрудненном положении в целом. Строгий натуралист, позитивист или материалист противостоит нео-ортодоксии и модернизму, равно как и ортодоксии. Добиться того, чтобы евангельское христианство услышали в наших больших государственных кампусах, не только сложно, трудно добиться какого-либо религиозного слушания вообще. Метафизика тоже испытывает затруднения из-за науки.3 Натурализм и материализм являются философиями, которые отказались от какой-либо специальной философской методологии и поддержали научный метод для философии. Еще более крайними являются логические позитивисты или научные эмпирики, которые вообще исключают всякую метафизику. Эти сциентизмы являются господствующими философиями нашего времени, и все они утверждают универсальную применимость научного метода и решительно выступают против любого типа идеалистической реконструкции. Таким образом, наука сделала раскол на всем пространстве современной ментальности и культуры, а не только в одной евангельской теологии.

...одной из величайших ошибок современных ученых является отождествление христианского ума со средневековым умом, а затем обвинение христианского ума во всех ошибках и заблуждениях средневекового ума.

На самом деле, так называемый современный ум - это научный ум. Хотя и несколько упрощенно, можно сказать, что существовал классический ум, средневековый ум и современный ум. Современный ум отличается от классического и средневекового влиянием научной теории и позиции при ее формулировании. Создание современного ума - это фактически формулирование ментального отношения, управляемого наукой. Идеализм, метафизика и религия-все это находится под подозрением современной научной ментальности. В скобках мы должны подчеркнуть, что одной из величайших ошибок современных ученых является отождествление христианского ума со средневековым умом, а затем обвинение христианского ума во всех ошибках и заблуждениях средневекового ума.

II. Подход, который создает дисгармонию

Учитывая нынешний антагонизм науки и евангельского христианства, ситуация будет продолжаться и, возможно, ухудшится, если не произойдет примирения. Движение примирения может исходить от ученого или от евангелиста. Хотя движение со стороны ученого менее вероятно, оно не должно полностью игнорироваться. Недавние исследования в области астрофизики указывают на момент сотворения мира, и отрезвляющие соображения по поводу атомной энергии вновь пробудили некоторых ученых к пониманию важной роли религии в цивилизации. Возможно, еще через сто лет генетики признают, что эволюционную теорию следует оставить, и если они это сделают, то будут склонны к некоторому креационизму.

Однако для любого позитивного и успешного примирения науки и евангелизма обязанность лежит на евангелисте. Именно он должен сформулировать условия сближения. Евангелизм чрезвычайно медленно усваивает некоторые фундаментальные уроки в этой полемике. В этом отношении римско-католические ученые значительно опередили нас. Они разработали ряд принципов, определяющих границы науки, границы теологии и каноны интерпретации. Эти вопросы изложены в энциклике Providentissimus Deus (1893) Льва XIII, а также в декретах Папской комиссии по изучению Библии (1902 и последующие годы).4

Одно крыло евангелизма, ортодоксальность и рвение которого заслуживают похвалы, но суждение которого вызывает серьезные сомнения, - это та группа, что занимала очень негативное и критическое отношение к науке и во многих отношениях была очень неумелой в своих усилиях. Люди этой группы не ограничены какой-либо страной или прошлым, они с нами по сей день. Хотя в таких журналах, как The Bible Champion или Christian Faith and Life, было немало хорошего, большинство статей отражали не ортодоксальность, а гипер-ортодоксальность. Во многих статьях не хватало сдержанности контролируемой интеллигентными людьми и суждений основанных на логике и исследованиях.

Взяв в качестве своего лозунга "oppositions of science falsely so called"5 гипер-ортодоксия предположила, что, поскольку невозрожденный человек находится в открытом восстании против Бога, он будет использовать науку, как и все остальное, чтобы противостоять христианству. Библия, утверждала она, находится в согласии с истинной наукой, но, очевидно, находится в конфликте с большинством практикующих ученых мира. Эти ученые, не возрожденные и антихристианские, должны быть списаны со счетов как в науке, так и в религии.

Печальна история того зла, которое добрые христиане причинили науке. Беттекс сетует на то, что слишком часто христианское отношение к науке является позицией, недостойной самой по себе, и «где не является абсолютно враждебным, относится к ней с мелким недоверием и примесью презрения или, по крайней мере, с некоторым отвращением и неприязнью».6 Доусон жалуется на «небрежное христианство», которое самодовольно опирается на догматическое богословие и дает самую презренную оценку геологии.7 Джон Пай Смит жаловался:

[Евангельские каратели науки] невольно служат замыслам врагов [христианства] [и являются] тайными предателями дела христианства.8

Разбирательство Уайта тысячу раз доказывает, что дешевое оружие религиозной оппозиции науке подобно "китайским гонгам и драконьим фонарям против нарезных пушек".9

Разве самый гипер-ортодоксальный из нас не понимает, что большинство взглядов, которых он сейчас придерживается в отношении Библии, медицины, науки и прогресса, которые, по его мнению, являются такими ортодоксальными, безопасными, разумными и библейскими, несколько столетий назад стоили бы ему жизни?

Если у евангелистов по-прежнему будет сильная, громогласная группа с таким негативным подходом к науке, перспективы прояснения научной респектабельности Писания невелики. Если эта «педантичная гипер-ортодоксия»10 продолжит быть репрезентативным голосом в евангельской апологетике, великий раскол между наукой и евангелизмом, который произошел в девятнадцатом веке, не только сохранится до двадцатого, но и расширится.

Но педантичной гипер-ортодоксии нельзя позволять говорить от имени всех евангельских христиан, поскольку ее позицию невозможно надежно защитить. Мы представляем следующие причины, почему такая позиция неоправданна.

1. Это, как уже утверждалось, гипер-ортодоксия. Мы можем грешить как направо, так и налево. Патриотизм может деградировать до квасного уровня, энтузиазм - до фанатизма, а добродетель превратиться в ханжество. Возможны не только слабые богословские взгляды, но и взгляды гораздо более жесткие и догматичные чем само Писание. Гипер-ортодоксия пытаясь быть верной Библии развила преувеличенное представление о том, что это означает.

2. Гипер-ортодоксия "до конца не верит в свою позицию. Она желает сохранить веру в Библию, что бы ни говорили ученые. Но будут ли они верить Библии, если Библия и наука во всех отношениях будут противоречить друг другу? Если бы различия между наукой и Библией выросли до очень большого числа и носили самый серьезный характер, то было бы сомнительно, чтобы они сохранили веру в Писание. Конечно, мы можем верить некоторым частям Библии «вопреки» науке, но, безусловно, ситуация изменится, если мы будем верить всей Библии вопреки науке. Другими словами, гипер-ортодоксы сделали добродетелью несогласие с наукой и не установили никаких ограничений относительно того, насколько серьезными могут быть расхождения с наукой, прежде чем они должны будут пересмотреть свою позицию. Их руководящий принцип нельзя расширить, не сделав всю их позицию неоправданной или просто абсурдной. Мы сомневаемся, что гипер-ортодоксы будут следовать своему принципу до конца, и поэтому можем судить только о том, что это неадекватный принцип.

3. Гипер-ортодоксия непоследовательна в реальной практике, ибо она непременно использует практические достижения современной науки, например радио, телевидение, телефоны, автомобили, лекарства, печи, очки, искусственные зубы и т. д. Интеллектуально непочтительно осуждать науку как сатанинскую, имея зубы, починенные научными техниками, очки, предписанные и отшлифованные другими учеными, будучи покрытым одеждой, произведенной химиками и инженерами, с телом, спасенным от преждевременной смерти путем аппендэктомии, выполненной ученым, и с умом, обученным в школьной системе, работающей с методами, предоставленными учеными-педагогами.

3. Гипер-ортодоксия непоследовательна в реальной жизни, ибо она непременно использует практические достижения современной науки, например радио, телевидение, телефоны, автомобили, лекарства, печи, очки, искусственные зубы и т. д. Интеллектуально непочтительно клеймить науку как сатанизм, имея зубы, починенные учеными техниками, очки, предписанные и отшлифованные другими учеными, нося одежду, произведенную химиками и инженерами, имея тело, спасенное от преждевременной смерти благодаря аппендэктомии, выполненной ученым с умом, подготовленным в учебной системе, работающей по методикам, разработанными учеными-педагогами.

4. Такая позиция приводит к столкновению Божьих слов и Божьих дел. Безусловно невозможно отрицать прагматическую правдивость науки, свидетелями которой является современное индустриальное общество, современные быстрые перевозки и связь, современная медицина и современная война. Это неопровержимые данные, свидетельствующие о том, что во многих отношениях наука находится на правильном пути. В такой степени наука открыла секреты и значения Природы, творения Бога. Противопоставить теологию науке - значит противопоставить Творение Откровению, а Природу - Искуплению. Тем не менее, это единое свидетельство Писания о том, что Бог и Христос искупления являются Богом и Христом творения.

Более того, без довольно продолжительного изучения наук гипер-ортодоксы не имеют представления об отношении Писания к науке. Научные знания бесценны для знания Библии - по крайней мере, для того, чтобы знать ее полностью и полно. Мы не видим, как можно опровергнуть то, что написал Шилдс в этой связи: «Без астрономических знаний он не может сказать, соответствуют ли астрономические писания открытию солнц и планет. Без геологических знаний он не может сказать, согласуется ли порядок дней творения с порядком земных пластов. Без этнологических знаний он не может сказать, включают или исключают генеалогии Моисея расы преадамитов и коадамитов. Без археологических знаний он не может сказать, была ли космогония Моисея еврейского или халдейского происхождения или происходила из еще более древней первобытной традиций и были ли разделы Элохиста и Яхвиста первоначальными или составными документами, а также то, написал ли Моисей все или часть книг, всегда носивших его имя. Без исторической науки он не может сказать, образует ли закон Моисея логическую или хронологическую последовательность и датируется ли он до или после вавилонского пленения. А без некоторых знаний психологии, социологии и сравнительного религиоведения он не может даже приблизиться к высшим проблемам души, церкви и будущего христианства».11

5. Даже если нехристианский ученый не спасен и даже если им духовно управляет лукавый, все же это не основание для того, чтобы списывать ученых и науку со счетов. То, что этого нельзя сделать, может быть доказано только на том основании, что в подавляющем большинстве случаев ученый, который является христианином, и ученый, который не является христианином, согласны друг с другом. Химические формулы, законы физики, появление окаменелостей, физиологические процессы не определяются тем, христианин он или нехристиан. Конечно, когда мы имеем дело с более широкими проблемами, такими как вопрос о том, почему вообще существуют какие-либо законы, а также о происхождении материи и ее свойствах, возникает метафизический вопрос и есть определенный христианский ответ. Но если бы христианин написал вводный учебник по физике или химии, он был бы практически идентичен учебнику, написанному нехристианином, за исключением примечания в предисловии, которое могло бы сказать: (i) материя создана Богом, (ii) законы Природы таковы, как они есть, потому что так их создал Бог, и (iii) рациональность как человека, так и Вселенной происходит от одного и того же Бога. То, что железо имеет определенный удельный вес, что химические семейства таблицы Менделеева имеют определенные общие черты, что головастики проходят стадии x, y, z, чтобы стать лягушками, является общим свойством для христиан и нехристиан.

Мы заключаем, что для нас невозможно следовать образцу, установленному гипер-ортодоксами в их предполагаемом отношении христианства к науке. Их усилия в прошлом увеличили разрыв между христианством и учеными, озлобили ученых и мало что сделали, чтобы создать рабочую теорию хоть какого созидательного характера для сближения науки и евангелизма.

III. Подход, который создает гармонию

Если мы верим, что Бог творения есть Бог искупления, и что Бог искупления есть Бог творения, то мы привержены некой очень позитивной теории гармонизации между наукой и евангелизмом. Бог не может противоречить своей речи в природе своей речью в Писании. Если автор Природы и Писания-один и тот же Бог, то две книги Бога должны в конечном счете рассказать одну и ту же историю. Поэтому вместо обиды, подозрительности или поношения по отношению к науке и ученым мы должны иметь дух уважения и благодарности. Вместо узкого гипер-догматического отношения к науке мы должны быть осторожными, сдержанными, непредубежденными.

Мы должны с должным уважением относиться как к науке, так и к Священному Писанию. Ни обожание одного, ни фанатичное осуждение другого неверны. Мы должны быть готовы услышать голос науки и голос Писания по общим вопросам. Дух взаимного уважения как к науке, так и к Священному Писанию предохраняет нас от любых обвинений в антинаучности, слепой догматике или религиозном фанатизме, а также от наивности, легковерия или суеверия в наших религиозных убеждениях, относящихся к Природе.

Есть два отношения к Писаниям, которым противостоит этот взгляд. Очевидно, что он противостоит гипер-ортодоксии, поскольку она не будет иметь серьезных взаимодействий с современной наукой. Он также противостоит нео-ортодоксии и религиозному либерализму, которые считают, что основная идея Библии полностью религиозна или теологична, и поэтому наука о Библии может быть проигнорирована или "демифологизирована". Нео-ортодоксия имеет более серьезный взгляд на большую часть Библии, которую либерализм просто отбрасывает как невероятную, но она принимает такие отрывки мифологически или метафорически, но не буквально, и поэтому соглашается с либерализмом в их ненаучной природе. В противоположность нео-ортодоксии, религиозному модернизму и гипер-ортодоксии (первые два отказываются серьезно относиться к науке о Библии, а последняя - к науке всерьез) мы отстаиваем позицию, которая утверждает, что между наукой и христианством должна существовать положительная связь. Для гипер-ортодоксов списывать со счетов науку так же глупо, как для религиозных либералов и нео-ортодоксов списывать со счетов Библию. Истина должна быть соединением того и другого. Причины такой позиции заключаются в следующем:

1. Учение о сотворении мира является основополагающим для христианского и библейского богословия. Как замечает Доусон: "Первый тезис в вероучении вдохновения относится к физической природе (Быт. 1: 1)".12 Невозможно отделить богословские и этические учения Библии от ссылок на Природу. Божественное творение непрерывно утверждается от Пятикнижия до книги Откровения. Единство мужа и жены основано на сотворении мира, и этому учат как Ветхий (Мал. 2: 10-16), так и Новый Завет (Мф. 19: 1-5). Отступничество первого человека и проклятие, наложенное на него, является частью богословской основы Нового Завета. Иегова Закона утверждает, что Он был Элохимом творения (Исх. 20: 9-11). Христос Нового Завета - это Логос Творения (Иоанна 1: 1-14). Творец неба и земли (Откр. 4) также держит в своих руках книгу вечного суда, которую Он дает Христу Льву и Агнцу Божьему (Откр. 5). Запрет идолопоклонства аргументируется с точки зрения Бога как Создателя видимой вселенной, и именно сила Бога и всеведение Бога, проявляющиеся в Его контроле над Природой и историей, отличают истинного Бога от идолов и богов язычников.

Теологическое, этическое и практическое так тесно связаны в Библии с утверждениями о Природе или творении, что их невозможно разделить, и оспаривать одно - значит оспаривать другое. Поэтому для гипер-ортодокса самоубийственно пройти мимо научных открытий, которые не могут не иметь важнейшего отношения к библейским ссылкам на Природу и факты, а для нео-ортодокса непоследовательно пытаться четко отделить теологические элементы Библии от утверждений о Природе и фактах.

2. Наука нуждается в свете откровения. Современная наука с поразительным успехом исследовала мир бесконечно малого (атомная физика) и мир бесконечно большого (молярная физика). В сложных математических формулах мы выражаем природу атомов и звездной вселенной. Ученые используют бесконечно малые единицы измерения, чтобы иметь дело с электромагнитными колебаниями, и используют огромные измерения, чтобы иметь дело с астрономическими явлениями. У нас также есть достоверные сведения о миллионах лет геологической истории. Были проведены исчерпывающие исследования в области физики, химии, биологии и психологии.

Осмотрев огромный завод с километрами сложного оборудования, огромными прессами, внушительными батареями автоматических устройств, тысячами рабочих, исследователей и руководителей, мы были бы шокированы, если бы спросили: "что вы здесь производите?" - и получили бы ответ: "ничего". В области человеческого опыта такая ситуация была бы чистой иррациональностью. Если бы кто-то ввел в эксплуатацию автомобильный завод, который был бы так устроен, что по мере того, как готовая продукция сходила с конвейера, она падала бы в пасть огромного плавильного завода, из которого она была первоначально получена, это было бы расценено как случай извращенного и странного мышления. И все же это именно тот тип аналогии, которому упорно следует большая часть современной науки. Телеология и конечные причины жестко и систематически вытесняются из современного научного мышления.

Если это цель науки - накопить все факты о Вселенной в ее бесчисленных гранях функция теологии состоит в том, чтобы придать этим данным их назначение и телеологический порядок. Благодаря откровению мы знаем, что эта великая система, которую мы называем Вселенной (на всех ее уровнях от физического до психического и от атомного до астрономического), исходит от Бога. Из той же Книги откровения мы знаем ее божественную функцию и назначение. Без теологии наука объясняет обширную вселенскую схему как слепую, бессмысленную, бесцельную, никогда не знавшую часа творения, никогда не знающую часа завершения, и в перспективе бесконечности лет и необъятности пространства наши человеческие надежды, радости, трагедии, устремления, цивилизации, интеллектуальные и художественные достижения бессмысленны, ничтожны и тривиальны. Гуманист, который пытается вернуть немного красок и трепета в человеческое существование, все еще веря в бесчеловечную, бессмысленную и безличную вселенную, не может не звучать дешево или иронично.

Но с помощью теологии огромная система, которую создает для нас наука, обретает смысл, и мы видим ее с достоверной точки зрения. У неё есть личное, значимое, стоящее ядро. Человеческая жизнь с ее надеждами, радостями, трагедиями, устремлениями, цивилизациями, интеллектуальными и художественными достижениями теперь это самый центр вселенной.

Более того, вклад науки в нравственность противоречив. Преподавая приоритет науки метафизике и религии, относительность всех знаний и ателеологический характер вселенной, наука ослабила влияние моральных принципов на человечество. Мораль, связанная с материализмом, позитивизмом, натурализмом и прагматизмом, всегда проявляется как дело случая13 или мудрая уступка общественным настроениям, во многом напоминающая безопасное обхождение Декарта с Католической Церковью. Однако, имея в руках науки огромные разрушительные силы, наука теперь понимает, что нуждается в моральных ограничениях, которые она не в состоянии создать сама. На этом этапе теология может дать науке необходимые моральные ограды. Истина, установленная посредством надежности научного метода, теперь руководствуется в своем использовании истиной через надежность откровения.

3. Откровению нужны научные перспективы.14 Безусловно, одним из самых резких критических замечаний в адрес многих мировых религий является их провинциализм. Слишком много богов - местные или племенные боги. Библейское откровение утверждает, что Бог есть Бог всего человечества, всего мира и всей видимой вселенной. По мере того, как расширяются наши представления о человечестве, мире и вселенной, растет и наше представление о Боге. Знание географии и антропологии, безусловно, расширило христианское понимание масштабов Евангелия. Мировоззренческие и миссионерские взгляды считаются необходимой чертой здорового христианского менталитета. Но гораздо более важным для чисто теологических соображений является наше расширенное знание Вселенной. Открытия современной астрономии драматически подчеркивают наши представления о необъятности, бесконечности и вечности Бога. Как пишет Шилдс:

Возьмите Библию без астрономии, и останется бесконечный и абсолютный Иегова, восседающий на троне в небе нашей маленькой планеты, как единственной сцене его пребывания. Но соедините их вместе, и сразу же автор Писания станет автором природы со всеми его открытыми атрибутами в полном проявлении, с его необъятностью, простирающейся через безграничные области небесного пространства, с его вечностью, разворачивающейся через бесконечные периоды небесного времени, с его всемогуществом, расходующим свою потенциальную энергию в огромных силах и скоростях небесных сфер, с его неизменностью, выраженной в механических и физических законах, управляющих этими непрерывными движениями, и с его всеведением, проявленным во вселенной порядка, красоты и величия, которую вся наша наука только начала постигать. Таким образом, астрономия дает неопровержимые доказательства в пользу богооткровенной религии.15

4. И наука, и теология - фундаментальные занятия человека. И наука, и теология имеют дело с одной и той же вселенной. Цель науки - понять, что входит в понятие природы, а цель теологии - понять, что входит в понятие Бога. В науке акцент делается на видимой вселенной, а в теологии акцент делается на невидимой вселенной, но это одна вселенная. Если это одна вселенная, то видимое и невидимое взаимопроникают эпистемологически и метафизически. Через теологию мы открываем происхождение, цель и конец созданной вселенной. Благодаря науке мы находим ключи, аналогии и подтверждения существования и природы невидимой вселенной. Мы не можем быть верны Библейскому откровению и быть кьеркегорцами, которые утверждают, что Бог тайно присутствует в Природе, и поэтому Природа перестает иметь значение для богословия и теизма. Мы также не можем быть религиозными либералами, которые слишком четко разделяют науку и религию. Мы также не можем быть гипер-ортодоксами и игнорировать огромные скопления достоверной информации, накопленные современной наукой. Только серьезный, интеллигентный, проницательный Библеизм может надеяться на счастливые отношения христианского богословия и современной науки.

IV. Важность Библии и Науки

Может возникнуть вопрос: с чего такая озабоченность, что Библия и наука согласны или не согласны? Разве религия не независима от таких вопросов? Разве она не от духа, от вечности?

До сих пор на эти вопросы были даны частичные ответы в ходе нашей дискуссии, но они заслуживают дальнейшего рассмотрения. Есть три основные причины, по которым евангельское христианство связано с наукой.

Прежде всего, наука используется людьми для создания антихристианских систем. Если одни говорят, что наука не имеет ничего общего с областью духовного, то другие говорят, что во имя науки такой области не существует. Это либо теистическая вселенная, либо нетеистическая вселенная. Если во имя науки она объявляется нетеистической вселенной, то евангелист должен показать причину своего несогласия. Поэтому, если мы убеждены в правдивости евангельской веры, мы не можем не столкнуться с теми людьми и теми философиями, которые отрицают нашу веру. Если это отрицание делается во имя науки, то евангелист должен взаимодействовать с наукой, чтобы убедиться, что обвинения истинны, а если нет, то почему.

Вторая фундаментальная причина заключается в том, что религия не является чистым духом, чистым вечным фактом. У евангельской веры есть доктрины, которые непосредственно относятся к миру фактов. Стих, открывающий канон Священного Писания, относится к Природе, а именно к ее сотворению Всемогущим Богом. Воплощение и Воскресение находятся в потоке истории. Поэтому Библия и наука являются частью христианской апологетики. Она вписывается в христианскую апологетику следующим образом.

Наиболее общим термином для описания нашей веры является Христианская религия. Более подробно мы Протестанты, а не Католики; консерваторы, а не либералы. В более расширенной форме наша вера Протестантская, Библейская, Консервативная и Тринитарная. Учения нашей веры обобщаются как Христианское богословие, а проверка Христианского богословия называется Христианской апологетикой. Христианская апологетика может быть разделена на Христианский теизм и Христианские свидетельства. В Христианском теизме мы работаем с (i) уникальным материалом откровения Библии и (ii) методологией философии и таким образом конструируем Христианский теизм, который мы защищаем как самое истинное объяснение совокупности фактов или опыта. В Христианских свидетельствах мы стараемся показать отношение Христианства к действительности. Во-первых, Христианство находится в согласии с материальным фактом; во-вторых, со сверхъестественным фактом; в-третьих, с эмпирическим фактом. Показывая связь Христианства с материальными фактами, мы должны иметь дело со всеми основными науками, которые имеют какое-либо отношение к библейскому повествованию. Из этого анализа видно, что изучение Библии и науки является частью Христианской апологетики и подразделением Христианских свидетельств.

Третья важная причина беспокойства евангелистов по поводу Библии и науки заключается в том, что некоторые чудеса Библии критикуются как ненаучные. Несомненно, чудеса Библии входят в сферу Природы, которая является особой областью науки. Если биолог отрицает непорочное зачатие, астроном длинный день Иисуса Навина, а геолог - летопись сотворения, евангелист должен объяснить, почему он предпочитает пойти вразрез с современной наукой в этих пунктах. Невозможно быть верным Библейским повествованиям и не беспокоиться о чудесах.

И модернизм, и неоортодоксия - это отступления от действительности. Оба они утверждали, что (i) наука Библии - это просто устаревшая наука древности, и (ii) наука Библии не имеет ничего общего с богословием Библии. Как бы ни отличались модернизм и неоортодоксия, они сходятся в этих двух суждениях. Но евангелист чувствует, что это отступление от действительности, искажение истинной природы библейской религии. Отношение Библейской религии к действительности должно быть сохранено. Одно поколение евангелистов могло бы выжить, если бы мы серьезно отделили религию Библии от ее необходимого отношения к фактам, но мы чувствуем, что второе поколение будет отдаляться от всего, что похоже на Библейскую религию. Таким образом, вопросы, стоящие на кону в вопросах Библии и науки - огромны.

Основная цель этой работы - показать связь Библейских данных с научными знаниями. Это не будет ни тщательно продуманной Христианской философией науки, ни обсуждением отношения Христианства к научному знанию на широкой основе. Обе эти проблемы потребуют развития, выходящего за рамки целей этой книги, и являются более теологическими проблемами, чем Библейскими.

Последние работы, такие как Джон Бэйли, «Естественные науки и духовная жизнь» (1951); У. А. Уайтхаус, «Христианская вера и научное отношение» (1952); Д. Р. Г. Оуэн, «Сциентизм, человек и религия» (1952); Э. Л. Лонг, «Религиозные верования американских ученых» (1952 г.) и «Наука и христианская вера» (1950 г.); и Д. Л. Моррис, «Возможности неограниченные: подход к религии» (1952), представляют собой попытки описать отношения современной науки и богословских знаний.

Изучая Библию и науку на протяжении многих лет, автор осознает очень сложную психологическую проблему при обсуждении вопросов этой книги со своими консервативными братьями. Психологическая проблема в том, что очень многие христиане не могут отличить интерпретацию от вдохновения. Например, если ученик с детства слышал только о всемирном потопе, он сочтет локальный потоп еретическим нововведением. Или, если христианин знал только теорию разрыва Бытия 1, прочитав о ней в Справочной Библии Скоуфилда или в популярных сочинениях Гарри Риммера, такой человек почувствует, что другие интерпретации не соответствуют Священному Писанию. В обоих случаях очевидно, что неспособность отличить вдохновение от интерпретации является ошибкой.

Во-первых, необходимо осознать, что откровение - это не толкование, и наоборот, толкование - это не откровение. Откровение - это сообщение божественной истины, истолкование - это попытка понять ее. Нельзя сказать: "Я верю именно в то, что говорит Бытие 1, и мне не нужна какая-либо теория согласования с наукой". Такое утверждение отождествляет откровение с интерпретацией. Проблема все еще остается: о чем говорит Бытие 1, что оно означает и к чему нас обязывает? Наша главная проблема не в том, вдохновлено ли Бытие? В этом мы согласны. Наша проблема: что означает Бытие 1, как нам его интерпретировать? Исповедание веры в его божественное происхождение не гарантирует, что это поможет нам понять, как оно соотносится с наукой.

...необходимо осознать, что откровение - это не толкование, и наоборот, толкование - это не откровение.

Мы также не можем отождествлять нашу интерпретацию с непогрешимостью откровения. Мы можем догматизировать, если хотим, и приравнивать наше толкование к ортодоксальному. Должно быть, Джону Пай Смиту было трудно общаться с некоторыми из современных ему гиперортодоксальных братьев, поскольку он писал:

Речь идет не о Слове Божьем, а о высказываниях и умозаключениях людей, с которыми я не согласен.

Позже он заметил:

[Догматический ортодокс] представляет свои собственные толкования Священного Писания как неоспоримые, и настолько уверен он в непогрешимости своих собственных умозаключений, что отождествляет их с Божественной Истиной, и считает себя вправе воспринимать ее как аналог своих собственных рассуждений.16

Все интерпретации, которые мы сами будем отстаивать на последующих страницах, носят предварительный, исследовательский характер и не подаются в догматическом духе.

Во-вторых, мы должны признать возможность широкого толкования этих вопросов и не путать различия в толковании с верой во вдохновение. Тот факт, что люди верят в локальный потоп, не означает, что они меньше верят в божественное вдохновение. И также из-за того, что христиане стремятся к гармонизации Писания и науки, их нельзя обвинять в том, что они пренебрегают Писанием. Это чрезвычайно серьёзные вопросы, и здесь нет места узкомыслию, мелкодушию и научному невежеству.

Автор этой книги верит в божественное происхождение Библии и, следовательно, в ее божественное вдохновение; и он категорически отвергает любую частичную теорию вдохновения или либеральные или неортодоксальные взгляды на неё. Если то, что следует далее, не согласуется с сокровенными верованиями читателя, то будьте уверены, что это не различия по отношению к вдохновению, а по отношению к толкованию.

ПРИМЕЧАНИЕ

Поскольку слово "природа" имеет очень много значений, в этой работе мы приводим его с заглавной буквы во всех местах, где оно обозначает такие понятия, как "вселенная", "творение" или материальное измерение реальности.
Ср. "Если Протестантизм хочет завоевать Америку, он должен завоевать науку". C. C. Morrison, " Protestantism and Science," Christian Century, April 1946, стр. 524. Евангелизм определенно не завоевывает науку, что делает завоевание Америки гораздо сложнее.
Ср. Е. W. Hall, " Metaphysics," Twentieth Century Philosophy (1943), стр. 145-194
Описание этих принципов и их значения для католиков, занимающихся христианством и наукой, можно найти в книге Canon Dorlodot, "Darwinism and Catholic Thought" (1923), том I.
1 Тимофею 6:20. Греческое слово здесь - гнозис, "знание", а не наука в его техническом значении. * Прим.пер: цитата из 1 Тимофею 6:20 в изложении Библии Короля Иакова 1611 года, в которой, по всей вероятности под влиянием Латинской Вульгаты, греческое слово γνωσις (гносис) переведено как "science", что на тот момент было допустимым переводом подразумевающим "знание, познание", но в современном значении science означает "наука".
F. Bettex, Christianity and Science (1903), стр. 123.
J. W. Dawson, The Origin of the World According Revelation and Science (1877), стр. 323.
John Pye Smith, On the Relation Between the Holy Scriptures and some parts of Geological Science (1840), стр. 148 и 150. Во многих трудах, посвященных Библии и науке, ученые авторы жаловались на то, что гиперортодоксы атаковали их с большей ожесточенностью, чем неверующие ученые.
White, том I, стр. 225.
Выражение, используемое таким приверженцем Библии, как J. W. Dawson (в указ. соч., стр. 135). Хотя большинство евангелистов не оценили бы ссылку на "The War on Modern Science" (1927) Мэйнарда Шипли, они не смогут отрицать само слово гипер-ортодоксальность, какое приводит Шипли. В этом они представлены во всех своих крайностях, и даже в фанатизме. Так же душераздирающе и прискорбно, как и история, рассказанная Норманом Ф. Ферниссом в "The Fundamentalist Controversy, 1918-1931" (New Haven, Yale University Press, 1954), продуманная документальность которой не может быть опровергнута, несмотря на то, что в некоторых моментах он не замечает противоречий в более широких измерениях.
C. W. Shields, The Scientific Evidences of Revealed Religion (1900), стр. 35-36.
J. W. Dawson, Nature and the Bible (1875), стр. 48.
Hans Reichenbach, The Rise of Scientific Philosophy (1951), усердно работает над тем, чтобы философия строилась в том же духе и с той же точностью, что и наука. В своей главе, посвященной этике, он отвергает нормативную этику, но затем признает, что лучше всего будет жить с учетом действенности этических норм данного общества. Но призрак нормативной этики стоит за его взглядом, когда он говорит об "искаженной морали", восстает против обвинения в анархизме и выступает за "демократический принцип".
Shields, в указ. соч., стр. 56.
Shields, в указ соч., стр. 56. Ср. также суждение Гийо о соотношении Библии и науки: "Итак, давайте не будем надеяться, тем более просить у науки знаний, которые она никогда не сможет дать, и не будем искать в Библии знаний, которым она не намерена учить. Давайте получим из Библии, на основе веры, фундаментальные истины, которых человеческие науки не могут обрести, и пусть результаты научных исследований послужат действующим комментарием, что поможет нам правильно понять всеобъемлющие утверждения библейского повествования, относящегося к трудам Божьим в великой недели творения". A Guyot, Creation (1884), стр. 6.
John Pye Smith, On the Relation Between the Holy Scriptures and some parts of Geological Science (1840), стр. 70 и 157.