Мой рассказ.

Написан год назад, прочитан несколькими людьми. Необычный, мистический, но думаю он может вам понравиться. Пора выложить его здесь, в дополнение к «Ветру для Фокстрота». Называется он

«Магнитофон»

Часть 1. 
Виниловый дождь.

Звук дождя всё больше походил на шипение затихшей виниловой пластинки, но никак не на обычную музыку капель, звенящих по тугой ткани зонта. Впрочем, зонта у меня давно не водилось. Небо нависало над головой, словно кусок просвинцованной парчи, и нельзя было понять, где сейчас находится солнце. Раскисшая пыль налипала на ботинки, я тихо ругался про себя, но радовался тому, что весна, наконец, наступает. 
Пока я добрался до нужной мне улицы, уже успело стемнеть. Повернул в пустой двор. У мусорников монотонно скребла асфальт лопатой толстая дворничиха.
-Здрасте, тёть Кать.
- А, Дима, здравствуй. Ты к Костику?
Парню третий десяток скоро, а всё «Костик». Надо же.
- Да. Он не появлялся ещё?
- Не видала. Что к нему ходить-то, в квартире и цветов-то нет, не то, что живности. Что там смотреть-то?
- Зайду, раз просил. Мне не трудно.
- Ну, иди, раз такой принципиальный. На крыльце осторожнее, скользко там.
- Спасибо, тёть Кать.
Я прошёл к дальнему подъезду и шагнул в его неосвещённое нутро. Миновал все лестничные пролёты на пути к нужной двери, нашаривая в кармане ключи.
Квартира встретила меня обычной тишиной. Привычным движением я нашарил выключатель, другой рукой расстегнул мокрую куртку. Нырнул в тапки и прошел на кухню. Поставил чайник на плиту, пошарил в шкафах в поисках чая. 
«Всё время забываю купить ещё», - подумал я, вытряхивая последнюю заварку в кружку. Чайник тихо запел, и вскоре я получил свою чашку ароматного зелья. Прошел в зал, сел в любимое кресло: большое, зелёное, обтянутое старым велюром. Почему-то мне казалось, что именно такое могло быть у Шерлока Холмса, и было приятно в каком-то роде подражать любимому герою в таких мелочах.
Ложусь поперёк, глоток чая, шею на подлокотник, ноги перекидываем через другой, расслабляемся. Опустевшая квартира стала для меня своего рода убежищем, где я мог теперь находиться наедине со своими мыслями, когда хотел. 
Костя – мой старый друг. Не очень общительный, но мне это даже нравилось. Поначалу он кажется нелюдимым, а потом, когда познакомишься поближе, осторожно войдешь в его огромный мир, уже не захочешь уходить. Это словно протискиваться в узкую нору в скале – а оказаться в огромном подземном гроте, увешанном сталактитами, с пронизывающими его лучами света, бликующими и сверкающими на вездесущих кристаллах, и с огромным озером ко всему прочему. Быть с Костей рядом – для меня это был какой-то особенный ритуал. Ощущение такое, словно бродишь по утреннему лесу, когда за каждое неосторожное движение ветки щедро осыпают тебя холодной росой, а каждый резкий звук нарушает очарование просыпающейся природы. Так и с ним – в нём не было ничего резкого - ни во внешности, ни в поведении. Голос тихий, и немного монотонный, лицо мало запоминающееся, вид немного отстранённый, словно он всё время немного погружен в себя.
Особенно близко мы сошлись во время учёбы в университете, когда он уже переехал жить в эту квартиру, купленную для него родителями. Всегда можно было собраться у Костика, когда возникала необходимость. Или попроситься жить на день-другой, или девушку привести – Костя никогда не отказывал. Шел в общагу, или ещё куда-то, к своим неведомым друзьям, потом возвращался, да и сам иной раз просил присмотреть за квартирой, когда уезжал. Я никогда не злоупотреблял этой возможностью, хотя у меня почти сразу появились дубликаты ключей и право приходить, когда посчитаю нужным. И я приходил – поучить лекции, выпить чая, поболтать, поиграть на гитаре, помолчать, покурить, или послушать самого Костю, если разговорится. 
Он всегда мог рассказать что-нибудь такое, чего ты никогда в жизни не слышал. По большей части – из теории о параллельных мирах, или о нашей Вселенной, самых отдалённых её частях, также о некоторых закономерностях обустройства нашего мира, об общности человеческих культур, об энергии или Востоке, да о чём угодно мог вам поведать этот удивительный человек. Учился он на психолога, умел очень тонко чувствовать и понимать человеческую душу, и мог рассказать о тебе гораздо больше, чем ты сам, притом найдя единственно правильные слова. Кроме того, здорово увлекался особого рода мистикой и учениями. Его не интересовали ведьмы и привороты, но вот какую-нибудь йогу, искусство медитации или фэн-шуй он знал по-настоящему, а не просто поддавшись модному течению. Иной раз он мне напоминал далай-ламу, мудрого и глубокого. Правда, последнее время он был особенно сильно задумчив и погружен в себя. Такое порой бывало, когда он обдумывал очередную теорию. Но буквально неделю назад, у нас состоялся довольно странный разговор.
Как раз прошёл очередной лёгкий дождик, я ждал Костика на остановке. Значительно потеплело, люди, заждавшиеся тепла, ходили в куртках и без шапок, девушки оголили колени, по вечерам на улицах стала появляться молодежь, на скамейках вновь не было пустых мест, и оживились уличные музыканты. Стоять надо было ещё минут пятнадцать, я повернулся к скучавшему парнишке с ангелоподобным личиком.
-Закурить не найдется?
Он как-то испуганно посмотрел на меня, протянул пачку «Святого Георгия». 
- Спасибо, - я взял сигаретку и защелкал своей лежалой зажигалкой. Парнишка прыгнул в подошедший автобус. Наконец, сигарета нормально раскурилась, от дешёвого табака свело зубы и сразу захотелось плеваться. За размышлениями о вреде и качестве курева минуты пролетели незаметно. Наконец, появился Костя. Спрыгнул с подножки ко мне навстречу, глянул своим особенным взглядом.
- Привет, Дим.
- Привет, - я пожал его руку. – Ну, идём?
- Пошли.
Он сегодня был насквозь пронизан жизненной философией, я сразу это заметил. Задумчив, взгляд поверхностный, рассеянный, блуждающая улыбка. Мы направились в сторону университета. Нас обогнала куда-то спешащая девушка в яркой сиреневой юбке и короткой, лёгкой куртке. Она слегка задела Костю сумочкой, он встряхнулся и посмотрел вслед ней. 
- Весна... – улыбнулся он.
- Ага. Девушки надевают короткие юбки, и ходить нам становится всё неудобнее, - пошутил я, сплюнув табачную горечь.
Костя как-то слабо улыбнулся, и взгляд его опять затуманился.
- Слушай, Дима, у меня к тебе есть просьба. Ты в случае чего присмотришь за квартирой?
- Конечно, что за вопрос? Да я и так бы зашел. А ты собрался куда-то уехать?
- Да нет, я никуда не собрался пока, но всё может быть. И ещё – если я вдруг надолго уеду, или может... вовсе пропаду, то ты, пожалуйста, возьми себе мой магнитофон, хорошо?
Словам «вовсе пропаду» я не стал удивляться – Костик по жизни следовал изречению «Помни о смерти», и частенько вёл депрессивные и малооптимистичные разговоры. Так что появлению некоего магнитофона я удивился больше.
- Что ещё за магнитофон?
- Обычный, ленточный. Староват, но играет. Очень прошу его не выкидывать, а именно забрать себе и никому не отдавать до последнего, пока сам не поймешь, что с ним делать, хорошо?
Вот странности. Магнитофон какой-то нарисовался.
- Ну, как скажешь. Я музыку мало слушаю, но если просишь – возьму его себе. 
- Можешь у меня его оставить – только смотри, чтобы больше никто ко мне не ходил, ладно? Ты-то никого не приведёшь, я думаю, у тебя у самого есть, где жить.
- Не вопрос, Костя. Присмотрю и за квартирой, и за магнитофоном, и за чем скажешь. 
- Ну, спасибо, выручил. И кассеты тоже возьми, они все там. В остальном вещами и домом распоряжайся, как посчитаешь нужным, тебе никто не будет возражать. 
Тут мы дошли до университета, а после экзамена мы и вовсе разошлись, так что продолжить разговор у меня не вышло, хотя, честно сказать, меня он здорово озадачил. 
Потом Костя пропал. Ну, что бы там ни было, раньше чем через неделю его искать бессмысленно, это любой знал. Вчера я заходил к нему домой, убедился, что его не было, и сразу ушел. А сегодня я решил, наконец, зайти к нему как следует, надолго. Заодно посмотреть, что там за магнитофон такой.
Да, действительно, в квартире обнаружился магнитофон. И действительно старый – некий «Протон-402». Даже без крышки деки. Такие были популярны лет двадцать назад, наверное, а то и больше - года в семидесятые с хвостиком. Не понимаю, зачем он Косте, и почему он так странно им дорожит. Рядом на столе было разбросано несколько кассет, одна была вставлена в магнитофон. Поскольку крышки деки не было, и кнопка открытия ничего не открывала, то я просто нажал на уголок кассеты и вынул её. Надпись на кассете была уже стёрта, но выяснять практическим путём, что на ней записано, пока что-то не хотелось, и я просто бросил её к остальным.
Что ж, посмотрим. Пока что надо выпить чаю, да подумать, куда же он сам запропастился, и к чему был этот последний наш разговор.
Уровень чая, наконец, добрался до самого дна. Ленясь вставать с кресла, я поставил чашку на пол и сладко потянулся. Меня манила пластмассовая туша этого загадочного магнитофона, но слушать музыку настроения не было. Поэтому я решил что, прежде всего, надо прийти завтра с пачкой чая, может быть захватить кассету с расслабляющей музыкой из запасов сестры, и лишь потом начинать эти сомнительные самокопания. Тем более что сегодня я не собирался оставаться здесь на ночь, а идти утром домой за вещами ужасно не хотелось. Поэтому я напоследок зевнул, встряхнулся, помыл чашку, оделся и ушёл домой. Вот что странно: когда я закрывал дверь, мне показалось, что в атмосфере пустой квартиры что-то неуловимо изменилось... но тогда я не придал этому ни малейшего значения. 
На следующий день я уладил все дела в точности со своими планами, и снова направился к Косте. В рюкзаке была смена одежды, кассета со звуками природы, и прочие нужности. По дороге я заскочил в магазинчик, где купил чая, сахара, печенья и прочей снеди. 
Двор сегодня был пуст, несмотря на тихую погоду и ещё не позднее время. Я поднялся на свой этаж, звякнул ключами и толкнул входную дверь. Что-то вновь неуловимо насторожило меня, когда я шагнул внутрь. В квартире стояла тишина, но она была какая-то притаившаяся. Ведь тишина может быть разной – давно пустующий дом тих по-своему, дом в котором спит несколько людей – тих по-своему, да и само по себе беззвучие – это целая симфония для того, кто может эту тонкость почувствовать. И вот в этот раз мне казалось, что в квартире что-то присутствует. Не человек, но словно чья-то мысль. И более того – казалось, что это что-то старательно создаёт тишину. И от этого мне вдруг стало здорово не по себе.
Тем не менее, все эти мысли промелькнули очень быстро, синхронно со щелчком выключателя, и трусливо рассеялись при вспыхнувшем свете. Я разделся и прошел на кухню, где начал выкладывать из рюкзака своё богатство. Скоро засвистел чайник, я достал заварник и щедро насыпал в него чайных листьев из пакетика с индийским слоном. Залил их кипятком, и накрыл чайничек полотенцем. Пока моё будущее наслаждение заваривалось, я взял кассету и пошел в зал. 
Магнитофон скалился чёрными клавишами с красной щербинкой и приглашающее пялился на меня неприкрытыми роликами протяжного механизма. Я воткнул шнур в сеть, вставил кассету. Я несколько опасаюсь старой техники, вдруг сгорит, заискрит, или ещё что. Воспроизведение нажалось несколько неуверенно. Но раздалось несколько характерных щелчков, и из динамика полилось птичье чириканье и шелест листвы. Подкрутив громкость до среднего, я вернулся на кухню. Налил чай и захрустел печеньем. Вдруг мне почудился какой-то странный звук, вроде порыва ветра, и чириканье словно перешло из стерео в “Dolby-surround”. Я, вместе с чашкой, вышел в зал и изумленно уставился на магнитофон. На динамике сидела какая-то птаха, косилась на меня желтым глазом и что-то подсвистывала музыке. 
-Ты ещё откуда? – от неожиданности я заговорил вслух, но хриплый звук моего голоса меня не очень успокоил. 
Птаха только прыгнула, цвиркнула и клюнула пятно на столе.
Я ужасно растерялся. Откуда она здесь взялась, в пустой квартире? Неужели где-то открыто окно? Я поставил чашку на столик, и распахнул форточку. 
-А ну кыш отсюда! – нерешительно скомандовал я пернатой нахалке.
Птичка опять чирикнула, клюнула другое пятно и выпорхнула прямиком в форточку. Я захлопнул её за ней и малость перевёл дух. Внезапно кнопка воспроизведения отщелкнулась, магнитофон затих. Я подпрыгнул на месте и выругался. Взял кружку, залпом выпил из неё обжигающий чай, и отправился осматривать окна. Всё было закрыто достаточно надёжно. В полной растерянности и с подрагивающими руками, я вернулся на кухню. Налил ещё чая и начал придумывать оправдания этому визиту. Почувствовал, что мозг нагревается не на шутку, а потому послал всё к чертям, взял рюкзак, оделся и решительно направился домой, отложив тяжелые размышления на завтрашнее утро. Оно, как известно, должно быть мудренее. Надеюсь, что и сегодняшний вечер перемудрит. 

Я с удовольствием выслушаю критику. Возможно тогда найду в себе силы довести его до ума.