Затрёпанное

Очень не люблю массовые вещи.
Например, если я увлекаюсь чем-то популярным, то мне от этого становится не по себе, до стеснительности. Очень неприятно. Потому что любой дурак может этим же занимться. А мне обидно делается — я то всегда подхожу к занятию этим чем-то с чувством, толком, расстановкой. А дурак может делать даже кое-как. Но называться мы будем одинаково. Ужас. А ведь есть и те, которые, в свою очередь, лучше меня. Жуть.
От этой массовости некоторые понятия обтрёпываются и лоснятся, как нос у бронзовой собаки, как стёртые ступени, как локти на пиджаке школяра, как перо паркера. Понятие, определение начинает обтираться, обрастает кучей мусора, израбатывается, линяет. Например любой, у кого фотоаппаратик появился сразу же «фотограф». Кошмар, ужас.

Слова «Я тебя люблю» тоже такие истрёпанные, что иной раз стыдно их говорить. Но это немного иной разговор.

При всём этом у всей моей нелюбви к такой вот «массовости» есть ещё одна грань. А точнее, у любви есть некая степень, где она превращается в совершенно другое. Это отношения к вещам и понятиям, затёртым до полной безликости. И когда вещь становится именно _безликой_, она мне начинает весьма нравится за это своё свойство. Наверное потому, что я люблю их глубокую, бесконечную многозначительность и одновременно уже-ничего-не-значительность. Их можно ловко использовать при драпировке и завуалировании пространства, времени и мыслей.
А меня хлебом не корми, дай что-нибудь завуалировать похитрей да поизящней.