Как за последние 500 лет испортился мужчина
« — Самое важное в борьбе с молодым человеком — усыпить его бдительность! Ты главное возьми его под руку и рассказывай, рассказывай... и прогуливай его мимо нас так... туда... сюда...— Амалия.. дорогая моя... но он же будет вырываться!»
«— Постой... кто это?— Директор тюрьмы.— Боже мой! Человек, который каждый день видит неволю! Он должен быть незаменим для семейной жизни.»
А актёры там... с какой мимикой всё это говорится! С какой непередаваемой интонацией! Но к чёрту пустое умствование. У меня к столь прекрасному эпиграфу нет ни одного дельного слова. Ну что, что?
***
Эта девочка. О, с какой настойчивостью каждый день, едва зелёный цветок моего номера осветит её контакт лист она шлёт мне своё отстранённое-холодное (читай: без скобочки) «привет». Деточка, это не моя жизнь «слишком закрыта». Это ты в неё не попадаешь. А у меня в день трое гостей. Вот щас, сорвалась и чёрт-знает-куда полетела — а зачем? Разве что колёса мои станут преимуществом однажды, но и тогда я направлю свой руль не в вашу сторону, милочка. Но при том явно послать как-то рука не поднимается. «Прими это как есть» — и снова без прощания, без ответа на опротивевшие смс.
***
В то же время:
— Жестокая! Да он же после той встречи ни одной ростовчанки не видит, кроме тебя! Какая, говорит, девушка! Скромная!
— Ага, — смеюсь.
— Ну да, это тот самый, при котором ты сидела с таким видом, будто я тебя в угол поставила.
***
Текст. Свежий, лёгкий — когда чтение доставляет удовольствие, как процесс. А это ощущение мной несколько подзабыто — когда воображение услужливо выполняет обязанности режиссёра, художника-постановщика и всех-всех-всех. Артхаузное кино, сон наяву — но конец истории ещё жив, неявен и лишь трепещет как лента на ветру, уходя в темноту своим обрезанным нитяным хвостиком.
***
«— У неё фигура такая... стройная и крепкая одновременно. Красивая!
— Чтоо? Да ты... ты нос её видела?
— Нос? Вообще не заметила. Только глаза помню.
— Ха! Три килограмма штукатурки спасут мир! А характер так вообще:...
Ну, после последующих слов я уже не выдержала и такую ему затрещину отвесила, что он носом в стол впечатался...»
Вот так вот. Нос у меня, значит, оказался. Три килограмма. Да чего уж там, не штукатурки, а гипса! И мастерок. Вот тварь, а?
***
Погода дождлива. Пока дождь не выплачется на опухшую землю, мне не встать. Отчего пришлось срочно использовать пару случайно припасённых выходных. Даже зимняя лень медленно меняется в весенней линьке каким-то азартом, и ты уже такой весь дыбом, как венценосный журавль — а приходится пялиться за стекло в серость и констатировать неприемлемый холод.
— А лето будет таким же ужасным.
— А у вас ничего не получится, там сплошная пустота.
— А зарплату не поднимут...
А не пошли бы вы, предсказатели, в мордорские топи?
***
Что, девушки? Прошаган март в пальто с мимозой? А Мастера всё нет. Писатель с выигрышной облигацией при камине, водящий знакомство с Дьяволом отчего-то обошёл стороной ваш маршрут? Маргарита вышила на берете лишь одну букву, а Мастер уже не расставался с ним. Мне же не к чему браться за иглу и золото. Впрочем, протянутая канителью палочка с засечками существует, но где-то в районе правого желудочка, неотличимая от рубца.
«Как будто бы железом,обмакнутым в сурьму,тебя вели нарезомпо сердцу моему...»
***
Алярма, господа. Отвлекитесь:
***
«И утром встану я один,
А девы, рады играм вешним,
Шепнут: «Вот странный паладин С душой, измученной нездешним».»
***
Не троньте. Я хоть и пою ныне, ногти мои прилежно коротки, бесстыже выдавая занятие свободных минут, но вам открываться уже боязно. Лёгкий транс из Cafe del Mar, Paul Schwarz — прекрасное дыхание классики, обёрнутое в фоноватую оболочку ласкает какие-то чувствительные участки мозга. Он всё думает писательски, задерживает взгляд на образах, чем вызывает неверные толки случайных наблюдателей — но всё тщетно, без толку, не марается электронный лист. И бессонница одиночества всё душит, душит, противная. К утру бесстыжая покажет мне Украину, как живую. Я спрячусь, чтобы меня не нашли. Присяду за ржавый УАЗик, пачкая в пыли белый подол и крылатые рукава — и тут же проснусь не к месту. Ах, обида...
***
Теперь мораль... И, конечно, мой душевный наставник, заранее подобравший слова для моей же беды:
«Луна восходит на ночное небо И, светлая, покоится влюбленно. По озеру вечерний ветер бродит, Целуя осчастливленную воду. О, как божественно соединенье Извечно созданного друг для друга! Но люди, созданные друг для друга, Соединяются, увы, так редко.»