Гугл на распутье, сицзиномика на марше, будущее университета

Гугл не может оставаться стартапом, Си Цзиньпин строит экономику нового типа, университеты англосферы тяжело переживают кризис.

Гугл всегда старался сохранить культуру стартапа, не придавая особого значения иерархии и обеспечивая рядовым сотрудникам свободу манёвра. Как всё это сочетается со статусом одной из крупнейших корпораций планеты?

На первый взгляд кажется, что Си Цзиньпин восстанавливает плановую экономику. На самом деле он создаёт сложный микс частного и государственного капиталов, стремясь вывести Китай в мировые технологические лидеры.

До эпидемии страны англосферы - США, Британия, Канада и Австралия - успели стать лидерами высшего образования в мире, привлекая миллионы иностранных студентов. Как изменится их жизнь после пандемии?

GOOGLE: ПРОБЛЕМЫ РОСТА

Источник: журнал The Economist, выпуск от 1 августа 2020 года

С холма открывается вид на штаб-квартиру Google - точнее, на две штаб-квартиры. Справа лежит старый офисный комплекс, группа приземистых зданий, окружённых десятками похожих офисов других компаний. Слева строится новый корпоративный центр. Снаружи он напоминает огромный цирковой тент, но внутренняя планировка до сих не определена окончательно. Известно только, что в ней будет много деревянных панелей и почти не будет стен. Здание строится так, чтобы внутреннее устройство можно было легко переделать при необходимости. Сегодня меняется внутреннее устройство не только будущей штаб-квартиры, но и структура самой компании.

Когда пять лет назад Сундар Пичай получил бразды правления в Google (позднее ставшей ядром холдинговой компании Alphabet), поиск и реклама обеспечивали компании доход в $66 млрд и прибыль в $14 млрд. В прошлом году доход составил $161 млрд, прибыль $34 млрд, а капитализация компании выросла вдвое.

Неудивительно, что Пичай получает немалую компенсацию за свою работу - его годовая зарплата составляет $2 млн, но доходы от владения акциями и опционами составляют $240 млн. Казалось бы, пришло время почивать на лаврах. Но мистер Пичай считает, что он унаследовал управление организацией как раз во время кардинальных изменений. С ростом Google - сегодня около 4 миллиардов человек используют хотя бы один из его сервисов - кардинально выросло и то давление, которое оказывают на него экономические и политические силы этого мира.

Конгрессмены считают, что корпорация злоупотребляет своим доминирующим положением на рынке онлайн-поиска и рекламы. 29 июля мистер Пичай со своими коллегами из Amazon, Apple и Facebook предстал на слушаниях перед разгневанными законодателями, обвиняющими компании в действиях, направленных на подавление конкуренции. С другой стороны, сами основные элементы бизнеса Google достигли зрелости. В этом году компания впервые в своей истории заявит о снижении годовой выручки - виной всему эпидемия коронавируса. Наконец, по мере роста компании становится всё сложнее поддерживать знаменитую своей вольностью и свободолюбием корпоративную культуру компании.

Главная задача мистера Пичая - не дать компании превратиться в то, чего больше всего опасались её основатели, Брин и Пейдж: в “обычную компанию”, медленно каменеющую и умирающую от дефицита инноваций. Эта задача одновременно деликатная и колоссальная.

Сегодня Alphabet - конгломерат бизнесов, часто слабо связанных между собой - целая планета, Googleverse, если угодно. Коммерческий центр этого мира - сам Google, а точнее его рекламная составляющая. Он генерирует 83% дохода корпорации и всю её прибыль. Сам по себе рекламный бизнес представляет собой созвездие всевозможных сервисов, позволяющих продавать и покупать рекламу, а заодно и оценивать её эффективность. В некоторых сегментах онлайн-рекламы доля гугла превышает 90%.

На первый взгляд может показаться, что Alphabet - это “актёр одной роли” (в тексте используется английская идиома “one-trick pony”). Но в реальности это целая театральная труппа, и девять из её участников имеют более миллиарда зрителей каждый (см. врезку). Каждый день люди делают 6 миллиардов запросов в Google и загружают видео суммарной продолжительностью 49 лет на Youtube. Каждый день в мире отправляется 300 миллиардов емэйлов, и если хотя бы треть из них приходится на Gmail - это консервативная оценка - то, будучи распечатаны, эти емэйлы потребовали бы 10.000 км бумажной ленты.

Но есть у Alphabet и “другие ставки”. Это Access (широкополосные оптоволоконные сети), gv (инвестиции в стартапы), Verily (медицина), Waymo (самоуправляемые автомобили), X (секретное подразделение, занимающееся перспективными проектами на будущее). С ядерными бизнесами компании эти подразделения связывает только интегрированная система обработки информации и, в наши дни, система искусственного интеллекта, поддерживающая работу всех сервисов компании - от онлайн-поиска до самоуправляемых авто.

На заре существования компании её основатели решили, что в ней всегда должна сохраняться свободная культура стартапа. Корпоративная культура Google выросла из духа свободы, царившего в интернете девяностых, в движении за открытое программное обеспечение и в кампусах Стенфорда, где Брин и Пейдж создали оригинальный поисковый алгоритм в девяностых.

Подобно интернету, Гугл должен был стать постоянно расширяющейся сетью автономоных групп инженеров, говоривших на одном языке и обладавших одной целью - “структурировать информацию со всего мира”. Alphabet - это сеть, состоящая из сетей, связанных воедино техническими стандартами. Его рост горизонтален и обеспечивается включением в его состав всё новых и новых сетей.

Чтобы не создавать иерархических лестниц, Брин и Пейдж одно время вовсе отменили менеджерские позиции в компании, хотя вскоре были вынуждены отказаться от столь радикального эксперимента. В качестве компромиса было решено, что каждому менеджеру должно подчиняться не меньше семи человек - это позволило сделать иерархию более “плоской”.

Космические абмиции

Гугл напоминал проект по созданию открытого программного кода. Каждый работник имел свободный доступ ко всей корпоративной информации (кроме финансовой). Работников поощряли задавать жёсткие вопросы на еженедельных общих собраниях с основателями, названными tgif - “Thank God It’s Friday”.

Из Стенфорда Брин и Пейдж вынесли простую идею: надо давать людям возможность следовать за своей мечтой. Работникам позволяли 20% своего рабочего времени тратить на то, что, по их мнению, будет наиболее выгодно для компании. Нередко работникам позволяли самим ставить перед собой квартальные задачи. Наем и карьерное продвижение тоже напоминали учёбу в университете. Кандидаты получили оценки, как студенты-аспиранты, а решение о том, кто должен подняться в должности, принимал “комитет равных”, состоящий из ведущих сотрудников компании.

В 2001 году основатели наняли Эрика Шмидта, ветерана Кремниевой долины, разбиравшегося и в технологиях, и в менеджменте, чтобы обеспечить компании “надзор со стороны взрослых”. Чтобы оградить компанию от давления со стороны акционеров, все акции были разделены на два класса: каждая акция, принадлежащая основателям, давала в десять раз больше голосов на совете акционеров. Хотя у Пейджа, Брина и Шмидта была относительно небольшая доля акций, они имели большинство голосов на собраниях. В “руководстве пользователя” для будущих акционеров, опубликованном незадолго до IPO компании в 2004 году, говорилось, что новые инвесторы “будут обладать весьма незнаичтельными возможностями влиять на вопросы стратегического развития компании”.

Мистер Пичай, занявший позицию генерального директора в 2015 году, управлял компанией в духе её основателей. Вместо того, чтобы пытаться влезть в каждую деталь, он старался назначать ответственных и грамотных людей, получавших в своей распоряжение достаточно ресурсов. “Люди должны иметь возможность принимать собственные решения” - говорит он.

А решения становятся всё более сложными. “Гуглеры” всегда гордились своей способностью решать сложнейшие задачи в информатике, но не особо обращали внимание на свою способность делать деньги. Вот почему некоторые сервисы компании - например, Youtube и Google Maps - дают компании немного прибыли или не дают никакой. Монетизация “нестандартных” продуктов компании только начинается. Пока что эти продукты стоят компании $5 млрд чистых убытков в год. Лишь Access и Verily дают хоть какую-то выручку. Некоторые из новых продуктов компании в будущем могут дать огромные прибыли: к примеру, занимающаяся разработкой самоуправляемых автомобилей Waymo оценивается на рынке в $30 млрд.

До сих пор доходы с рекламы, составляющие 60% доходов корпорации, “были золотой сетью, способной защитить даже самые амбициозные проекты компании”, как писал один из техноблогеров в 2011 году. Однако все эти проекты могут серьёзно ухудшить прибыльность компании и не слишком хорошо сказываются на её капитализации - по крайней мере, в сравнении с другими гигантами биг-теха.

Рынок онлайн-рекламы ещё долго будет продолжать расти, но его рост уже замедляется. В 2019 продажи рекламы выросли на 15%, в то время как в предыдущем году - 22%. К тому же сегодня до 60% пользователей начинают поиск товара на Amazon (по продажам компании онлайн-ритейлер уже вышел на третье место в мире, уступая лишь Google и Facebook).

Замечтались

Корпоративная культура Alphabet, ставящая во главу угла инициативу рядовых инженеров, тоже начинает демонстрировать признаки неэффективности. “Я думал, здесь работают по-настоящему умные стратеги”, говорит один из ветеранов Google, перешедший в компанию из Microsoft, но на практике увидел “сотни проектов, развивающихся параллельно друг другу”.

Руководители Alphabet часто сравнивают структуру своей компании со слизевиком - организмом, который может выживать, будучи разделён на отдельные клетки, но эти клетки должны объединяться для воспроизводства. Инновациям действительно несложно рождаться в такой корпоративной экосистеме. Но она же может мешать созданию структурированных продуктов, требующих устойчивой кооперации и стратегического видения. В первую очередь это касается отношений с крупными корпоративными клиентами, требующими строгого выполнения установленных сроков и возможности находиться в контакте с исполнителями своих заказов.

Google успел создать целую кучу мессенджеров - Allo, Buzz, Hangouts, Meet, и лишь в последнее время компания стала создавать унифицированную программу для корпораций, похожую на Slack от Microsoft. Облачный бизнес Google часто критикую “за отсутствие такого простого элемента, как клиентский сервис”. В результате Google в этой сфере уступает Amazon Web Services и Microsoft Azure с их великолепным потребительских сервисом.

Становится заметно, что организационная структура Alphabet не слишком хорошо подходит для масштабирования. Даже имея несколько десяткой тысяч работников, Google ощущал себя маленькой фирмой, отмечает один из работников. Сегодня в компании работают 120 тысяч работников, и ещё больше работают по временным контрактам; в этих условиях исходные правила, установленные основателями, превращаются из стимула в обузу. Менеджеры считают, что продвижение на основе решения “комитета равных” занимает несоразмерно много времени. Можно позволить тысячам цветов цвести, но для этого нужно слишком много компоста.

Размер создаёт и политическое напряжение. С 2016 года некоторые работники компании начали давить на менеджмент, требуя действий, связанных с политикой - от запрета на предвыборную рекламу Дональда Трампа, обещающей ограничить иммиграцию в страну, до бойкота кафе, подающих мясо. В 2017 году разгорелся скандал после того, как в прессу утекли внутрикорпоративные сообщения Джеймса Дамура, разработчика, объяснявшего малое число женщин в программировании биологическими причинами. Дамура уволили, но одновременно были опубликованы личные данные активистов, добивавшихся его увольнения.

После этого утечки начали случаться всё чаще - раньше такого и представить нельзя было. В 2018 году активистам удалось заставить менеджмент Google отказаться от выгодного контракта с Пентагоном на разработку ИИ для дронов и остановить разработку цензурируемой версии поисковика для китайского рынка. Когда стало известно, что обвинённые в сексуальных домогательствах высокопоставленные менеджеры после увольнения получали многомиллионные компенсации, забастовку объявили 20.000 работников по всему миру.

“Забастовка разбила сердце Ларри Пейджа”, говорит один из гуглеров. Он считает, что задача создания коммуны инженеров провалилась. С тех пор основатели перестали посещать собрания tgif и в целом дистанцировались от своего детища.

Брин, Пейдж и Шмидт сохраняют 13% акций компании и 57% голосов в собрании акционеров, но сегодня компанией управляет уже совсем другой триумвират, говорит один из бывших руководителей. Он включает Пичая, Кента Уолкера, старшего вице-президента по международным делам, и Рута Пората, финансового директора, ранее работавшего в Morgan Stanley. Брин и Пейдж были инженерами, Шмидт был инженером и менеджером, нынешняя тройка - просто менеджеры. Обычные акционеры теперь довольны - компания играет по правилам.

Компания по-другому обращается теперь и со своими перспективными проектами. Некоторе, как Waymo, ищут внешних инвесторов и когда-то, видимо, станут независимыми компаниями. Другие, как Chronicle, компания, намеренная революционизировать кибер-безопасность, вернулись в базовую структуру Google. Ну а остальные, такие как разрабатывающая ветрогенераторы Makani, скорее всего, будут закрыты в ближайшем будущем.

Бесконечность не предел

Перекройка системы управления, проводимая Пичаем, лучше всего видна на примере Google Cloud. Он резко увеличил объём инвестиций, направляемых в этот бизнес, и в 2018 году назначил руководить им мистера Куриана, бывшего гендиректора Oracle. Получив широкие полномочия, Куриан добавил в организацию больше иерархичности и начал нанимать людей из своей бывшей компании и SAP, крупной немецкой софтверной компании.

И это сработало. В прошлом году облачный сервис Google вырос на 50%, доходы достигли $13 млрд - 8% от общих доходов Alphabet.

Но финансовый успех несёт в себе риски. Инсайдеры рассказывают об исходе работников из облачного бизнеса в другие дивизионы Alphabet. Многие работники опасаются, что вертикальная иерархия выйдет далеко за пределы Google Clouds и станет стандартом для всей компании. Многим не нравится получать сверху задания с жёстким дедлайном.

“Когда мы были маленькими, мы все были одной компанией, работавшей над одним продуктом, и каждый понимал смысл принимаемых решений. В компании, в которой работают 100.000, намного сложнее объяснять каждому контекст каждого предпринимаего действия” - писал Уолкер во внутренней рассылке в ноябре. Tgif теперь проводятся раз в месяц и ограничены вопросами, касающимися исключительно ведения бизнеса. Внутренняя рассылка модерируется, и политически острые сообщения из неё удаляются. Доступ к чувствительным внутренним документам предоставляется только при рабочей необходимости.

Компанию критиковали за то, что она делает слишком мало для обеспечения внутреннего разнообразия. Через две недели после смерти Джорджа Флойда менеджмент пообещал “увеличить долю недопредставленных групп” до 30% в следующие пять лет. В июне 2000 работников подписали открытое письмо, требующее запретить продажу технологий полицейским агентствам в США.

Пичая обвиняют в “чрезмерной сдержанности”, многие считают, что он не способен “вдохновлять”. Его винят в излишней боязни рисков. Сложно согласиться с тем, что он способен продемонстрировать столь же широкое видение будущего, как Джефф Безос или глава Microsoft Сатья Наделла.

Чтобы стать лидером образца Наделлы, Пичаю стоит быть более смелым. Одна из возможных идей - превратить Google в банк информации, управляющий информацией пользователей в их же интересах - то есть делать с информацией то же, что делает обычный банк с деньгами. Если Пичаю удастся развить этот проект, это будет по-настоящему крупным успехом. И это позволит Alphabet остаться уникальной компанией.

СИЦЗИНОМИКА

Источник: журнал The Economist, выпуск от 15 августа 2020 года

В прошлом году Zotye, автопроизводитель, смог благодаря нему улучшить свои слабые продажи. Шеньчженский банк, опираясь на него, смог цифровизовать свои операции. Китайская национальная ядерная компания с его помощью смогла ускорить развитие энергосберегающих технологий. Кажется, “Мысли Си Цзиньпина о социализме с китайской спецификой для новой эры” - великолепная инструкция по развитию бизнеса.

Времена, когда частные китайские компании старались прикрыть свои связи с Коммунистической партии, давно прошли. По оценкам The Economist, 400 из 3900 китайских компаний, чьи акции торгуются на биржах в континентальном Китае, в своих годовых отчётах отдавали дань уважения КПК и её лидеру. С 2017 года число упоминаний Си Цзиньпина выросло в 20 раз.

Всё это отражает новую китайскую реальность. Коммунистическая партия всё жёстче контролирует страну, а мистер Си всё строже контролирует партию. Что же он намерен сделать с китайской экономикой?

Ничего хорошего - считают критики внутри страны и за её границами. Он остановил реформы, направленные на либерализацию рынка, и придушил рыночные силы, возвращая страну к модели развития за счёт государственного планирования. Частные компании создают внутри себя партийные комитеты с широкими правами в определении вопросов стратегии. Недавняя книга Николаса Ларди из Петерсоносвского института озаглавлена “Государство наносит ответный удар”.

Наблюдения верны, выводы - нет. Вообще, такие выводы порождают самодовольство и опасную недооценку потенциала развития Китая. Си не просто расширяет государственный сектор за счёт частного. Вместо этого он создаёт более “сильную” версию государственного капитализма. Государственные компании должны жёстче подчиняться рыночной дисциплине, частные - дисциплине партийной, и все вместе должны стремиться выполнить общую миссию. Этот проект наполнен противоречиями, но прогресс во многих сферах очевиден.

Си объявил о своих планах в 2013 году, заявив, что Китай позволит “рынкам играть решающую роль в вопросах распределения ресурсов”, в то же время усиливая “лидирующую роль государственного сектора”. В 2015 году фокус внимания сместился со структурных реформ на борьбу с кризисом на фондовом рынке: государству пришлось срочно рекапитализировать банки, усиливать контроль над трансграничными денежными переводами и “срезать углы” в неуклюже выстроенной финансовой системе. Но сейчас партия считает, что она “выиграла битву с финансовыми рисками” и может вернуться к продвижению идей Си Цзиньпина в ещё более радикальной форме.

Конфликт с США заставляет партийцев всё сильнее склоняться к модели “опоры на собственные силы”. Эффективная реакция на эпидемию коронавируса усилила веру в “институциональные преимущества” Китая, как их называет Си - веру в то, что сильное однопартийное государство способно эффективно концентрировать экономические и социальные ресурсы страны для борьбы со всевозможными проблемами.

План Си Цзиньпина можно разделить на две основные части. Первая - установить строгие границы для бурлящей китайской экономики; создать сильную правовую систему; упростить правила повседневной работы компаний; модернизировать финансовую систему. Вторая - создать более гибкую систему государственного контроля над экономикой на всех уровнях, повысить эффективность госкомпаний и обеспечить их эффективное взаимодействие с частниками.

У предпринимателей сохраняется широкая свобода манёвра, коль скоро они готовы следовать правилам. И у них сохраняются стимулы. “Быть богатым - немалое достоинство”: поговорка, приписываемая Дэну Сяопину и ставшая китайской мантрой на много лет, до сих пор сохраняет актуальность. Но стремиться к богатству можно только тогда, когда твоё стремление помогает государству.

Многие иностранные руководители компаний и дипломаты не особо верят в прорыночность проводимых реформ. Повторяющиеся обещания “честной игры”, при которой иностранные и отечественные компании на внутрикитайском рынке будут иметь равные возможности, не имеют за собой никаких реальных действий. Госкомпании получают огромные субсидии и работают по особым, привилегированным правилам, пусть эти субсидии и правила не всегда легко заметить. Иностранные компании практически не представлены в таких секторах, как финансы и энергетика.

Вам нельзя обанкротиться

Жалобы иностранцев справедливы. Но когда Си говорит о рыночных реформах, он говорит не о справедливости для всех игроков, а о наведении порядка. Он хочет более чётко определить, как и по каким правилам могут работать бизнесы и люди.

Взять, к примеру, правовую систему. Безусловно, она используется в качестве инструмента давления на оппозицию, что наиболее ярко проявилось в случае с Гонконгом. Си Цзиньпин безжалостен к активистам, борющимся за права человека. В то же время он провёл профессионализацию судебного корпуса и предоставил судам намного больше свободы в неполитических делах. Экономика стала слишком сложной, а коррупция - слишком масштабной, чтобы местные начальники могли по своей воле разрешать возникающие правовые конфликты.

Результатом стал взрывной рост числа судебных дел. Число административных исков, в которых ответчиком обычно выступает та или иная часть государства, более чем удвоилось с 2012 года, когда Си стал председателем КНР. Число заявлений о банкротстве удесятерилось. В прошлом году китайские суды приняли к рассмотрению 480.000 дел, касающихся споров об интеллектуальной собственности - почти в пять раз больше, чем в 2012 году; во многом этому способствовало появление нового специализированного суда. При этом иностранные истцы выиграли в 89% случаев.

Закон становится надёжнее, а государственная бюрократия упрощается. По оценкам Всемирного банка, в 2017 году на открытие нового бизнеса требовалось 23 дня; сегодня нужно всего девять - чуть быстрее, чем в Японии, чуть медленнее, чем в США. Получение разрешения на возведение здания раньше требовало 247 дней; сегодня - 111. Цифровизация намного упростила уплату налогов. Как только выписывается накладная, копия сразу же отправляется в налоговую службу. Правда, некоторые считают, что бэкдоры в созданном государством программном обеспечении могут дать хакерам доступ к корпоративным компьютерным сетям.

Последним объектом реформы стала финансовая система. Для тех, кто считал банковское регулирование пустыми бумажками, новые порядки стали большой неожиданностью. Сяо Чинхуа, всемогущий финансист, управлявший активами наследников членов Политбюро, был похищен в Гонконге в 2017 году и вывезен в континентальный Китай. Несколько других воротил тоже пропали - чтобы появиться позже либо очищенными от подозрений, либо на судебной скамье. Месседж был очевиден: следуйте правилам - или не жалуйтесь.

Реформы касаются не просто смены конкретных людей. Они включают реальные структурные изменения. С 2008 по 2016 год отношение общего долга (государства, компаний и домохозяйств) к ВВП росло примерно на 10% каждый год. С 2017 по 2019 годы рост составлял всего 4% в год.

Вкус к авантюрам

С начала десятых годов китайские банки начали вкладывать свои ресурсы в непрозрачные инвестиционные продукты. С 2010 по 2017 годы объём кредитов, выданных банками другим финансовым институтам, вырос в двадцать раз - кредиты наслаивались на кредиты. Но в последние два года новые правила остановили эту волну. Теневой банковский сектор - пёстрый мир практически не регулируемых кредитных и инвестиционных компаний - начал сокращаться.

В то же время начался бум на рынке облигаций. В 2012 общая стоимость бондов относительно ВВП составляла 50%, сегодня - 100%. Вообще, китайская финансовая система сегодня кажется куда как более здоровой, чем несколько лет назад.

Во многом, конечно, прежние проблемы сохраняются. Банки знают, что правительство всегда спасает государственные компании, и направляют основную часть ресурсов им, а не небольшим молодым компаниям (к чему призывают высокопоставленные чиновники); вполне рациональный выбор в таких условиях. Перед Си Цзиньпином стоит задача переделать устройство “China Inc.”

Амбициозный план “Made in China 2025” затрагивает почти все отрасли промышленности, но сам этот план размыт и лишён фокусировки. “Каждый департамент в правительстве приходил со своим собственным проектом. Но при составлении проекта не было никакой общей стратегии” - считает экономист, участвовавший в составлении нескольких прошлых пятилетних планов. Однако амбициозность проекта вместе со слухами, окружающими китайскую промышленную политику, заставила США предпринять ответные меры.

Китайское правительство прежде всего стимулирует те сектора, в которых китайская экономика наиболее уязвима перед потенциальными американскими санкциями. Плановщики присваивают приоритетный статус производству авиатурбин, подшипников, точной фотолитографии для производства микропроцессоров и ряду других ключевых технологий.

Потому-то госкомпании остаются нужны в строящейся системе: государству намного проще управлять ими, чем частными фирмами. Но сегодня госкомпании продолжают отставать от частных в плане производительности труда. Босы государственных предприятий, будучи политическими назначенцами, стремятся избегать рисков; к тому же они часто вынуждены не только максимизировать прибыль, но и выполнять кучу возложенных на них правительством обязательством. Во время пандемии правительственные чиновники хвалили госкомпании - такие как PetroChina - за создание дополнительных рабочих мест во время кризиса.

Смешать, не взбалтывать

Си Цзиньпин дал понять, что он не собирается проводить фундаментальную перестройку госпредприятий. Не будет ничего подобного девяностым, когда вслед за волной закрытий и приватизаций предприятий последовала другая волна - безработицы. С другой стороны, в то время реформа государственного сектора создала пространство для молодых предпринимателей. Сейчас государство стремится выжать как можно больше из госпредприятий и в то же время использовать их, чтобы выжать как можно больше из частного сектора.

В прошлом году правительство объявило, что критерием успешности госпредприятий будет не общая выручка, а чистая прибыль - это должно побудить их больше заботиться об издержках и эффективности. “Мой оптимизм подпитывает то, что они всё больше говорят об интересах акционеров”, говорит стратег из одного из китайских хедж-фондов. Очевидно, что некоторые активы управляются лучше других: акции Китайского торгового банка торгуются в полтора раза дороже балансовой стоимости, акции Банка коммуникаций - вдвое дешевле.

(Балансовая стоимость - стоимость всех активов компании за вычетом всех её обязательств; стоимость всего имущества компании - зданий, оборудования, офисных столов и скрепок, стоимость всех выданных кредитов - т.е. обязательств внешних игроков перед компанией, стоимость ценных бумаг и валютных резервов компании, стоимость её патентов и т.д.).

Возможно, куда важнее - хотя до сих пор не все успели это понять - стремление правительства развивать “смешанное владение”. Госкомпании должны привлекать частных инвесторов, а частные инвесторы должны вступать в партнёрства с госкомпаниями. Движение в этом направлении началось довольно давно (акции крупных госкомпаний торгуются на бирже с начала нулевых). Но теперь речь будет идти не только о гигантах, но и о небольших государственных предприятиях. За последние несколько лет государственный сектор в целом смог привлечь частных инвестиций на сумму около триллиона юаней ($145 млрд). С другой стороны, только за первую половину 2020 года 50 крупных частных компаний привлекли значительные объёмы капитала из государственных инвестиционных фондов.

Граница между частным и государственным секторами становится всё более размытой. Частные компании и раньше обязаны были иметь внутри себя партийные комитеты, но долгое время на их отсутствие закрывали глаза. Теперь частные компании - по крайней мере, крупнейшие из них - обязаны озаботиться созданием таких комитетов.

Исследования показывают, что после того, как государственная или частная компания переходит к смешанной модели владения, её расходы на исследования действительно возрастают. Госкомпаниям оказывается полезна инъекция свежих идей и аппетита к рискованным проектам. Частным компаниям связи с государством дают доступ к дешёвым кредитам.

Взять, к примеру, производство интегральных схем - отрасль, остающуюся приоритетной на протяжении тридцати лет. Государство потратило $100 млрд на развитие этого сектора. Огромное количество денег ушло вникуда, но кое-что получается. В апреле компания YMTC, основанная в 2016 году (совместное частно-государственное партнёрство) объявила о создании чипов памяти, не уступающих по сложности чипам Samsung.

Дэн Ванг из исследовательской фирмы Gavekal Dragonomics говорит, что китайские чипы всё же несколько уступают южнокорейским, но всё же быстрый прогресс Китая в отрасли невозможно отрицать. Интересно, что основное производство YMTC расположено в Ухане. Когда весь город был закрыт на карантин, завод продолжал работать, не останавливаясь ни на один день.

Но, конечно, в целом картина далека от идиллии. Да, прибыльность теперь стала ключевым критерием успешности менеджеров, но это не значит, что решения принимаются на основе коммерческой логики. Высокопоставленный руководитель в одной из крупнейших государственных страховых компаний говорит, что теперь именно партийные комитеты принимают ключевые кадровые решения и высказывают “мнения” по всем важным капиталовложениям. Мнение здесь - эвфемизм. “Обычно это - финальное решение. Никто не будет спорить с партийным секретарём”, говорит он. “Но если что-то пойдёт не так, ответственность будет нести не партийный комитет, а совет директоров”.

Что до частного сектора, несмотря на всю критику, обрушивающуюся на Си Цзиньпина, стоит заметить, что десять крупнейших частных компаний прибавили $2 триллиона к своей капитализации со времён начала его правления. Усиление судебной системы и дисциплинирование финансовой системы позволяют крупным инсайдерам покупать новые компании, обеспечивать защиту своей интеллектуальной собственности и получать доступ к капиталу.

Неоднозначная история успеха

Всё это позволяет объяснить процесс консолидации, идущий сегодня во всех отраслях - процесс, демонстрирующий, что рыночные силы в экономике до сих продолжают играть значение, возможно, даже большее, чем раньше. Пять лет назад на пять крупнейших китайских девелоперов (строительные компании) приходилось 20% рынка; сегодня - 34%.

Но правление Си Цзиньпина не ограничивается консолидацией. При нём в Китае родились стартапы, превратившиеся в огромные и дорогие компании - TikTok, Pinduoduo (конкурент Alibaba) или SenseTime - компания, разрабатывающая ИИ для распознавания лиц. Но смогут ли все ограничения и неэффективности, неизбежно связанные с государственным вмешательством в экономику, быть компенсированы увеличением стимулов к инновациям и созданию новых технологий, обеспеченными тем же самым государственным вмешательством? Однозначного ответа на этот вопрос пока нет.

Образцовая компания “нового стиля” - BYD, производитель электромобилей. С одной стороны, она демонстрирует энергию китайских предпринимателей. Химик Ванг Чуанфу оставил плохо оплачиваемую работу на государство в середине девяностых ради собственного бизнеса - тогда это было производство батарей для мобильных телефонов. Сегодня крупнейшим инвестором в его компании является сам Уоррен Баффет.

В то же время BYD тесно связана с партией. Ванг - член партии. Хотя в своих отчётах перед акционерами BYD никогда не упоминала партийный комитет, по сообщениям государственных СМИ, он играет большую роль в деятельности компании. И решения, принимаемые фирмой, зачастую идеально совпадают с линией, задаваемой государством. Как только США наложили санкции на Huawei, BYD начала выпускать смартфоны для крупнейшей китайской телекоммуникационной компании.

Становится всё сложнее разделять государственный и частный сектора. Ставновится всё сложнее разделять корпоративные и национальные интересы. И всё же становится всё сложнее утверждать, что госкапитализм не позволит Китаю создать компании - лидеры на мировых рынках и добиться превосходства в ключевых технологиях, а в целом - превратить китайскую экономику в первую экономику мира.

УНИВЕРСИТЕТ НА РАСПУТЬЕ

Источник: журнал The Economist, выпуск от 8 августа 2020 года

К 2022 году Бостонский университет должен завершить строительство величественной башни за $141 млн, в которой будет помещаться новый исследовательский центр науки о данных (data-science). Университет Ридинга в Британии почти закончил новое здание биологических наук за $65 млн. Университет Нового Южного Уэльса в Австралии вложил $360 млн в новый комплекс зданий, призванный выполнить амбициозную задачу, стоящую перед университетом - пробиться в мировой топ-50.

Все эти планы выглядели оправданными в мире, в котором студенты толпами пересекали границы, чтобы получить образование получше; сегодня они выглядят дурацкой тратой денег. Все три университета сегодня готовятся снижать издержки и готовятся увольнять часть преподавательского состава.

Для университетов в США, Австралии, Канаде и Великобритании пандемия стала настоящим бедствием, поскольку раньше одним из ключевых источников финансирования для них были деньги иностранных студентов. В 2000 году таких студентов насчитывалось два миллиона, сегодня - пять. В Австралии на иностранных студентов приходится четверть от всех денег, получаемых университетами. В канадском университет МакГилл иностранных студент, получающий степень в точных науках, платит 45 тысяч канадских долларов ($34.000) в год; канадец платит 2.623 канадских доллара в год.

Ещё до всякой пандемии многие из этих университетов беспокоились по поводу ухудшения отношений с Китаем - главным источником иностранных студентов в мире. К тому же консервативные правительства в англоязычных странах (в США, Британии и Австралии) без особого энтузиазма относятся к ценности университетских образования.

Пандемия разом превратила проблемы в катастрофу. Университетские кампусы - идеальная площадка для распространения эпидемий. Доказательством тому может служить Форт-Беннинг, база американской армии. Среди 640 новобранцев у четырёх был выявлен ковид. Через несколько недель совместного проживания и тренировок ковид нашли уже более чем у сотни.

Добро пожаловать. Виртуально

Многие преподаватели по понятным причинам избегают контактов с учениками. В июле ректор Университета Колорадо в своём письме инструктировал своих подчинённых не избегать персонального общения со студентами, поскольку такое избегание “попросту перекладывает ваше бремя на ваших коллег”. В наступающем учебном году лишь четверть американских вузов планирует сохранить очное образование в полном допандемическом объёме, свидетельствуют исследования.

Но многие иностранные студенты тоже не горят желанием подвергаться рискам. Опросы показывают, что четверо из десяти студентов планируют отложить планы учиться за границей. Многие готовы учиться, если обучение будет проходить онлайн. В Австралии число студенческих заявок на визы упало на треть в этом году.

В Гарварде в прошлом году 13% студентов были иностранцами; лишь 40% из учащихся на бакалаврских программах вернутся в университетские стены в начале этого учебного года - остальные будут учиться удалённо. На кампусах каждые три дня будут проходить повальные тестирования, студентам будет запрещено приводить гостей в общежития. А университет Болтона в Северной Англии планирует установить сканеры температуры на входе во все аудитории и закупить для студентов велосипеды, чтобы они не пользовались общественным транспортом.

Вирусы любят вечеринки

Даже для тех студентов, что вернутся в общежития, львиная часть обучения будет вестись онлайн. Такие лекции по Zoom могут ускорить давно зародившийся тренд перехода образования в онлайн. Coursera и другие подобные ей интернет-проекты не смогли, вопреки ожиданиям, революционизировать сферу высшего образования. Тем не менее, в последние пять лет всё больше университетов предлагают получать образование онлайн. В 2012 году один из пяти аспирантов в США получал образование онлайн; в 2019 - один из трёх.

В мае Дэн Техан, австралийский министр образования, предложил обеспечить государственным финансирование короткие онлайн-курсы в областях “национальных приоритетов”, таких как педагогическое и инженерное образование. “Мы хотим, чтобы люди вместо Netflix занялись в интернете учёбой” - заявил он.

Но многие студенты продолжают предпочитать очное обучение. В прошлом году лишь один из семи американских бакалавров получил свою степень благодаря онлайн-обучению. Иностранные студенты к тому же хотят “культурного погружения”, которое невозможно при обучении по интернету. Многие стремятся в большие города: в Америке лидер по числу иностранных студентов - Нью-Йоркский университет (19.605 человек), в Англии - Университетский колледж Лондона (19.635). Опыт жизни в этих глобальных столицах никак нельзя передать через видеозвонки.

При этом университеты, уходя в онлайн, не намерены снижать плату за обучение. В частных разговорах менеджеры британских университетов признаются, что они будут делать для иностранных студентов разнообразные скидки, но публично об этом заявлять никто не намерен. Такая самоуверенность выглядит не слишком обоснованно. Если образование не предполагает полного погружения - культурного и интеллектуального - в новую среду, то зачем платить $50-60 тысяч за то, что можно послушать на Курсере?

С февраля китайцам запрещено посещение Австралии. Канада не принимает иностранцев, получивших визы позже марта. Некоторым индийским студентам разрешили прибытие в США - но не китайским. В Британию разрешено прилетать и индийским, и китайским студентам, хотя они должны пройти через двухнедельный карантин.

В июле администрация Трампа отказалась от планов аннулировать визы иностранных студентов в университетах, полностью перешедших на онлайн-образование после того, как несколько университетов - включая Гарвард - подали иски против правительства. Тем не менее в конце месяца администрация объявила, что не допустит в страну студентов первых курсов, если их образование не предполагает очного компонента.

Институт фискальных исследований (ИФИ), британский исследовательский центр, подсчитал, что британские вузы в этом году потеряют четверть своих обычных годовых доходов, причём больше всего потеряют топовые университеты. Четыре передовых австралийских университета получают треть своих доходов от иностранных студентов.

Всё же положение университетов не столь печально, как кажется: как правило, у них есть огромные резервы и возможность занимать деньги на внешних рынках под низкий процент. Топовые вузы вряд ли долго останутся без студентов. Даже если получение диплома становится менее интересным и увлекательным, сила университетского бренда никуда не исчезает - а с ней никуда не исчезает и ценность самого диплома.

Конец прекрасной эпохи

В по-настоящему рискованной ситуации оказались средне- и низкорейтинговые университеты, особенно те, кто, несмотря на не самый престижный бренд, могли привлекать значительное число иностранных студентов. Действительно, в США среднеуровневые университеты штатов и колледжи свободных искусств (liberal-arts colleges) намного менее охотно, чем их топовые конкуренты, объявляли о закрытии кампусов. Ещё до кризиса демографический провал заставил 50 колледжей закрыться или стать филиалами более крупных собратьев. Это чуть более процента от 4000 вузов, разбросанных по всей стране, но сжатие образовательной сферы было очевидно до всякой пандемии.

Лоббисты требуют от правительства спасения. Британские университеты просят пакет помощи на 3,2 миллиарда фунтов, американские - на 50 миллиардов долларов. Но Конгресс США пока ограничился $14 млрд. В Британии государственные займы смогут покрыть 80% выпавших доходов, но только для исследовательских (то есть лучших) университетов. В Австралии правительство покроет убытки, вызванные уменьшением числа внутренних студентов - но не иностранных.

Отчасти такие скромные меры объясняются тем, что правительство выжидает и наблюдает за тем, насколько тяжёлой окажется ситуация по итогам. Американские университеты вряд ли получат помощь от администрации президента. Трамп не раз заявлял, что колледжи концентрируются на “радикальной левацкой индоктринации студентов, а не на их обучении”, и просил Казначейство пересмотреть их статус как освобождённых от взимания налогов.

В других частях англосферы правительства хотят, чтобы университеты больше заботились о будущем своих выпускников на рынке труда. IFS подсчитала, что пятая часть выпускников оказалась бы в лучшем положении, если бы они вообще не получали высшее образование.

И в Австралии, и в Британии правительства обеспечивали расширение сферы высшего образования за счёт увеличения платы, взимаемой со студентов. Но поскольку сами студенты берут государственные образовательные кредиты, в итоге бремя расходов всё равно перекладывается на государство. В Британии правительство уже объявило, что университеты, которые берут “ковидные” займы, должны фокусироваться на востребованном на рынке труда образовании (например, инженерные науки) или на образовании, значимом для страны (например, педагогическом).

Борис Джонсон говорит, что может последовать примеру Австралии, которая удвоила стоимость гуманитарного образования, одновременно понизив стоимость образования в областях, критически важных для будущего экономического роста или важных в социальном плане, таких как психиатрия и сельское хозяйство. Но не все уверены в успехе австралийской реформы. Как правило, студенты не платят за образование сразу из своего кармана - они получают образовательные кредиты от правительства; в результате у студентов, не способных найти работу со своими дипломами, теперь будет просто ещё больше долгов.

В следующие месяцы определится судьба будущего образовательной сферы. Многие учебные заведения просто закроются. Если мир накроет мощная вторая волна, если вакцина не придёт вовремя, если экономика вновь начнёт рушиться, спасение университетов станет для политиков задачей третьего ряда. Первые два десятилетия XXI века были временем экстраординарно быстрого роста университетского образования в нескольких передовых странах мира. Золотая эпоха для них закончилась.