Несбалансированные - 1

На фоне пандемии коронавируса отношения Китая и Западного мира ухудшились настолько, что времена Тяньаньмыня сегодня кажутся китайским дипломатам безоблачной эпохой тёплой дружбы. Швеция закрывает все спонсируемые Китаем образовательные программы. Французский лауреат Нобелевской премии Люк Монтанье, первооткрыватель ВИЧ, считает коронавирус искусственно созданным - и его слова резонируют с регулярными резкими антикитайскими высказываниями президента Макрона. В Financial Times публикуют письмо, в котором Китай называется угрозой миру; среди подписавших - два бывших министра иностранных дел. Верховный представитель ЕС по иностранным делам и политике безопасности Жозеп Боррель называет китайскую политику гуманитарной помощи “двойной игрой” и “геополитической уловкой”.

Но всё это кажется ерундой на фоне отношений Пекина с Вашингтоном. В Америке всерьёз рассматриваются возможности лишения КНР дипломатического суверенитета и отказа от выплат по американским долгам, принадлежащим Китаю. Страны высылают журналистов друг друга и готовятся к новым торговым войнам, а госсекретарь Помпео не стесняется присоединиться к Монтанье в заявлениях об искусственном происхождении вируса. В борьбе с Китаем готовы объединиться даже Тед Круз и Дональд Трамп: первый обвиняет ВОЗ в полном подчинении Пекину, а второй замораживает финансирование организации.

Reuters недавно рассказала об отчёте Министерства общественной безопасности КНР, распространённого среди китайских чиновников. Отчёт предлагает готовиться к вооружённому противостоянию США и Китая. Кажется, хуже быть уже не может.

Неужели причиной такого катастрофического разрыва стал один лишь коронавирус?

СТРЕКОЗА И МУРАВЕЙ

В 1820 году, в самом начале Промышленного переворота, экономика Китая была примерно в 15-20 раз больше американской. На Китай тогда приходилось около трети мирового ВВП. К 1950 году году они поменялись местами: теперь уже американский ВВП был вшестеро больше китайского.

Разворот начался сорок лет назад. С 1958 года, с начала политики “Большого скачка”, и до смерти Мао в 1976 году китайский подушевой ВВП вырос на 26%, американский - на 60%. К этому времени средний китаец был примерно в двадцать (!) раз беднее американца.

Номинальный ВВП стран мира

С 1976 по 2018 год китайский подушевой ВВП вырос примерно в 15 раз, американский - всего лишь в два с половиной; сегодня американец всё ещё богаче китайца примерно в три с лишним раза, но этот разрыв уже несильно отличается от состояния 1820 года (тогда китайский подушевой ВВП был вдвое меньше американского).

Источники: Maddison Project, World Bank, расчёты автора.

Источник: Maddison Project.

С начала 1950-х гг. и до начала 1970-х гг. доля импорта в американском ВВП оставалась относительно стабильной, не превышая 5%. После кризиса 1973 года, в разы повысившего стоимость нефтяного импорта, начался быстрый рост импорта в структуре американской экономики. К середине 2000-х гг. импорт в американской экономике достиг 18% ВВП, при том что экспорт оставался на 6 процентных пунктов меньше.

С весны 1980 года по осень 2019 фондовый индекс S&P 500, отражающий капитализацию 500 крупнейших американских компаний, вырос со 100 до 3000 с лишним пунктов (с учётом инфляции реальный рост был примерно десятикратным).

В нулевые годы индекс Кейса-Шиллера, отражающий цены на недвижимость, поднялся почти вдвое с 2000 по начало 2006 года.

Всё это обеспечило так называемый “эффект богатства”: люди, становясь богаче, стремились не сберегать, а тратить - ведь у них и так становилось больше денег. В результате уже к началу нулевых доля частного потребления в ВВП достигла 70 процентов и продолжала понемногу расти.

Доля потребления в американском ВВП

Дополнительным фактором стали сверхнизкие процентные ставки. В нулевых годах ФРС оказалась в новой реальности: даже очень резкое понижение ставки рефинансирования не помогло разогнать инфляцию (мы ещё поговорим об этом, когда будем обсуждать причины Великой Рецессии 2008 года). Американцы получили возможность брать потребительские кредиты почти даром - и, конечно, не замедлили этим “даром” воспользоваться. К 2008 году задолженность частного сектора достигла рекордных 132% располагаемого годового личного дохода, в то время как в 1970-2000-х гг. он оставался в среднем на уровне 43%.

В 2005 году США достигли результата, казалось, невероятного для современной развитой страны: чистые сбережения домохозяйств составили 1,3% от их доходов. Фактически американцы проедали всё, что получали.

В Германии, которая во время кризиса 2008 года окажется одной из наиболее успешных экономик, чистые сбережения домохозяйств в это время составляли около 10,5% их доходов, в КНР - около трети(!). Стоит добавить, что ещё в 70-х и начале 80-х гг. уровень частных сбережений в США колебался между 8% и 12%.

В нулевые годы шокирующе низкий уровень сбережений в США оставался постоянным объектом критики как со стороны экономистов, так и со стороны правительств других крупных государств. На Петербургском саммите “Большой восьмёрки” в 2006 году Джорджу Бушу пришлось отбиваться от постоянных претензий, касающихся раздутого американского уровня потребления. Проблема, однако, заключается в том, что американское правительство лишилось способности проводить структурные реформы. Двухлетний политический цикл, самый интенсивный среди всех крупных стран мира (каждые два года переизбирается Конгресс и треть Сената, вдобавок каждые четыре года проходят выборы президента) поощряет желание немедленно получить желаемое и делает почти невозможным долгосрочное мышление. Американская экономика растёт с 2011 года. Стандартная макроэкономическая теория подсказывает, что в этих условиях необходимо добиваться бюджетного профицита, в реальности дефицит американского бюджета быстро увеличивается с 2015 года, в прошлом году достигнув триллиона ста миллиардов (и это на фоне самого быстрого роста с 2006 года).

Хотя в 2018 году китайский номинальный ВВП составлял 60% от номинального ВВП США, потребление в Китае было втрое меньшим, чем в Америке. (В КНР на частное потребление домохозяйств приходится менее 40% ВВП, в США - более 70%). В Америке живёт немногим больше 4% населения Земли, но на них приходится больше 16% общемирового потребления.

В 2019 году превышение американского импорта над экспортом составило 5% ВВП. Долгие десятилетия после Второй мировой торговый баланс США оставался сбалансированным: экспорт почти не отличался от импорта. Но с начала 90-х гг. дефицит начал достигать пугающих масштабов.

Но никто не будет продавать свои товары даром, даже если покупатель - Соединённые Штаты. Как Америка финансировала дефицит? За счёт притока капитала: иностранцы в обмен на свои товары покупали американские долги и активы (ценные бумаги, предприятия и так далее).

Да, последние десятилетия США живут в долг: долг как государственный, так и внешний. По итогам нынешнего года отношение одного только долга федерального правительства к ВВП вырастет, по оценкам, с 71% до 106%, превысив показатели времён Второй мировой войны. Если исключить из рассмотрения нефть, станет видно, что реальный помесячный дефицит торгового баланса США быстро рос за годы правления Трампа, объявившего борьбу с этим дефицитом одной из своих главных целей на посту президента.

Всё меньше экономистов готовы согласиться с тем, что нынешняя ситуация в США устойчива. (Взять, к примеру, вот эту парочку). Но многие всё ещё считают, что волноваться не о чем - в первых рядах Пол Кругман. А Китай-то тут причём?

ПОЛЁТ ДРАКОНА

Узнали? Согласны?

Гражданская война в Китае началась в 1927, с разгрома левонационалистическим правительством Чан Кайши коммунистической партии, и закончилась через двадцать два года, когда коммунисты, возглавляемые Мао Цзедуном, вошли в Пекин. На самом деле ещё до начала войны националистов с коммунистами Китай двенадцать лет страдал от бесконечных войн центрального правительства с “милитаристами” - местными военными начальниками, контролировавшими отдельные регионы. Ещё раньше страна была потрясена падением двухтысячелетней императорской власти, до этого - восстанием “боксёров” и интервенцией “восьми держав” (шесть ведущих европейских государств плюс США и Япония), “Опиумными войнами”, восстанием Тайпинов - самой кровавой гражданской войной в истории, не говоря уже о бесчисленных местных восстаниях. Период 1840-1950 годов известен в Китае как “столетие унижений”; за это время доля Китая (в нынешних границах) в мировом ВВП снизилась с примерно четверти до примерно одной двадцать пятой.

Не по всем показателям позднеимперский Китай стагнировал

Неудивительно, что первая пятилетка (1952-1957 гг.), проведённая по советскому образцу, оказалась для Китая чрезвычайно успешной: одного только мира было уже достаточно для того, чтобы экономика начала быстро расти. Если прибавить к стабильности обширную советскую помощь (по современным оценкам, с советской помощью было выстроено от 300 до 500 промышленных предприятий, не говоря уже о масштабной передаче технической документации, становится понятно, как Китаю удалось за пять лет увеличить добычу угля в пятьдесят раз (до солидных 131 миллионов тонн) и увеличить свой ВВП примерно в полтора раза.

Вторая пятилетка - так называемый “Большой скачок” - стала катастрофой. Мао поставил целью за пятнадцать лет догнать Великобританию по выплавке стали и промышленному производству на душу. За пять лет, с 1958 по 1962, индустриальный выпуск должен был вырасти в 6,5 раз, сельскохозяйственный - в 2,5 раза. План был безумным, но предлагаемые методы исполнения - ещё более безумными. К примеру, для ускоренного развития сельского хозяйства Мао провёл коллективизацию, на голову обойдя своих северных коллег: в средней китайской “народной коммуне” насчитывалось 2000 семей. Мао обобществил даже приусадебные участки, которые оставил крестьянам Сталин: “Приусадебные участки ликвидируются. Куры, утки, деревья возле домов пока остаются в собственности крестьян. В дальнейшем и это будет обобществлено” - говорил Мао.

Результатом стал Великий китайский голод. Число жертв составило от 15 миллионов (официальная оценка правительства) до 45 миллионов плюс 16 миллионов нерождённых детей (современные исследования). Центральное правительство продвигало по всей стране “инновационные” методы Лысенко, согласно которым следовало вспахивать землю не на 15-20 см, а на 1-2 метра: это привело к вымыванию земли, и когда в 1959 река Хуанхэ вышла из берегов (что случалось не в первый раз), жившие по её берегам крестьяне полностью лишились урожая. Примерно такие же результаты дало трёхкратное увеличение плотности посадок (по мнению Лысенко, вынесенному из глубоких размышлений над марксистско-ленинской диалектикой, растения одного вида проявляют классовую солидарность и не конкурируют друг с другом). Сюда же можно было добавить легендарную войну с воробьями. “В округе Синьян крестьяне собирались у дверей зернохранилища и умирали там, крича «Коммунистическая партия, Председатель Мао, спаси нас». Если зернохранилища в провинциях Хэнань и Хэбэй были открыты, и там никто от голода не умирал, то здесь люди умирали в огромных количествах, и никто из офицеров не думал им помогать. Они заботились лишь о дополнительном пополнении зернохранилищ” - из книги “Надгробие” писателя Ян Цзишена.

Голод в Китае хорошо виден в статистике глобальной смертности

Ян Цзишен в своей книге описывает много случаев зверств начальников коммун. Например, один руководитель пообещал женщине 2 булочки, если она разденется для него. Она раздевается, но ему не нравится то, что от голода у нее нет груди. Он требует привести ее дочь. Женщина подчиняется в обмен на еду, а после — кончает жизнь самоубийством. Другой случай: в провинции Хунань мужа заставляют закопать сына заживо из-за того, что тот украл еду. Отец умирает с горя тремя неделями позже. «Даже супружеская пара не имела сексуальной жизни. Разве что секретно. Если кого-то ловили на сексе — доносили. Некоторые женщины испытывали такое унижение, что заканчивали жизнь самоубийством».

Примерно такие же результаты дала великая борьба за выплавку стали, которая должна была удваиваться каждый год. Естественно, обеспечить Китай необходимыми объёмами металлургического оборудования для такого плана не смогла бы даже вся советская промышленность, а отношения с СССР начали резко ухудшаться после XX съезда. Мао решил сделать ставку на “малую металлургию” - производство стали в сельских самодельных доменных печах. Во время одной из поездок Мао показали высококачественную сталь, якобы произведённую в такой печи (технически это было невозможно). За 1958-59 гг. выплавка “стали” выросла вдвое, вот только “сталь” крошилась в руках. Удивительно, но поддержка со стороны председателя Мао и историка Го Можо, президента Академии наук, не имевших ни малейшего представления о выплавке стали, не помогла догнать британцев.

В 1962 году инвестиции в промышленность оказались ниже, чем в 1957, вдвое. За годы “скачка” было уничтожено около трети всех домов в Китае: здания сносили по любым причинам, включая использование строительных материалов в качестве топлива и даже для производства удобрений, а иногда вовсе без причины - в качестве наказания для непокорных. Экономическая катастрофа была настолько очевидной, что Мао был вынужден передать пост формального главы КНР Лю Шаоци, который вместе с генеральным секретарём Коммунистической партии Дэн Сяопином начали откатывать реформы обратно.

Мао - великий мастер интриги - смог сохранить за собой казавшимся формальным пост главы Военного совета ЦК КПК и сохранить в своей сфере ответственности культуру и пропаганду. Постепенно он сможет убить или отстранить от власти всех своих критиков, развернуть “Культурную революцию”, призванную уничтожить всех его врагов, и превратить свой пост в главную позицию в китайской властной иерархии. (И сегодня главная должность Си Цзиньпина - председатель Военного совета, а не Генеральный секретарь или Председатель КНР). Культурная революция стала ещё одной катастрофой для Китая: фактически преступлением стало не нахождение в оппозиции, а само по себе наличие образования.

Вот что рассказывает одна из бывших участниц отрядов хунвейбинов:

Я помню нашего учителя китайского языка, ему было за 60. Он был очень талантливым, писал стихи. После начала "культурной революции" студенты обвинили его в создании реакционного поэтического кружка. Он повесился в дверном проеме одного из классов. Мы до сих пор о нем говорим и вспоминаем.

Один из моих дядей был пчеловодом. Его жестко критиковали за то, что он хотел стать богатым. Во время разоблачительных акций на шею ему вешали камень позора. В конце концов он покончил жизнь самоубийством.

Помню, однажды одноклассник повел меня и другую девочку в "камеру пыток", чтобы "образовать" нас, потому что мы не были достаточно радикальными.

Я пришла в ужас от того, что я там увидела. В той камере была пожилая женщина – нам сказали, что это жена землевладельца. Ее волосы были наполовину сбриты, лицо опухло. Ее заставляли пить воду из того же ведра, в котором смачивали плети".

Мы ещё поговорим о “Культурной революции”, а равно и о китайском экономическом чуде, автором которого стал Дэн Сяопин. Пока нам нужно понять две простые истины: к концу 1970-х гг. Китай находился в крайне печальном состоянии, но за последующие четыре десятилетия продемонстрировал феноменальный рывок в развитии. C 1977 по 2008 годы суммарный ВВП КНР вырос в десять с лишним раз, подушевой ВВП - почти в восемь раз. Почти миллиард человек смог вырваться из бедности за считанные годы.

Шанхай. На заднем плане - плакат с Си Цзиньпином и лозунгом «Cледуйте указаниям партии. Будьте способны побеждать в войнах. Поддерживайте хорошую дисциплину». На переднем плане Роллс-Ройс.

Масштабы и темпы китайской урбанизации не имеют прецедентов в истории человечества. Если в 1980 году 18,6% населения КНР проживало в городах, то в 2016-м этот показатель составлял 56,8%. Для сравнения: в Индии уровень урбанизации с 1980 года вырос с 22,7% до 33,1% жителей.

Успехи Китая впечатляют. КНР уже смогла обогнать таких титанов, как США и Евросоюз, а её успехи выглядят на редкость впечатляюще даже в сравнении с быстро развивающейся Индией.

Остаётся один вопрос: а можно ли вообще верить всем этим данным?

ЧЁРНАЯ ЛАКОВАЯ ШКАТУЛКА

Чтобы не работать испорченным телефоном, приведу в начале этого раздела обширную цитату из статьи Майкла Петтиса, профессора финансов Пекинского университета.

"В большинстве стран ВВП служит мерилом объема производства, пусть и неточным. Иными словами, экономика развивается своим чередом и по истечении определенного периода времени статистики измеряют те параметры, которые экономисты решили включить в соответствующие расчеты, и предоставляют полученный результат в виде отчета о росте ВВП за данный период.

В Китае все не так. Здесь темпы роста ВВП определяются заранее, и для их достижения различные субъекты, в том числе местные власти, осуществляют экономическую деятельность, которая, как правило, финансируется за счет заимствований. Пока Китай способен обслуживать долги и может откладывать списание непроизводительных активов, правительство может достигать любых темпов роста, которых пожелает.

Но такой подход меняет сам смысл ВВП. В Китае официальные данные по нему отражают не столько экономический рост, сколько политические намерения. Любому системному теоретику известно, что вводные данные ничего не говорят о производительности системы. Поэтому когда аналитики рассуждают о состоянии китайской экономики на основании официальных данных по ВВП, с точки зрения теории систем они совершают элементарную ошибку – вводные данные системы позволяют судить не о ее эффективности, а лишь о целях ее операторов.

В практическом плане это означает, что после того как Пекин задает ориентиры, местные власти должны стимулировать экономическую активность, чтобы достичь заданных целей, – для этого они могут занимать столько средств, сколько потребуется. Если бы это приносило результат, проблемы бы не было, хотя в этом случае мы бы имели дело с удивительным совпадением (или невероятным талантом прогнозирования) между масштабами производительной деятельности и заданными целями. Однако, скорее всего, темпы роста ВВП постоянно превышали бы заранее определенные цели, что, собственно, и происходило еще лет десять назад.

Но если экономическая деятельность непроизводительна, то, соблюдая всего два условия, Китай в отличие от других стран может позволить себе заранее определять, каким будет рост ВВП. Во-первых, не должно быть жестких бюджетных ограничений – тогда экономические субъекты могут годами заниматься неэффективной деятельностью. Во-вторых, накапливающиеся плохие долги не должны списываться. Когда оба условия выполняются, как это и происходит в Китае, то при наличии достаточных возможностей по обслуживанию долга можно устанавливать и достигать любые цели по росту ВВП".

Многие готовы согласиться с Петтисом. Ещё в 2015 году Wall Street Journal опросил полсотни авторитетных американских экономистов. Вопрос был один: верите ли вы официальным данным Пекина? "Да" ответили двое.

Луис Мартинес из Чикагского университета попытался оценить ВВП Китая, используя данные по ночному освещению. Найдя связь между освещённостью и подушевым ВВП для стран, данным по которым вполне можно доверять, Мартинес пришёл к выводу, что китайский ВВП завышен на 30% (!). Вряд ли стоит полностью доверять такого рода оценкам (самым простым объяснением “завышения” может послужить то, что китайцы потребляют относительно небольшую долю своего ВВП - неудивительно, что у них не так много денег на ночное освещение; но ВВП не сводится к текущему потреблению). В другом исследовании, проведённом исследователем из знаменитого токийского Университета Хитоцубаси, тщательный анализ китайской статистики со всеми её “странностями” (невероятно устойчивый, практически не меняющийся ни при каких условиях уровень безработицы, завышенные цены на промышленные товары в статистике и искусственно вздутая стоимость созданного капитала - оборудования, инфраструктуры и так далее) показал, что китайский ВВП завышен, возможно, на 36%.

Впрочем, недавняя работа экспертов из института Брукингса показала, что завышение, возможно, не столь велико: на протяжении последних шести лет китайские власти приписывали к реальному проценту роста ВВП лишнюю парочку, накопив в итоге 12 “лишних” процентов или около того. Аргументы авторов следующие. Широко известно, что региональные власти в Китае раздувают показатели ВРП: если просуммировать их данные, китайский ВВП окажется на 5-10 процентов выше официального. Центральные власти понимают это и “срезают” с региональных данных лишние проценты, проводя переоценку стоимости промышленных товаров и инфраструктурных проектов. Но эксперты Брукингса уверены, что “срезают” они недостаточно. Авторы отмечают, что, хотя региональные данные и завышены, их "очищение" даёт вполне достоверную информацию: они хорошо "бьются" с другими, более достоверными индикаторами, такими как налоговые поступления.

"Бюро статистики провело огромную работу, чтобы избавиться от фэйковых данных региональных правительств, но у него попросту не хватает сил и возможностей, а не правильных стимулов" - говорит один из авторов исследования. "Я очень боялся, что (бывший вице-президент Бюро, отвечавший за подготовку макроэкономической статистики Ху Хианчун) расстроится, но он оказался счастлив. Он сказал мне: «вы провели огромную работу, и я ценю её »". Здесь стоит вспомнить цитату из работы историка экономики Джозайя Стампа, который писал о Британской Индии: «Правительство весьма серьёзно подходит к статистике: её собирают, суммируют, возводят в энную степень, извлекают из неё кубический корень и получают превосходные диаграммы. Но нельзя забывать, что все эти цифры в качестве первоисточника имеют деревенского старосту, который выводит, что ему только взбредёт в голову».

Интересно, что центральные власти Пекина не стесняются даже официально обвинять власти провинций в подделке данных. Мало того: в 2007 году Ли Кэцян, нынешний премьер-министр КНР, в те годы бывший губернатором провинции Ляонин, публично заявил, что не считает возможным полагаться на статистику валового продукта. Вместо этого он предложил опираться на данные по суммарной выработке электричества, объёма железнодорожных перевозок и общей сумме выданных долгов. Надо сказать, масштаб проблемы действительно впечатляет.

С тем, что китайские данные по ВВП завышены, соглашался в ноябре прошлого года и знакомый нам Майкл Петтис: “я думаю, что реальный рост Китая уже сегодня составляет не 6,4%, а менее 3%... Это политические, а не реальные данные. Ирония в том, что чем дальше будет ухудшаться торговая война с США, тем выше будут официальные оценки ВВП. Чтобы показать, что Китаю торговая война нипочём, они будут раздувать данные по выпуску”.

Вообще, существует множество свидетельств того, что после кризиса 2008 года КНР систематически переоценивала свой ВВП. В первой половине 2009 года китайская экономика показала чудо: при одновременном падении экспорта, импорта и выработки электроэнергии промышленное производство в Китае продолжало расти почти неизменными (в сравнении с докризисной эпохой) темпами. Подделать статистику импорта и экспорта Пекину сложно - их можно проверить по данным других государств, а про электроэнергию власти вспомнили только в конце года: в ноябре стагнация на рынке сменилась внезапным ростом выработки (в сравнении с ноябрём 2008 года) аж на 27%. Вряд ли можно даже всерьёз обсуждать достоверность таких “данных”.

Интересно, что далеко не все согласны с тем, что китайский ВВП переоценён. Да, возможно, нынешние темпы роста завышены, но это завышение скорее отражает недооценку роста в прошлом. Приведу ещё одну пространную цитату - на этот раз Юйконь Хуаня, бывшего директора Всемирного Банка по Китаю.

“Встает вопрос, насколько точны китайские данные. Ответ: во многом неточны. Но в какую сторону идет смещение? Ответ: в сторону занижения, а не завышения. Объясняется это переходом от учета в социалистической системе централизованного планирования к учету, в большей степени основанному на рыночных принципах и согласующемуся со статистическими принципами ООН. Этот переход еще не завершен. Необъективность существующей оценки касается роли частного сектора и сектора услуг. В социалистической системе нет частного сектора, а услуги всегда недооценены, потому что централизованное планирование связано прежде всего с производством. А что же сейчас обеспечивает рост китайской экономики? Во многом частный сектор и сектор услуг. Поэтому рост и недооценен.

Как же определить масштаб этой недооценки? Примерно каждые 5–6 лет специалисты ООН приезжают в Китай, анализируют его статистику и сравнивают с другими показателями, чтобы понять, насколько она точна. Они начали это делать примерно 25 лет назад и приезжали уже четыре раза. В первый раз, когда они провели переоценку ВВП примерно 20 лет назад, они увеличили его на 15%, во второй раз – на 9%, в последующие – на 3–4%. Размер пересмотра сокращается, потому что улучшается китайская система учета. Но каждый раз размер ВВП увеличивался, а не уменьшался.

Приведу еще один пример перекоса в системе учета. Если посмотреть на долю расходов в ВВП – потребительских, государственных, инвестиционных, – в развитых странах доля потребительских расходов очень велика, а в китайском ВВП она низкая – 35%. Занижена она достаточно сильно из-за особенностей учета расходов на жилье. В социалистической системе жилье вам предоставляет государство: вы его не арендуете и не владеете им, у него нет стоимости. Сегодня в Китае, когда каждый стремится стать собственником жилья, расходы на него, оцениваемые по стоимости аренды, должны учитываются в ВВП. Но они вообще не учитываются. Учитывается только коммерческая сдача жилья в аренду. Поэтому расходы на жилье в китайском ВВП составляют лишь 2%, тогда как в других странах обычно 12–15% или даже 20, 30% в зависимости от стоимости недвижимости. Так что расходы на жилье как доля ВВП недооценены где-то на 10% ВВП. Вот вам пример перекоса в сторону недооценки, а не переоценки, тогда как экономисты обычно считают, что дела обстоят наоборот.

Те, кто указывает на индекс Ли Кэцяна, говорят: он выявляет недостоверность официальной статистики. Китай утверждает, что ВВП растет на 7%, но как такое возможно, если железнодорожные перевозки растут лишь на 2–3%, а энергопотребление стагнирует? Ответ, конечно, кроется в растущей активности в секторе услуг, интернете, IT. Им не нужно перевозить грузы, они потребляют мало электричества, а их доля в экономике все увеличивается, активность в этих отраслях выше, чем в промышленности. Поэтому нужно смотреть на показатели, которые больше соответствуют меняющейся структуре экономики, а не на устаревшие индикаторы”.

Впрочем, как бы мы ни оценивали достоверность официальной статистики Китая, невозможно отрицать, что в последние сорок лет КНР добилась блестящих экономических результатов. Оценить успехи Китая можно не только по ВВП, а, к примеру, по объёмам потребления нефти. Надо понимать, что этот показатель довольно слабо связан с размером ВВП у богатых стран (в таких странах рост достигается за счёт высокотехнологичных производств, не требующих много сырья, и услуг), зато в бедных странах такая связь более чем тесная.

Ещё более внушительно китайские успехи будут выглядеть, если посмотреть на долю других ресурсов, поглощаемых китайской экономикой.

Источник

А вот занятное - число небоскрёбов.

Ещё один показатель, который сложно подделать - объём экспорта (его легко проверить по данным других стран). Хотя доля экспорта в китайском ВВП упала за последние полтора десятилетия вдвое, общий объём (в номинальном выражении) всё равно быстро рос.

К экспорту мы и перейдём.

НЕВЕЧНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ

Двумя двигателями китайского взрывного роста стали экспорт и инвестиции. Поговорим о первом элементе. К 2007 году доля экспорта в китайской экономике составила 36% (в сравнении с 5% в 1979); для сравнения, доля экспорта в ВВП США в 2018 году составила 12%. Масштаб китайского экспорта неуникален: к примеру, у Японии в прошлом году доля экспорта в ВВП составила 18%, у Франции - 29%, у Германии - целых 41%, у Индии - 30%. Однако для страны с населением в пятую часть от населения планеты и в шестую часть от мирового ВВП (по состоянию на 2007 год) такие масштабы экспорта были уникальны. Германия и Франция в первую очередь продают свои товары не бедным странам Африки, а друг другу: в целом экспорт стран Евросоюза за пределы ЕС ненамного превышает 11% ВВП Союза. Немцам просто удобнее не заниматься всеми стадиями производства товара на своей территории, а специализироваться на том, что они умеют лучше всего; для всего остального есть 26 других стран Евросоюза, а издержки на транспортировку, передачу информации и выполнение регуляторных требований в тесной Европе невелики. (Ещё в 1993 году, до вступления в силу Маастрихтских соглашений, создавших Европейский союз, немецкий экспорт составлял 20% ВВП). Хотя двигателем японской экономики выступают экспортно-ориентированные корпорации, работающие в сфере высоких технологий, в целом японцы экспортируют меньше пятой части своего ВВП - просто потому, что внутренний японский рынок достаточно велик, чтобы поглотить огромный выпуск японской экономики. По этой же причине таким маленьким остаётся экспорт США и ЕС, а экспорт Сингапура составляет 176% ВВП (в основном благодаря реэкспорту - перепродаже товаров, пришедших в страну с импортом).

Из стран со значительной численностью населения самая высокая доля экспорта в ВВП - 105% - у Вьетнама: в этой стране коммунисты решили в ещё большей степени полагаться на иностранные капиталовложения и мировые рынки, чем в Китае.

Китай не был способен совместить автаркичную экономику и быстрый экономический рост. Ему остро не хватало технологий - и рынков, на которых он мог бы продавать свои товары. Китай конца 1970-х гг. был нищей страной. Чтобы достичь эффективных масштабов производства, чтобы закупить современное оборудование, чтобы найти покупателей - для всего этого Китаю требовались внешние рынки. И Китай смог их завоевать, увеличив долю экспорта в своём ВВП в восемь раз за тридцать лет.

И здесь-то интересы двух великих держав - Китая и США - оказываются тесно переплетены. Я приведу обширную цитату из книги "Несбалансированный" профессора Йельского университета Стивена Роуча: во второй части мы будем основывать наше повествование во многом на ней.

“В отличие от Японии, США или Европы, Китай не имел ресурсов, необходимых для восстановления роста собственными силами. Его экономическая и социальная структуры были разрушены после Культурной революции, а обнищавшее население не способно было на воссоздание и оживление внутреннего спроса. Здесь и вмешался Дэн Сяопин. Сосредоточив усилия на росте, ориентированном на экспорт и инвестиции, Китай вступил на единственный открытый для него путь развития. Он превратился в производителя, способного удовлетворять запросы конечных потребителей на Западе.

Сюда и уходят корни сильной созависимости китайской и американской экономик. По разным причинам в обеих странах были поставлены под сомнение модели роста, основанные на закрытой экономике. На смену мечте Мао Цзэдуна о самодостаточном Китае пришёл гамбит Дэн Сяопина, идея которого заключалась в ориентированном вовне развитии. В то же время Вашингтон пришёл к пониманию, что ненасытный аппетит американского потребителя - основы низовой политической поддержки - мог быть удовлетворён только в случае внешней поддержки зарубежных производителей недорогой продукции и дешёвого иностранного капитала.

США обладали тем, в чём так нуждался Китай - огромным и быстро увеличивающимся источником потребительского спроса. Китай обладал бесконечным предложением недорогих товаров и избыточных сбережений. Поставщик “откармливал” крупнейшего в мире потребителя.

Чем дольше продолжалась "игра", тем более сильным становилось убеждение в том, что она может продолжаться и дальше. В этом случае мы видим классический пример веры в "новую нормальность", неизбежно возникающей перед каждым кризисом... Ненасытный потребительский спрос Америки покоился на "зыбучих песках" "мыльных пузырей", сформировавшихся на рынках кредита и активов. Аналогично, обращённая вовне китайская производственная модель в значительной степени питалась иллюзорными выгодами потребительского спроса в США".

На пике, в 2018 году, импорт США из Китая достиг $539 млрд - и начал понемногу снижаться в 2019. В 2018 году дефицит торгового баланса США в отношениях с Китаем перевалил далеко за 400 миллиардов долларов. Чтобы представить масштабы этого дефицита, заметим, что весь номинальный ВВП России составил 1630 миллиардов, а военные расходы - 60 миллиардов долларов. Каждый работающий американец "задолжал" китайцам 2700 долларов - на эти деньги можно купить старенький "Форд". Хотя общий торговый дефицит США достиг $627 млрд, на Китай пришлось две трети.

В обмен КНР долгое время быстро наращивал американские долги. С 2011 года объём долгов понемногу снижается, но Китай всё ещё остаётся крупнейшим держателем американских бондов. В некотором смысле Америка покупала у Китая товары в долг.

В следующей части мы узнаем, как счастливый брак Китая и США обернулся ненавистью, почему китайцам нравится дешёвый юань и дорогой доллар и причём тут микрочипы. А пока разберёмся с ещё одной компонентой экономического успеха Китая.

ДОРОГИ, КОТОРЫЕ МЫ ВЫБИРАЕМ

- Дошел я до перекрестка и не знаю, куда мне идти. С полчаса я раздумывал, как мне быть, потом повернул налево. К вечеру я нагнал циркачей-ковбоев и с ними двинулся на Запад. Я часто думаю, что было бы со мной, если бы я выбрал другую дорогу.

- По-моему, было бы то же самое, - философски ответил Боб Тидбол. - Дело не в дороге, которую мы выбираем; то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу.

Если на экспорт КНР в 2007 году приходилось 36%, то на инвестиции ушло почти 40%. (В США и Германии в прошлом году инвестиции составили всего 20% ВВП, в Японии - 25%, в Индии - 29%). Суммарно три четверти выпуска китайской экономики были сосредоточены в инвестиционном и экспортных секторах - главных “двигателях” китайского экономического чуда. Ничего подобного раньше (да и позже) не было ни в одной крупной экономике планеты. Для сравнения, у США на экспорт и инвестиции в 2007 году пришлось всего 34% ВВП - в два с лишним раза меньше, чем у Китая.

Одной из ключевых областей для инвестиций стало создание инфраструктуры. Мы не будем сейчас обсуждать сами по себе причины китайского экономического чуда.

Система высокоскоростных железных дорог Китая. Сегодня в Китае выстроено 32 тысячи таких дорог - на пять тысяч больше, чем во всём остальном мире (!)

Китайская система хайвеев. Даже не пытайтесь рассмотреть.

Нам важно только то, что Китай оказался мировым лидером по доле инвестиций в инфраструктуру в ВВП (на графике ниже - для периода 2010-15 гг). В 2009 году во многих прибрежных провинциях доля инвестиций в инфраструктуру достигала 20% ВРП.

Поначалу инвестиции в инфраструктуру считались ключевым фактором китайского успеха. Но со временем ситуация переставала быть радужной. Исследование учёных из MIT восемь лет назад показало, что строительство новых автомобильных дорог незначительно увеличивало ВВП регионов, по которым проходит дорога. Недавняя работа трёх китайских экономистов продемонстрировала, что крупные инвестиции в автомобильные дороги скорее замедляют, чем увеличивают темп роста китайских провинций.

Накопление постоянного капитала по странам мира. По левой шкале - триллионы долларов.

Накопленные государственные инвестиции в инфраструктуру на душу в Китае уже в 2015 году составили $20.000 - на уровне Великобритании и Германии, стран с подушевым ВВП примерно втрое выше, чем в КНР. Справедливости ради, у таких стран, как США и Япония, накопленных инвестиций существенно больше. Но прошло пять лет, строительство новых мостов, дорог и аэропортов продолжалось, и сегодня Китай уже ненамного отстаёт даже от Соединённых Штатов, которые последние сорок лет не спешили вкладывать деньги в крупные инфраструктурные проекты. Несложно догадаться, что самая плотная инфраструктура на планете в стране, расположившейся в седьмом десятке списка стран по подушевому ВВП (и отстающей от США в три с лишним раза) - такая инфраструктура в итоге превратится в обузу, а не фактор развития.

Дополнительной проблемой становится плохой менеджмент. Как мы уже знаем, для местных чиновников строительство инфраструктуры часто становится способом достичь целевых показателей роста ВВП; окупаемость и эффективность их не волнуют. Для центрального правительства масштабные проекты превращаются в хороший способ пропаганды. Скоростная железная дорога, проложенная в Синьцзян, не только не окупается - деньги с билетов не позволяют полностью оплатить даже расходы на электроэнергию (которая в Китае одна из самых дешёвых в мире).

Четверо исследователей из Оксфордского университета четыре года назад опубликовали работу, в которой утверждали, что огромные и нерациональные инвестиции Китая в инфраструктуру стали главной причиной замедления китайских темпов роста, и если их не остановить, Китай может погрузиться в масштабный "кризис изобилия". (Впрочем, сокращать Китай ничего не собирается: из нынешнего кризиса Китай вновь, как и в 2008 году, собирается выходить при помощи резкого увеличения инфраструктурных инвестиций). Вновь прибегну к обширной цитате, чтобы не пересказывать то, что уже написали другие.

"Экономисты Оксфордского университета собрали и проанализировали базу данных по 95 инфраструктурным транспортным проектам в Китае: 74 автодорогам и 21 железной дороге (классической, не скоростной). Годы строительства – 1984–2008; совокупный бюджет – около $65 млрд в ценах 2015 года.

Насколько эти проекты рентабельны и оправданны, учитывая загрузку инфраструктуры и плату за проезд? Здесь у Китая проблем оказалось гораздо больше. В среднем по больнице результаты неплохие: средняя недозагрузка трафика составила всего 5%. Однако это значение скрывает два экстремума – огромную недозагрузку и перезагрузку разных дорог. Приблизительно у двух третей объектов (64,7%) трафик оказался ниже ожидаемого: в среднем на внушительные 41,2%. При этом некоторые дороги были загружены менее чем на 20% от прогноза. Оставшаяся треть объектов (35,3%), наоборот, сильно перезагружена. В среднем по этой трети трафик был на 61,4% выше ожидаемого, вызывая пробки.

Например, шоссе Юаньцзян – Мохэй в южной провинции Юньнань. В этом случае финансовый BCR, рассчитанный выступавшим в качестве одного из инвесторов Азиатским банком развития, прогнозировался на уровне всего 1,1. Для оправдания инвестиции банк добавил различные положительные экстерналии для экономики в целом и спрогнозировал экономический BCR на 1,5. По факту смета проекта оказалась выше прогнозной на 24%, загрузка трафиком ниже на 49%, а стоимость проезда ниже на 53%. В итоге реальный финансовый BCR составил 0,2, а экономический (с учетом очень оптимистичных допущений) – 0,3. Существенно повысить BCR может только рост трафика и стоимости проезда, но это сомнительно: объект функционирует уже 12 лет, и пока серьезных улучшений не видно.

Насколько типичен этот пример? Из выборки 95 дорог данные по издержкам и выручке есть по 65 проектам. Из них 55% оказались похожими на Юаньцзян – Мохэй, их BCR ниже 1. Иными словами, они уничтожают стоимость. Другие 17% проектов были на грани рентабельности. И только 28% проектов действительно экономически эффективны.

Выборка отражает ситуацию в 1984–2008 годах: этот период характеризовался дефицитом инфраструктуры в стране и, соответственно, высокой отдачей от новых проектов. Чем больше страна строила новой инфраструктуры, тем ниже (при прочих равных) становилась экономическая отдача. Соответственно, можно предположить, что ситуация после 2008 года, который стал стартовой точкой для беспрецедентного посткризисного инвестиционного бума, стала хуже.

Наконец, многие исследования показывают, что дорожное строительство часто более эффективная инвестиция, чем другие вложения в инфраструктуру, например дамбы, мосты, аэропорты и так далее. А Китай успел настроить их в изобилии. Яркий пример – мост в Циндао, построенный в 2011 году. Самый длинный мост в мире (42 км) стоил $8,8 млрд (по данным The Telegraph). Он проходит над заливом Цзяочжоу и ведет в малонаселенный пригород Хуандао, по сути, в никуда. Мост дублирует существующие наземные дороги по побережью, подземный туннель и паромное сообщение, при этом сокращает маршрут лишь на 20 минут. И, удивительным образом, мост проходит по самой широкой траектории из возможных. Ожидаемый трафик 30 тысяч машин в день в итоге оказался в три раза меньше".

Китайское правительство понимает масштаб проблемы. В 2014 году двое высокопоставленных чиновника из Государственной комиссии по развитию и реформам, наследника Госплана, и Академии макроэкономических исследований, заявили, что с 2009 по 2014 годы потратили на неэффективные инвестиции в инфраструктуру почти $7 триллионов долларов.

"Три ущелья" - самая мощная ГЭС в мире. Дамба весит 65 миллионов тонн; пирамида Хеопса в 12 раз легче.

Так что же делать Китаю, который научился строить очень много инфраструктуры, но сам больше не нуждается в строительстве такого масштаба? Китайские власти нашли ответ, и мы с вами тоже вскоре его узнаем.

Итак, карта боя написана крупными мазками. В следующей части разберём начавшееся сражение.