Зачем капитализму нужен популизм?
В США началась атака на крупный бизнес. Компания Amazon отказалась от планов открытия новой штаб-квартиры в нью-йоркском районе Куинс из-за сильной местной оппозиции. Линдси Грэм, сенатор-республиканец от Южной Каролины, встревожен неконкурентным рыночным положением компании Facebook, а его коллега по Сенату, демократ Элизабет Уоррен из Массачусетса, призывает расчленить эту компанию. Уоррен также предложила законопроект, который резервирует 40% мест в корпоративных советах директоров за рядовыми работниками.
Подобные предложения могут показаться неуместными в капиталистической стране со свободным рынком, но такие дебаты – это именно то, что нужно Америке. На протяжении всей истории страны именно критики капитализма гарантировали его нормальную работу: они боролись против концентрации экономической силы и присущего ей политического влияния. Когда в экономике господствуют всего несколько корпораций, они неизбежно объединяются с государством, создавая порочный альянс элит частного и государственного сектора.
Именно это произошло в России, которая является демократической и капиталистической страной лишь по названию. Сохраняя полный контроль за добычей сырья и банковским сектором, олигархия, которая всем обязана Кремлю, подавляет возможность появления значимой экономической и политической конкуренции. Россия стала апофеозом проблемы, которую ещё в 1961 году описывал президент США Дуайт Эйзенхауэр в своём прощальном обращении. Он предупреждал американцев о необходимости «не допускать обретения неоправданного влияния… военно-промышленным комплексом» и о существовании «потенциальной возможности для пагубного роста столь неподобающей власти».
Во многих американских отраслях уже доминируют немногие «компании-суперзвёзды», и поэтому мы должны радоваться тому, что «демократические активисты-социалисты» и протестующие популисты прислушались к предостережению Эйзенхауэра. Но в отличие от России, где олигархи разбогатели путём захвата государственных активов в 1990-е годы, компании-суперзвёзды Америки достигли своего нынешнего положения благодаря более высокой производительности. А это значит, что меры регулирования должны быть больше похожи на скальпель, а не кувалду.
В эпоху глобальных производственных цепочек американские корпорации получают выгоду от эффекта масштаба (чем больше объёмы выпуска - тем меньше издержки на одну единицу), сетевых эффектов, а также от использования данных в реальном времени, позволяющего быстро модернизировать все этапы производственного процесса. Такие компании, как Amazon, непрерывно учатся на основе своих данных, чтобы минимизировать время доставки и повышать качество услуг. Amazon уверена в своём превосходстве, поэтому не нуждается в особой поддержке государства. Вот почему основатель Amazon Джефф Безос имеет возможность финансировать газету The Washington Post, которая часто критикует администрацию США.
Но хотя сегодня эти компании-суперзвёзды суперэффективны, это не значит, что они такими и останутся, особенно в условиях отсутствия значимой конкуренции. У компаний, который добились успеха, всегда будет соблазн защищать свои позиции антиконкурентными методами. Например, поддержав закон 1984 года «О компьютерном мошенничестве и злоупотреблениях», а также закон 1998 года «Об авторском праве в цифровое тысячелетие», ведущие интернет-фирмы гарантировали, что конкуренты не смогут подключаться к их платформам ради получения выгод сетевого эффекта.
(Сетевой эффект - это примерно следующее: если большое число людей уже подключились к вашему продукту, то они могут извлекать выгоду из того, что другие люди к нему тоже подключились. Пример - Фейсбук: миллиарды людей пользуются им, потому что миллиарды других пользуются тоже. Но на самом деле с сетевым эффектом мы сталкиваемся далеко не только в интернете: к примеру, наем строительной бригады или репетитора по совету знакомого - это тоже сетевой эффект - прим. моё).
Другой пример: после финансового кризиса 2009 года крупные банки смирились с неизбежностью ужесточения регулирования, но затем они пролоббировали такие правила, которые – вот так сюрприз! – повысили издержки соблюдения норм регулирования, сделав их выполнение невозможным для конкурентов поменьше. А сейчас, когда администрация Трампа агрессивно занялась импортными пошлинами, компании дерутся за возможность повлиять на то, кто получит компенсации, а кому придётся нести издержки.
В более широком смысле, чем сильнее на рост корпоративных прибылей влияют определяемые государством права на интеллектуальную собственность, нормы регулирования или пошлины (а не производительность и эффективность), тем сильнее они зависят от благожелательного расположения правительства. Единственная гарантия сохранения корпоративной эффективности и независимости завтра - наличие конкуренции сегодня.
Требования к правительству поддерживать конкуренцию и мешать дрейфу к доминированию нескольких зависимых компаний обычно исходят от простых людей. Они не обладают влиянием элиты и зачастую хотят увеличения конкуренции и открытого доступа. В США движение популистов в конце XIX века и прогрессистов в начале XX века стало реакцией на монополизацию важнейших отраслей, в частности железных дорог и банковских услуг. Эта мобилизации низов привела к появлению таких норм регулирования, как Антитрестовский закон Шермана 1890 года, закон Гласса-Стиголла 1933 года, а также к принятию мер, улучавших доступ к образованию, здравоохранению, кредитам и занятию бизнесом. Выступая за конкуренцию, эти движения не только поддерживали энергичный капитализм, но и предотвратили угрозу корпоративной диктатуры.
Сегодня лучшие рабочие места перемещаются в компании-суперзвёзды, которые набирают сотрудников в первую голову из немногих престижных университетов; путь к росту малых и средних компаний осложняют помехи, созданные доминирующими фирмами; экономическая активность перемещается из небольших городков в мегаполисы – и в этих условиях снова вышел на сцену популизм. Как показал опыт 1930-х годы, у сложившегося статус-кво могут быть намного более мрачные альтернативы. Если избиратели в загнивающих французских деревнях и маленьких городках Америки предадутся отчаянию и потеряют надежду, связанную с рыночной экономикой, они могут поддаться пению сирен с их песнями о национализме или полномасштабном социализме, а любой из этих вариантов разрушит деликатный баланс между рынками и государством. Это станет концом и для процветания, и для демократии.
Правильным ответом станет не революция, а ребалансировка. Капитализм нуждается в реформах сверху вниз, например, в обновлении антимонопольного регулирования с целью гарантировать, что отрасли экономики будут оставаться эффективными и открытыми для входа новых игроков и что они не будут монополизированы. Но капитализму нужны и меры снизу, чтобы помочь экономически разорённым сообществам находить новые возможности и сохранить у их участников доверие к рыночной экономике. Популистской критике надо внять, хотя это и не означает рабского следования радикальным предложениям лидеров-популистов. Именно это очень важно для сохранения как полных энтузиазма рынков, так и самой демократии.