Блумберг в депрессии
Подраздел "экономика" в разделе "мнения" на сайте Bloomberg в последнее время пребывает в тяжёлой депрессии. Тон задаёт известный публицист Ной Смит, но не он один: даже сдержанный йельский мудрец Стивен Роуч пророчит доллару крах и поругание.
Итак, Америке грозит судьба страны третьего мира, доллар под ударом, экономические успехи Трампа и без всякого ковида были весьма сомнительны, американскую экономику начали пожирать монополии, Нью-Йорку уже не вернуть его позиции, макроэкономисты игнорируют риски гиперинфляции, США проигрывают на своё же поле - в производстве микрочипов, а с американской медициной срочно нужно что-то делать. В общем, сплошная гибель империи. Действительно ли всё так плохо за океаном? Читайте - и решайте - сами.
АМЕРИКАНСКИЙ УПАДОК СТАЛ ОЧЕВИДЕН
Без большой перестройки инфраструктуры, образования, медицины и правительства США через несколько десятилетий будут напоминать развивающуюся страну
Упадок США начался с мелочей, к которым люди начали привыкать. Американцы ехали на своих автомобилях мимо пустых строительных площадок и даже не задумывались о том, почему они пустуют. Потом они удивлялись, почему дороги и дома строятся так долго. Потом они привыкли обходиться без больницы в случае болезни - их пугали размеры больничных счетов, предсказать которые заранее было невозможно. Они платили риэлторам комиссии в 6% от стоимости покупки и не знали, что австралийцы платят 2%.
Когда говорят о закате Америки, обычно имеют в виду международное положение - подъём Китая, постепенное исчезновение американской гегемонии и морального превосходства перед другими нациями. Для большинства американцев всё это - далёкие и абстрактные вещи, не имеющие отношения к их повседневной жизни. Но падение эффективности институтов американского государства будет делать жизни обычных американцев всё хуже. А если это падение приведёт к потере доверия инвесторов к американской экономике, то издержки могут оказаться куда как тяжелее.
Самое яркое доказательство упадка американского государства - его реакция на эпидемию коронавируса. Неэффективное лидерство было очевидно на каждом уровне - на уровне президента, федеральных агентств, таких как Центр контроля за заболеваниями и Администрация по контролю за качеством продуктов и лекарств, на уровне отдельных штатов и муниципалитетов; все они оказались неспособны ответить на новый вызов. Италия, знаменитая на весь мир благодаря потрясающе неэффективному государственному аппарату, смогла переломить кривую заболеваемости, в то время как в США число заражённых только растёт и не думает снижаться.
Полнейший провал попыток справиться с эпидемией, с которой смогли совладать большинство других стран, будет иметь для американской экономики вполне реальные экономические последствия, поскольку вирус заставляет людей не покидать своих домов.
Но американский упадок далеко не ограничивается провальной реакцией на коронавирус. Высокие цены на недвижимость, плохое состояние инфраструктуры, криминал и насилие, глубокое политическое и расовое разделение в обществе - всё это делает США менее привлекательным местом для жизни. Это значит, что компании могут решить инвестировать больше денег в Европу, Азию и куда угодно ещё, лишая США высокооплачиваемых рабочих мест. В свою очередь, это ещё больше усугубит проблемы: если у властей будет меньше налоговых денег, они в первую очередь будут рубить расходы на инфраструктуру и образование. Ограничения на иммиграцию высококвалифицированных работников лишат страну ключевого источника высококачественной рабочей силы и ослабят и без того не слишком процветающие в последнее время университеты.
Практически каждое из преимуществ американской экономики находится под угрозой. Без готовности решительно развернуть ситуацию вспять США могут столкнуться с десятилетиями стагнации или даже ухудшения жизненных стандартов.
Но главная угроза может реализоваться позже других. США долгое время пользовались так называемой “непомерной привилегией”, будучи финансовым центром мира и обладая долларом, который служит краеугольным камнем всей мировой финансовой системы. Это значит, что США имеют возможность занимать деньги по низким ставкам, а американцы могут обеспечивать свой высокий уровень жизни за счёт дешёвых кредитов и торгового дефицита (превышения импорта над экспортом). Но если достаточное число инвесторов - иностранных и внутренних - потеряют доверие к американской эффективности, это ключевое преимущество также испарится.
Если капитал начнёт утекать из США и отказываться от доллара, американцы очень скоро обнаружат необходимость платить намного больше за всё на свете - от автомобилей и телевизоров до бензина и импортной еды. Чтобы вернуть ушедший капитал, придётся поднять процентные ставки, и страна может вернуться к стагфляции 1970-х гг. (стагфляция - одновременная инфляция и стагнация экономики). В худшем случае США ожидает коллапс по образцу Венесуэлы.
Такого результата нельзя допустить ни в коем случае. Но сегодня такой результат уже не относится к фантастичным. За это надо сказать спасибо самоудовлетворённости, надменности и неспособности верно определять приоритеты - чертам, характерным для американских лидеров, а заодно и глубоким и жёстким противоречиям в среде американских избирателей. Если в течении нескольких десятилетий США превратятся из богатого колосса, охватывающего весь мир, в дисфункциональную страну из числа развивающихся, а не развитых, это станет одним из самых ярких примеров цивилизационного краха в истории. Всякий разум в стране должен быть направлен на то, чтобы остановить упадок и восстановить национальное могущество.
РАЗВИВАЮЩИЕСЯ СТРАНЫ: УДАР НИЖЕ ПОЯСА
Последние десятилетия были временем славы для развивающихся стран, в которых экономический рост позволил вызволить миллионы людей из нищеты. Но в будущем упадок США может оказаться непреодолимым препятствием на пути этих стран к процветанию.
С 1990 года бедные страны растут быстрее богатых. Южная Корея, Тайвань и некоторые страны Восточной Европы смогли добиться статуса развитых стран. Китай провёл одну из самых впечатляющих и быстрых индустриализаций в истории. Малайзия, Турция, Польша, Румыния и Таиланд также движутся к статусу развитых экономик:
Такие страны, как Бангладеш, Эфиопия и Вьетнам пока только вступили на путь индустриализации, но идут по нему с исключительной быстротой. Многие бедные страны оказались выгодополучателями от бума на рынке природных ресурсов. Одновременно с взрывным ростом в развивающихся странах произошёл взрывной рост денежных переводов, которые мигранты делают своим бедным родственникам на родину. Всё вместе позволило резко снизить экстремальную бедность в мире заодно с уровнем глобального неравенства:
К сожалению, эта радостная тенденция находится в большой опасности. Благодаря вирусу в этом году, по прогнозам Международного Валютного фонда, глобальный ВВП снизится на 4,9% - самое большое падение со времён Второй мировой войны. В следующем году МВФ ожидает быстрого восстановления. Однако есть причины, по которым это восстановление, возможно, не случится. Во-первых, даже если эффективная вакцина появится в начале 2021 года - самый оптимистичный сценарий - понадобится немало времени, чтобы успеть привить значительную долю населения. А значит, сохранятся и социальное дистанцирование, и ограничения на поездки, и главное - не произойдёт быстрого восстановления торговых связей. Всемирная торговая организация обещает падение мировой торговли на 32% в этом году и неполное восстановление доэпидемического уровня в году следующем:
Разрыв торговых связей затруднит для таких стран, как Малайзия, Турция и Таиланд, сохранение их модели экспортно-ориентированного роста. Джо Байден уже обещает в случае своей победы консолидировать производственные цепочки внутри страны для защиты от будущих угроз национальной безопасности. Общий откат мировой торговли может закончиться чем-то напоминающим Великую Депрессию, в которой экономический спад и протекционизм усиливали друг друга, формируя порочный круг.
(Прим. пер.: в 1930 году, вскоре после краха американских финансовых рынков, в США был принят закон Смита-Хоули, резко повысивший американские таможенные пошлины. Против закона выступили с открытым письмом более тысячи американских экономистов, но президента Гувера это не остановило - он подписал закон. Вскоре повышать тарифы начали принимать и другие страны. В результате в 30-е гг. объёмы международной торговли рухнули, и сегодня многие экономисты считают, что именно это стало причиной столь продолжительной Великой Депрессии. Сегодня многие ожидают ещё более серьёзного падения).
Последствия коронавируса не будут вечными. Но когда развивающиеся страны избавятся от этих последствий, их будет ждать новая проблема: падение роли США в мире.
США традиционно играли роль “покупателя последней надежды” (прим. пер.: игра слов, отсылка к роли центрального банка в качестве “кредитора последней надежды”) для стран, полагавшихся на экспортно-ориентированный рост. В своё время масштабные покупки промышленной продукции в Германии, Японии, Южной Корее и Тайване обеспечили этим странам их “экономические чудеса”. США поддерживали свободные рынки капитала, позволили доллару стать мировой резервной валютой, хотя последнее обеспечило США хронический торговый дефицит. США отстаивали принципы свободной торговли и вовлекли Китай во Всемирную торговую организацию. Быстрый рост Малайзии и Вьетнама в последние годы во многом объясняется дешевизной их национальных валют по отношению к доллару. Наконец, открытость США позволила развивающимся странам перенимать передовые технологии и управленческие практики.
Но США находятся в упадке. Реакция страны на коронавирус оказалась наиболее провальной среди всех развитых стран, что продемонстрировало глубокий кризис американских институтов. США всё больше уступают Китаю в плане ВВП, размера экспорта и выпуска высокотехнологичных продуктов. Статус доллара в качестве резервной валюты также находится под угрозой.
Китай, с его полугосударственной экономикой, контролем над движением капитала и меркантилистской политикой, не сможет заменить собой США. Тем более Китай будет блокировать переток технологий к своим потенциальным конкурентам.
Смена модели глобальной экономики с американоцентричной на китаецентричную станет огромной проблемой для развивающихся стран, столь быстро росших в последние три десятилетия. В новом мире закрытых границ жизнь новичков-аутсайдеров станет намного сложнее.
КРАХ ДОЛЛАРА
Эра “непомерной привилегии” - эра доллара как мировой резервной валюты - близится к концу. В 1960-х гг. Французский премьер-министр Валери Жискар д’Эстен ввел в оборот “привилегию”, обвиняя США в том, что они поддерживают своё процветание благодаря особому статусу доллара, позволяющему “выкачивать” деньги из других стран. На протяжении 60 лет мир жаловался на “непомерность” “привилегии”, но ничего не мог с ней поделать. Те дни прошли.
После провальной реакции на коронавирус мир уже далеко не так, как прежде, уверен в американской исключительности. Доверие к валюте зависит от двух переменных - внутреннего состояния экономики и внешнего восприятия силы или слабости этой экономики. Сегодня у Соединённых Штатов есть проблемы и с первым, и со вторым, и крах доллара становится вполне реален в ближайшем будущем.
Семена проблемы были посеяны ещё до коронавируса. Ими стали катастрофически низкие уровни сбережений в США. В первом квартале 2020 года суммарный размер чистых национальных сбережений (сколько люди сберегли, вложили в какие-нибудь активы и так далее минус сколько люди заняли в долг) составил 1,4% национального дохода. Для сравнения, с 1960 по 2005 гг. средний уровень чистых сбережений составлял 7% национального дохода.
Не имея внутренних сбережений, США благодаря особой позиции доллара в мире имели возможность брать в долг за границей в огромных масштабах, тем самым обеспечивая инвестиции и рост своей экономики. Но за всё приходится платить. Привлекая капитал из-за границы, США вынуждены были поддерживать дефицит счёта текущих операций на протяжении 38 лет, с 1982 года.
(Прим. Пер.: дефицит счёта текущих операций означает, что страна увеличивает свою задолженность перед внешним миром и покупает больше импортных товаров, чем продаёт товаров на экспорт).
По оценкам Бюджетного офиса Конгресса, в этом году дефицит бюджета достигнет рекордных 17,9% ВВП и снизится лишь до 9,8% в следующем году. Можно было бы предположить, что на фоне кризиса люди будут сберегать полученные ими из бюджета деньги, и их сбережения, вложенные в облигации, позволят профинансировать дефицит бюджета. Но это не так: данные Казначейства показывают, что прирост дефицита бюджета в 5,7 раз обогнал прирост личных сбережений американцев.
С середины 2008 года по середину 2010 года чистые национальные сбережения впервые в истории стали отрицательными - в среднем около -1,8% национального дохода. В этом году, по мере прекращения прямой помощи из бюджета, мы можем достичь невероятных уровней - минус 5 и даже минус 10 процентов.
Сегодня доллар остаётся сильным, поскольку на фоне кризиса инвесторы со всего мира привычно перекладывают свои деньги в “надёжную гавань”, которой традиционно считаются США. В апреле доллар подорожал по отношению к другим ключевым мировым валютам на 7% в сравнении с январём. В целом с июля 2011 года по апрель 2020 года доллар успел прибавить в цене 33% по отношению к другим ключевым валютам.
Коллапс сбережений неизбежно приведёт к резкому увеличению дефицита счёта текущих операций - намного больше предыдущего рекорда 2005 года в минус 6,3% ВВП. В этих условиях даже статус резервной валюты не спасёт доллар. Доллар запросто может повторить свои рекорды 2011 года, обесценившись на 35% или около того.
Возможный коллапс доллара будет иметь три последствия. Во-первых, он может привести к всплеску инфляции. В краткосрочном периоде это может быть даже полезно, но на фоне ожидаемого медленного восстановления экономики после пандемии такой всплеск может в конечном итоге породить стагфляцию - неприятную комбинацию медленного экономического роста и высокой инфляции, которая окунёт финансовые рынки в хаос.
Во-вторых, дешёвый доллар заодно с новыми протекционистскими мерами администрации Трампа сделает импортные товары намного дороже для американских потребителей, фактически увеличивая налоговую нагрузку на них.
Наконец, на фоне намерения Вашингтона разорвать финансовые связи с Китаем, кто будет готов профинансировать дефицит инвестиций Америки, если она потеряет свою “привилегию”? И на каких условиях - точнее, по каким процентным ставкам - они будут готовы давать деньги в долг?
Как и пандемия коронавируса и расовые беспорядки, падение могущества доллара выставит американскую экономику с её острым дефицитом сбережений в не самом лучшем свете. “Непомерную привилегию” следует заслужить, а не принимать за данность.
https://www.bloomberg.com/opinion/articles/2020-06-08/a-crash-in-the-dollar-is-coming
ТРАМПОНОМИКА ДО КОВИДА? УСПЕХИ НЕ ВПЕЧАТЛЯЮТ
Если, как предсказывает консенсус-опрос Блумберга, в нынешнем квартале экономика вырастет на 18%, в следующем - на 6,5%, а в первом квартале следующего года - на 5%, то к концу правления Дональда Трампа среднегодовой рост экономики при нём составит 0,6%. Это будет худшим результатом со времён Герберта Гувера и Великой Депрессии. Если к началу 2021 года экономика вернётся к уровню конца 2019 года, тогда среднегодовой рост составит 1,7% - на одну сотую процента лучше результата Джорджа Буша - младшего и хуже всех остальных президентов со времён того же Гувера.
Такие сравнения, конечно, не вполне справедливы. Беспрецедентное падение экономики на 32,9% во втором квартале нынешнего года было результатом мировой пандемии. Успехи президента Трампа в борьбе с вирусом были, возможно, не столь впечатляющими, как у его коллег из других развитых стран, но другие развитые страны также пережили крайне значительное (иногда даже более значительное, чем у США) падение ВВП.
Пожалуй, нам стоит посмотреть на то, каких успехов успел добиться президент Трамп до начала пандемии коронавируса:
На диаграмме отсутствуют Гувер, Франклин Рузвельт и Трумэн, поскольку поквартальные изменения ВВП и ВВД (валового внутреннего дохода) начали рассчитываться только с 1947 года. Рассчитываемые ежегодные показатели дают примерно минус 7,4% в год для Гувера, плюс 9,1% для Рузвельта и 1,9% для Трумэна. Трамп оказывается в конце списка - девятым из двенадцати президентов. Кроме Гувера, он немного обгоняет Буша-младшего и Барака Обаму.
Однако такого рода сравнения не вполне корректны из-за того, что в разные периоды население США росло разными темпами. Вот что получится, если сделать поправку на рост численности работоспособного населения, по данным Бюро трудовой статистики:
Здесь Трамп оказывается пятым из двенадцати (Обама - седьмым). Экономический рост в 2010-х оказался куда как слабее, чем в периоды истинных экономических бумов - в 1960-е при Кеннеди и Джонсоне, в 1980-е при Рейгане и 1990-е при Рейгане, но всё же десятые оказались куда как успешнее провальных нулевых.
Интересно, что из одиннадцати президентов-предшественников Трампа пятеро с худшими результатами были республиканцами.
Я не буду делать из этого глубоких выводов. Как я уже заметил, удача играет большую роль в таких делах, равно как и поддержка (или её отсутствие) со стороны Конгресса. Политика, способствующая росту, может оказывать влияние на протяжении долгого времени уже после того, как президент покинул офис - как и политика, росту мешающая. Тем не менее, интересно заметить, что часто цитируемое утверждение - республиканцы заботятся о размере пирога, а демократы заботятся о том, как этот пирог разделить - не так-то просто подтвердить данными по росту ВВП.
ПРОБЛЕМА ФЕЙСБУКА И ГУГЛА НЕ В ТОМ, ЧТО ОНИ МОНОПОЛИИ
На недавно прошедших онлайн-слушаниях в Конгрессе были заслушаны показания глав четырёх крупнейших американских технологических компаний: Alphabet (владеет Google), Apple, Facebook и Amazon. Им пришлось отвечать на критику, касающуюся недобросовестного использования рыночной власти. Слушания показали, что законодатели начинают понимать, что важно, а что неважно в вопросах регулирования крупного бизнеса. И всё больше их внимания привлекает одна из важнейших сфер антимонопольной политики - контроль над слияниями и поглощениями.
Сегодня на пять крупнейших технологических компаний (четыре вышеперечисленные плюс Microsoft) приходится пятая часть всей стоимости компаний из S&P 500 (этот индекс включает 500 крупнейших публичных - т.е. таких, чьи акции можно свободно покупать на рынке - компаний в США). На фоне эпидемии их акции продолжали расти:
Когда компании становятся настолько большими, разумно подумать о том, могут ли они использовать свои размеры для нечестного контроля над рынками.
Один из типичных контраргументов по отношению к таким размышлениям заключается в том, что компании из биг-теха не являются монополиями. Справедливость этого утверждения зависит от определения рынка. К примеру, Гугл занимает абсолютно доминирующее положение на рынке онлайн-поиска, но на него приходится лишь треть доходов от продажи рекламы. Марк Цукерберг говорит, что его компания постоянно сталкивается с конкуренцией на самых разных рынках, в первую очередь со стороны других компаний из биг-теха.
Но бессмысленно концентрировать внимание на вопросе о том, является ли компания монополией. Олигополистические рынки - то есть такие, на которых действуют ограниченное число крупных игроков - также могут страдать от злоупотребления рыночной властью. В теории на таких рынках компании могут поддерживать завышенными потребительские цены, недоплачивать работникам и ставить поставщиков в невыгодные условия.
В случае с биг-техом речь не идёт о потребительских ценах. Услуги, предоставляемые Google или Facebook, по большей части бесплатны, а прибыль Apple во многом проистекает из готовности покупателей платить за бренд. Зарплаты тоже не могут считаться самой важной проблемой. Действительно, компании ловили за руку (и штрафовали) за сговор, призванный ограничить зарплаты инженеров, а низкие зарплаты и неудовлетворительные условия труда на складах Amazon вызывали немало критики. Но компании из биг-теха нанимают относительно немного работников, а сговор касался небольшого числа специалистов с чрезвычайно высокими зарплатами.
Настоящая проблема касается поставщиков услуг. Мелкие продавцы зависят от благосклонности Amazon, вебсайты - от Google, разработчики приложений - от App Store и так далее. Масштаб платформ позволяет им, по крайней мере в теории, выжимать все соки из мелких компаний.
В далёком будущем, как замечает Тим О’Райли, компании биг-теха забронзовеют и станут жертвами собственного каннибализма - пожирания небольших компаний, которые приносят им прибыли. Но здесь и сейчас издержки такого каннибализма могут быть чрезмерно высоки. Конгресс прав, когда делает акцент на взаимодействии платформ-гигантов с компаниями, которые продают свои продукты через эти платформы. Здесь требуется выработка правил регулирования: если просто попытаться разделить существующие платформы на части, в будущем другие платформы могут занять их место.
Ещё одна область, которая должна привлечь внимание - интернет-реклама. Сегодня около половины всех доходов от размещения рекламы онлайн достаются либо Google, либо Facebook; на пятки им наступает Amazon. В реальности бесплатные онлайн-сервисы оплачивают рекламодатели.
Неудивительно, что законодатели обеспокоены снижением конкуренции на этом рынке. Цукерберг признал на слушаниях, что покупка Instagram в 2012 году имела задачей избавиться от потенциального конкурента. Создатели новых социальных сетей не раз сообщали, что Facebook предлагал им продать свои детища, угрожая в случае отказа создать конкурента их продукту и вытеснить их с рынка.
Если единственным способом для рекламодателей достучаться до потенциальных клиентов будет Facebook, он сможет диктовать цены на рынке, ни на кого не оглядываясь. К тому же уже сама по себе угроза со стороны доминирующей на рынке компании создать клона будущему стартапу может значительно снизить активность потенциальных инноваторов и снизить динамизм экономики в целом. Тимоти Ву из Школы права Колумбийского университета считает, что такие действия просто противоречат действующему антимонопольному законодательству.
Как бы то ни было, очень хорошо, что Конгресс начинает уделять больше внимания проблемам концентрации и олигополизации американской экономики. Биг-тех - самый заметный случай, но стоит надеяться, что с этих слушаний начнётся пересмотр роли компаний-гигантов в американской экономике вообще.
АМЕРИКЕ НЕ НУЖНЫ КОМПАНИИ - СУПЕРЗВЁЗДЫ
Америку захватывают большие компании. Отрасль за отраслью, от телекоммуникаций и ритейла до банкинга и здравоохранения, огромные корпорации пожирают рыночные доли маленьких фирм - иногда путём слияний, иногда через покупку мелких конкурентов.
Активность на рынке M&A - mergers & acquisitions, слияний и поглощений - продолжает расти:
Этот тренд заставляет многих экономистов и политиков задавать вопрос, не видим ли мы поглощения американской экономики монополиями. Во многом об этом говорит постоянно растущий размер маркапов (грубо говоря, маркап - разница между издержками на производство товара или услуги и ценой, по которой она продаётся):
Доля корпоративных прибылей в экономике росла:
Если конкуренция действительно умирает, правительство должно вмешаться - блокируя слияния, принудительно разделяя крупные компании на части или помогая профсоюзам, которые способны ограничить власть корпораций. В некоторых крайних случаях - таких как медицинская страховка - государство должно напрямую вмешаться и принудительно понизить цены, действуя в интересах потребителей.
Но некоторые экономисты призывают к осторожности. До того как прибегнуть к решительным мерам, стоит подумать, всё ли так просто. Что если компании становятся больше не потому, что они находят способы ликвидировать конкурентов, а потому, что они просто умеют работать лучше, чем конкуренты?
Недавняя работа Чада Сиверсона из Booth School of Business Чикагского университета утверждает, что рост маркапов может быть иллюзией, объясняемой некорректными расчётами экономистов. Ссылаясь на более ранние работы, он предполагает, что крупные компании - такие как Wal-Mart, Google или Pfizer попросту обладают большими объёмами нематериальных активов, таких как высокоэффективная культура менеджмента, технологические ноу-хау, популярные бренды и так далее.
В другой работе авторы приходят к схожим выводам. Компании, добивающиеся доминирования на рынке, получают намного больше выручки в расчёте на одного работника; их победа в конкурентной борьбе может объясняться просто-напросто тем, что они работают с более высокой производительностью.
В ещё одной работе говорится примерно о том же самом. Американская экономика теряет динамизм - всё меньше новых бизнесов, всё меньше переходов работников из одной компании в другую, всё чаще старые бизнесы добиваются доминирования на рынке. При этом небольшая группа компаний занимает всё большую на рынке патентов - они создают всё больше новых технологий и покупают всё больше технологий у других. Недавнее исследование McKinsey также показало, что компании-лидеры тратят относительно больше на исследования и разработки. Знание становится всё более концентрированным. Возможно, это объясняет тот факт, что ограниченное число компаний демонстрирует производительность намного выше, чем у конкурентов.
Некоторые экономисты категорически не согласны с самим фактом существования корпоративных “суперзвёзд”. В недавней работе известного экономиста Тома Филиппона утверждается, что с 2000 года топовые американские компании в целом прекратили повышать производительность труда, а вместо этого начали попросту поглощать капитал, работников и прочие ресурсы своих конкурентов (а их высокие прибыли объясняются в первую очередь низкими налогами).
Кто же прав? Почему небольшое число компаний так быстро наращивают свою долю на рынке - дело в их “суперзвёздности” или монопольном положении? Вне зависимости от ответа на этот вопрос, государству стоит вмешаться.
Если небольшое число компаний сконцентрировало в своих руках львиную долю лучших работников, технологических ноу-хау и патентов, правительство должно позаботиться о том, чтобы у других участников рынка тоже был хотя бы частичный доступ к этим богатствам. Один из возможных способов добиться этого - запретить контракты о неконкуренции, запрещающие работникам после увольнения из компании занимать аналогичную позицию в компании-конкуренте на протяжении определённого времени. Это позволит топовым работникам переходить из компании в компанию, транслируя свои идеи по всему рынку. Ещё одна возможная реформа - жёсткое ограничение возможностей патентования новых продуктов и в целом усложнение получения патентов.
Нам необходима новая политика стимулирования конкуренции. Снижение уровня рыночной концентрации (доли рынков, приходящихся на крупнейшие компании), антимонопольная политика и упрощение регулирования - всё это хорошо. Но политики должны подумать и о том, как можно более равномерно распределить знания и таланты, накопленные топовыми компаниями, чтобы их конкуренты также получили к ним доступ. Нашей экономике нужно меньше суперзвёзд - и побольше обычных звёзд.
https://www.bloomberg.com/opinion/articles/2019-04-26/the-u-s-doesn-t-need-more-superstar-companies
ИНТЕЛ КАК СИМВОЛ УПАДКА БИГ-ТЕХА
Некогда Intel была символом американского лидерства в области высоких технологий. Сегодня компания сталкивается с одной проблемой за другой. Недавно она объявила, что производство новых полупроводников в 7 нанометров начнётся на год позже, чем предполагалось ранее. Предыдущее поколение, 10 нм, тоже пришлось ждать дольше, чем ожидалось.
В отличие от многих конкурентов, Intel сама разрабатывает и сама же производит свои микрочипы. В области разработки новых чипов компания всё больше уступает расположенной в Великобритании ARM - последняя недавно смогла перехватить у Intel контракты с таким гигантом, как Apple. В области производства Intel проигрывает тайваньской TSMC, которая специализируется на производстве чипов для других компаний. Сегодня TSMC далеко обогнала Intel по рыночной капитализации:
Проблемы Intel скорее внутренние и специфичны для этой конкретной компании. Излишняя приверженность к строгой вертикальной интеграции не позволила компании быстро перенимать создаваемые другими компаниями инновации (сегодня компания переходит к более гибкой модели управления). Фокус на рынках, требующих самую передовую и сложную продукцию, не позволил выйти на новые рынки, где требуются более простые и дешёвые чипы - типичный пример так называемой “проблемы инноватора”. Список можно продолжать.
Некоторые считают, что проблемы Intel связаны с неготовностью правительства США поддержать свою полупроводниковую промышленность. Сегодня Конгресс рассматривает программу субсидий в $25 млрд для производителей микрочипов - в первую очередь для противостояния Китаю, которые оказывает мощную поддержку своим собственным производителям. Нет сомнений, что значительная часть этих денег достанется Intel.
Существует немало разумных причин для американского правительства поддерживать производство микрочипов. Одна из них - национальная оборона. Чипы играют огромную роль в производстве современных вооружений, и слишком опасно проиграть конкуренцию Китаю. Да, Тайвань является союзником США де-факто, но если он окажется блокирован Китаем, американские производители лишатся доступа к фабрикам TSMC.
Ещё одна причина - формирование промышленных кластеров. Производители чипов, как и все высокотехнологичные компании, нанимают огромное количество квалифицированных работников. Спрос на этих работников создаёт большой рынок талантов и идей, которые в будущем смогут использовать другие небольшие компании, расположившиеся поблизости от гигантских полупроводниковых производств.
Но существуют куда как более эффективные способы поддержать индустрию, чем бросать миллиарды старому лидеру рынка. В последние годы Intel потратила десятки миллиардов долларов на бай-бэки, прекратив их только после начала эпидемии. (Прим. пер.: бай-бэк - обратный выкуп - покупка компанией своих собственных акций на рынке. Выкупленные акции как бы “уничтожаются”, а значит, оставшиеся стоят дороже. К примеру, если раньше на рынке обращалось сто миллионов акций компании, а после выкупа их стало пятьдесят миллионов, каждая оставшаяся в свободном обращении будет (при прочих равных) стоить вдвое дороже - ведь теперь на неё приходится вдвое большая доля во владении компанией, а значит, и вдвое большая доля её будущих прибылей и дивидендов). Бай-бэки, как и выплата дивидендов, представляют собой способ передать инвесторам кэш, которым владеет компания. Базовая теория корпоративных финансов говорит нам о том, что компании прибегают к таким действиям, когда у них оказывается больше денег, чем возможностей для их эффективного вложения (в новые разработки, производственные линии и так далее). Субсидировать Intel - то же самое, что напрямую переправлять деньги налогоплательщиков в карманы владельцев акций Intel; к возрождению индустрии эти субсидии вряд ли будут иметь отношение.
Что же делать? Во-первых, стимулировать иностранных производителей переносить свои производства в США. На самом деле это уже делается: тайваньская TSMC планирует завод в $12 млрд в Аризоне.
Во-вторых, стоит обратить внимание на молодых конкурентов Intel. В автомобилестроении основным источником инноваций в последнее время стали не старые гиганты - Ford и General Motors - а молодая инновационная Tesla, поднявшаяся благодаря налоговым льготам и субсидиям на электромобили, а сегодня стоящая больше, чем два прежних лидера вместе взятые. Новые компании не только создают инновации - они обеспечивают диверсификацию технологий, пробуют разные варианты, избавляют индустрию от ситуации, в которой все фишки поставлены на одну клетку.
Иногда промышленная политика (прим. пер.: промышленная политика - непосредственное вмешательство государства в экономику, направленное на поддержку отдельных отраслей и даже отдельных компаний) бывает необходима, но проводить её верным курсом - задача крайне сложная. Сегодня США нужны новые динамичные компании, похожие на Tesla. Обеспечивая поддержку молодым инноваторам, а не старым гигантам, США смогут сохранить и лидерство в стратегических отраслях, и преимущества рыночной конкуренции.
НЬЮ-ЙОРК И САН-ФРАНЦИСКО УЖЕ НЕ ВЕРНУТСЯ ПРЕЖНИМИ
Судя по статистике, в результате коронавируса крупные американские мегаполисы потеряли больше рабочих мест, чем небольшие города. Больше всех пострадали так называемые города-суперзвёзды - Сан-Франциско, Нью-Йорк и Сиэтл:
О том же говорит рынок недвижимости. Ставки аренды в суперзвёздах рухнули, часто на двузначные проценты. Отчасти это объясняется неспособностью людей платить по прежним ставкам, но отчасти и тем, что богатые люди уезжают подальше от Золотых ворот и Манхэттена.
Стремление бежать из больших городов в безопасную сельскую местность не ново - так же действовали люди на протяжении многих веков. Многие офисные работники теперь работают удалённо, и им больше не требуется жить в центре огромных городов.
Но как долго будет продолжаться этот исход? Урбанист Ричард Флорида замечает, что в прошлом города переживали куда худшие эпидемии - и продолжали расти и процветать после них. Большинство жителей городских центров пока не намерены их покидать. Covid-19, кажется, не способен остановить американский городской ренессанс, начавшийся ещё в 1990-х гг.
Но большие города растут далеко не всегда. Население Нью-Йорка снижалось с 1950-х по 1980-е гг. И Нью-Йорк здесь далеко не одинок.
Почему вообще существуют большие города? Ответ состоит из трёх частей: производство, потребление, общественные блага. И каждая из этих частей под угрозой - не из-за коронавируса, а из-за фундаментальных долгосрочных трендов.
Города удивительно производительны. В них работодатели соседствуют с работниками, продавцы - с покупателям. Огромное количество работников всевозможных специальностей, работодателей из самых разных отраслей экономики и всевозможных финансовых институтов чрезвычайно упрощают ведение бизнеса. Переток работников между компаниями, а равно и обычные социальные контакты, обеспечивают циркуляцию знаний и идей, позволяя появляться высокопродуктивным и высокотехнологичным отраслям.
Но современные информационные технологии сводят это преимущество на нет. Если поиск работников и кредитов онлайн становится столь же эффективным, как и вживую, и если офисы можно перенести в Zoom и Slack, львиная часть оснований для существования городов исчезает. Правда, в прошлом многие уже предсказывали исчезновение городов благодаря развитию телекоммуникационных технологий; все эти предсказания не сбылись - большие города росли лишь быстрее с развитием интернета. Однако пандемия может заставить компании, создающие знания, понять, что IT достигли критического уровня эффективности, позволяющего отказаться от офисов и ежедневных поездок на работу в пользу удалёнки.
Наконец, люди живут в городах, потому что в городах намного дешевле обеспечить доступ к общественным благам - дороги, энергосети, коммунальное хозяйство, канализация и так далее. Но в последние годы влиятельные домовладельцы ограничивают возможность создания новых инфраструктурных сетей в больших городах.
Последний пункт может быть самым важным. Так называемые NIMBY (not in my back yard) служат самой мощной силой, сдерживающей рост городов.
Пока неясно, смогут ли развитие интернета и социальных сетей заодно с криминалом с NIMBY заставить американцев снова массово устремиться в субурбии. Но нигде в экономической теории не сказано, что большие города должны всегда процветать и расти. И городам следует позаботиться о своих слабых сторонах до того, как они обнаружат себя опустевшими.
ЭКОНОМИСТЫ ДОЛЖНЫ СОЗДАТЬ НОВУЮ ТЕОРИЮ ИНФЛЯЦИИ
Благодаря коронавирусу отношение государственного долга США к ВВП в этом году вернётся к уровню Второй мировой войны:
Стремясь поддержать цены на рынке и не допустить дефляции, Федеральная резервная система начала активно скупать ценные бумаги и другие активы, увеличив объём своих активов с $4 триллионов в начале эпидемии до $7 триллионов сегодня:
Вопрос в том, когда (если когда-нибудь вообще) эта агрессивная государственная политика стимулирования приведёт к негативным последствиям - таким как высокая инфляция. Макроэкономисты должны были бы со всей возможной энергией заняться этим вопросом. Однако этот вопрос получает удивительно мало внимания со стороны мейнстримной экономической науки.
До финансового кризиса 2008 года доминирующая в академической сфере модель экономического цикла предполагала трейд-офф между инфляцией и безработицей - так называемая Кривая Филлипса. Меняя ставку рефинансирования, центральный банк должен осторожно плыть между Сциллой высокой инфляции и Харибдой высокой безработицы. Государственный долг в этой модели не играл особого значения.
(Прим. пер.: если ставка рефинансирования становится высокой, коммерческие банки не могут брать деньги под небольшой процент в центральном банке и, следовательно, уменьшают объёмы кредитов. Поскольку основная часть денежной массы - это не банкноты и монеты, а “кредитные” деньги, созданные банками, уменьшение объёма выданных кредитов снижает денежную массу, а значит, снижает и темпы инфляции. Однако в отсутствии кредитов компаниям сложнее реализовать инвестиционные проекты и создавать рабочие места, а значит, растёт безработица).
Казалось, рецессия 2008 года должна была подорвать устоявшуюся парадигму, но макроэкономисты отреагировали на новый вызов, просто подправив старые модели - они попросту впихнули в них финансовый сектор. Если ставка рефинансирования приближается к нулю и дальнейшее её снижение становится невозможно или проблематично, стимулирование экономики может осуществляться за счёт роста государственных расходов или масштабной скупки ценных бумаг - так называемого "количественного смягчения".
(Прим. пер.: покупая ценные бумаги, центральный банк увеличивает их цены - чем выше спрос, тем выше цена. Если облигации стоят дорого, компании получают возможность продавать их по высокой цене, т.е. фактически брать деньги в долг на бирже под небольшой процент. Например, если облигация, по которой каждый год будет выплачиваться 100 долларов, стоит 1000 долларов, ставка процента равна 10 (100/1000 = 10%), а если она стоит 10.000 долларов - ставка равна 1 (100/10.000 = 1%))
Вопрос: какими должны быть пределы стимулирования и количественного смягчения? Поскольку американское правительство занимает деньги в долларах, суверенного дефолта ему опасаться не стоит: в крайнем случае бюджетные расходы могут быть профинансированы напрямую ФРС через печатание долларов. Единственным реальным ограничением была инфляция - если Фед накачает экономику слишком большим количеством денег, цены начнут неконтролируемо расти.
Но когда может начаться эта инфляция? Ответ экономистов - когда-нибудь. Некоторые считали, что “количественное смягчение” приведёт к инфляционному взрыву - они даже написали открытое письмо председателю ФРС Бену Бернанке с требованием остановить скупку активов. Бернанке не стал этого делать, а взрыва так и не случилось. Банк Японии развернул ещё более мощную программу скупки ценных бумаг, но инфляция в Японии оставалась на удивление низкой:
темпы инфляции, измеренной через индекс потребительских цен, в Японии
Отсутствие инфляции после беспрецедентных по масштабу фискального и монетарного стимулов должны были ещё десять лет назад заставить макроэкономистов бросить все силы на то, чтобы понять причины такого отсутствия. Странно, но ничего подобного не случилось. Большинство макроэкономистов, которые вообще обращались к этому вопросу, попросту предполагали, что в какой-то момент инфляция наконец начнёт расти - просто этот момент отложен на будущее. В случае с коронавирусом история повторяется. Масштабы вливания денег в экономику достигают колоссальных масштабов, но рынки ожидают снижения темпов инфляции в следующем десятилетии:
Вместо повторения избитой мысли - гиперинфляция может случиться когда-нибудь в будущем - макроэкономисты могли бы рассмотреть опыт других стран, столкнувшихся с гиперинфляцией или приблизившейся к ней, но сумевших её предотвратить. Но основной работой на эту тему остаётся работа Томаса Сарджента 1982 года “Конец четырёх больших инфляций”. Эта старая статья описывает опыт четырёх стран Центральной Европы (в первую очередь Германии), переживавших гиперинфляцию после Первой мировой войны. Вот только за столетие в мире изменилось слишком много всего.
Нам нужна новая теория гиперинфляции. Мы должны понять, на каком этапе можно выявить и предотвратить будущую катастрофу - и возможно ли это вообще. Мы должны знать, может ли прямое финансирование государственного долга за счёт печатного станка стать триггером для гиперинфляции. Мы должны разобраться с ролью потоков капитала. Вопросов куда как больше, чем ответов.
Если академическая макроэкономика продолжит игнорировать этот вопрос и продолжать фокусироваться на моделях и идеях, работавших в прошлом, в будущем её репутацию может ждать тяжёлый удар - как тот, что она получила в 2008, оказавшись неспособна предвидеть финансовый кризис. Если учёные продолжат игнорировать насущные вопросы, политики и бизнесмены обратятся к невнятным странным теориям - старым и новым, к популистам, примитивным рассуждениям и случайным людям из твиттера.
КАК ПОЧИНИТЬ АМЕРИКАНСКУЮ МЕДИЦИНУ?
Если Джо Байден выиграет президентские выборы, перед ним встанет немало вызовов - борьба с Covid-19, восстановление экономики, возрождение институтов американского государства. Но если с этими проблемами удастся справиться, вслед за ними придётся что-то делать с самой вопиющей и сложной проблемой американской экономики: колченогой системой здравоохранения.
В среднем американцы получают медицинские услуги примерно того же качества, что и жители других развитых стран, но обходятся они им вдвое дороже. Отчасти это объясняется тем, что США - более богатая страна, но главная проблема - неоправданно высокие цены. Есть и ещё одна проблема: поскольку медстраховка оплачивается работодателем, боязнь потерять её не позволяет людям пытаться найти работу получше.
Даже те американцы, у которых есть страховка, часто вынуждены доплачивать по больничным счетам - причём размеры этих счетов нередко становятся неприятным сюрпризом. Хотя часто цитируемые данные, согласно которым две трети персональных банкротств в Америке связаны с медицинскими счетами, скорее всего, преувеличены, болезнь может на многие годы обременить американца огромными долгами, не давая ему возможность купить дом, получить образование или начать бизнес.
В предложениях по улучшению этой системы недостатка нет. Но предложение консерваторов убрать государство из медицинской системы вряд ли поможет улучшить ситуацию. Отрицательный отбор - нежелание здоровых людей покупать страховку - приведёт к быстрому росту страховых премий. Механизмы свободного рынка, обеспечивающие снижение цен, часто не работают в медицинской сфере. Обамакэр, в свою очередь, неспособна обеспечить контроль над ценами, к тому же она уязвима для манипуляций политиков на уровне штатов.
(Пояснение переводчика. Человек лучше, чем страховая компания, знает состояние своего здоровья и свой образ жизни; далеко не всю информацию о вероятности обращения человека к врачу можно извлечь из его анализов. Страховая компания назначает примерно одинаковую стоимость страховки для людей, разбитых на несколько крупных категорий. Люди, тщательно следящие за своим здоровьем и не имеющие скрытых болезней, будут реже покупать излишне дорогую для них страховку. Тогда страховым компаниям придётся повышать цены для оставшихся, а это ещё больше отвратит здоровых от покупки страховки. Проблема отрицательного отбора - главная проблема для финансового сектора: она возникает при выдаче страховок всех типов, при выдаче кредитов - те, кто не собирается отдавать кредит, будут готовы взять его под любой процент, а чем надёжнее заёмщик, тем меньше ему нужен кредит, - на рынках ценных бумаг и так далее).
Наилучшая альтернатива - скопировать систему, которая уже используется богатыми странами, которым удаётся обеспечивать высококачественную охрану здоровья при одновременном контроле за ценами: создать общенациональную систему медицинского страхования. Самый простой способ сделать это - попросту скопировать уже существующую государственную систему медицинского страхования пожилых людей, Medicare. Сегодня Medicare покрывает расходы людей старше 65 лет; достаточно снизить возраст до нуля.
Medicare одновременно чрезвычайно эффективна и популярна среди населения. В то время как частным страховщикам приходится платить больницам всё больше и больше денег, Medicare удаётся держать цены под контролем:
Причина - рыночная власть. Поскольку Medicare покупает медицинские услуги в огромных объёмах, у неё есть намного больше возможностей торговаться по ценам в пользу своих клиентов. Если система будет распространена на американцев всех возрастов, они все смогут получить выгоды от более низких цен. Снижение цен не будет столь уж тотальным, поскольку больницы вряд ли будут готовы лечить всех пациентов по нынешним ценам Medicare. И всё же такой шаг позволит куда как эффективнее сдерживать безудержный рост цен в медицинской сфере.
Поскольку всеобщая Medicare позволит снизить цены, она не приведёт к краху бюджета и не навредит экономике. Нанимателям больше не надо будет платить частным страховым компаниям за страховки для своих работников, и самим людям тоже не надо будет покупать частные страховки; частные платежи могут быть заменены налогами. К тому же расширение действующей системы Medicare не потребует значительного расширения федеральной бюрократии.
Medicare не покрывает все возможные медицинские расходы. Многие пожилые покупают дополнительную частную страховку - Medigap или Medicare Advantage. Так что индустрия частного медицинского страхования вполне выживет в условиях всеобщей Medicare, хотя её размеры и уменьшатся. В то же время система совместной оплаты (пациент оплачивает часть медицинских расходов самостоятельно, вместе с государством - прим. пер.), подобно той, что используется в Японии или Южной Корее, позволит дополнительно сдерживать цены и избегать использования чересчур большого количества медицинских услуг, что должно удовлетворить консерваторов.
(Прим. переводчика: как показывают исследования, американские больницы очень часто назначают пациентам лишние, ненужные процедуры - вроде МРТ при незначительных травмах - поскольку платить всё равно будет страховая компания).
Название “Medicare для всех” уже успел приватизировать сенатор Берни Сандерс со своим куда как более радикальным планом. Его план предполагает почти полную ликвидацию частного страхования и системы совместной оплаты. Опросы показывают, что большинство избирателей не хотят такой радикальной системы. А вот распространение системы Medicare на всех американцев находит куда как более широкую поддержку. Давайте назовём её “универсальная Medicare”.
Переход к такой системе может быть постепенным. К примеру, граждане могут самостоятельно решать, оставаться ли им с частной страховкой или переходить на государственную, которая должна быть дешевле благодаря способности сдерживать рост цен.
США слишком долго жили со своей уникальной, по меркам развитых стран, и уникально неэффективной системой здравоохранения. Пора перейти к более разумной организации медицины, доказавшей свою эффективность и внутри страны, и за её границами.