Как рушатся великие державы

Упадок незаметен изнутри, но от этого не менее реален

Автор - Чарльз Кинг, профессор международных отношений Джорджтаунского университета

https://www.foreignaffairs.com/articles/russia-fsu/2020-06-30/how-great-power-falls-apart

11 ноября 1980 года по мокрому шоссе недалеко от Мадрида шёл автомобиль, в котором несколько писателей ехали на писательскую конференцию. Предметом встречи было движение за права человека в СССР, и в автомобиле находился ряд известных активистов: жертвы советской карательной психиатрии Владимир Борисов и Виктор Файнберг, проведшая годы в ссылке в Сибири татарская художница Гюзель Макудинова и ее муж – писатель Андрей Амальрик, бежавший в Западную Европу после ареста, тюремного заключения и повторного ареста, лишь благодаря поступившим со всего мира просьбам о помиловании не окончившегося вторым тюремным сроком.

Амальрик был за рулем. Примерно в 65 километрах от Мадрида автомобиль занесло, и он столкнулся со встречным грузовиком. Выжили все, кроме самого Амальрика – его шею пронзило куском металла, вероятно, деталью рулевой колонки. На момент смерти 42-летний Амальрик, конечно, не был самым известным советским диссидентом. Александр Солженицын уже опубликовал «Архипелаг ГУЛАГ», получил Нобелевскую премию по литературе и эмигрировал в США. Андрей Сахаров был заочно удостоен Нобелевской премии мира – советское правительство отказало ему в выездной визе. Но среди находившихся под следствием, заключенных и ссыльных советских диссидентов Амальрик занимал особое место.

Начавшийся с середины 60-х годов при Брежневе ряд нашумевших судебных процессов в отношении советских интеллигентов привел к подъему диссидентства. Многие западные наблюдатели видели в этом зарождающемся движении путь к деэскалации холодной войны. Летом 1968 года, за несколько недель до печально известных событий Пражской весны, Нью-Йорк Таймс выделила три страницы для эссе Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». По мнению Сахарова, с развитием ядерного оружия у Запада и Советского Союза не было иного выбора, кроме сотрудничества, призванного спасти человечество от уничтожения. Как он выразился, «две стороны уже стали свидетелями «конвергенции»». Они должны научиться жить вместе, нивелировать национальные различия и стремиться к международному сотрудничеству.

На фоне этих событий всех обескуражила короткая рукопись, вывезенная Амальриком из Советского Союза осенью 1970 г., которая вскоре появилась в лондонском журнале Survey. В ней Амальрик утверждал, что глобальный капитализм и коммунизм в стиле СССР вовсе не сближались, а наоборот – отдалялись друг от друга. Даже сам социалистический лагерь был на грани раскола. Советский Союз и Китай все более недоверчиво относились друг к другу, и казалось, что они находятся на пороге катастрофической войны. (В 1969 произошли столкновения на острове Даманском). Но основной проблемой Сахарова, как писал Амальрик, была его неспособность признать, что экономическая и политическая системы Советского государства обречены на провал. Чтобы это подчеркнуть, он назвал свое эссе «Продержится ли Советский Союз до 1984 года?»

Эта рукопись была попыткой преследуемого диссидента выявить ошибки ранней брежневской эпохи, но Амальрик в конечном итоге обнаружил глубокую политическую проблему: советское руководство обманывало само себя. К концу шестидесятых компартии удалось создать государство, о котором советские люди, жившие в нищите при Ленине или Сталине, и представить себе не могли. Потребительские товары, квартиры, доступные отдельной семье, космическая программа, звезды мирового спорта, международные авиалинии – все это было явным знаком успеха советского общества. Но Амальрик лучше других понимал, что, живя прошлыми успехами, страны приходят в упадок, и кризис – только вопрос времени. Могущественные государства и их граждане, как правило, являются закоренелыми консерваторами, когда дело доходит до их собственного будущего. «Культ комфорта в развитых обществах обеспечивает популярность представлению о том, что "разум одержит победу" и "все будет хорошо"». В результате кризис в таком обществе наступает неожиданно, сбивает правительство с толку и имеет катастрофические последствия. Кажется, что вызвавшие его причины незначительны, а его последствия легко предотвратить, если политические лидеры примут правильное решение, и никто не верит, что на деле кризис лишь усугубляется.

Амальрик также предложил своего рода концепцию аналитического отчуждения. Его метод заключается в том, чтобы сначала предсказать самые невероятные события, которые только можно представить, а затем систематически, соблюдая осторожность работать в обратном направлении, от «что, если...» до «вот поэтому...». Дело не в том, чтобы найти аргументы в пользу определенного вывода, а в том, чтобы поставить под вопрос линейность изменений – задуматься над тем, как историки будущего могли бы описать кажущиеся невозможными события как неизбежные.

В 2020 году, через полвека с момента публикации, работы Амальрика пугающе актуальны. Его интересовало то, как сильная держава справляется с многочисленными внутренними кризисами – неспособностью поддерживать правопорядок, ложью продажных политиков, первыми симптомами полной потери легитимности властью. Он хотел понять мрачную логику социальной нестабильности и то, как отдельные политические решения приводят к фатальным последствиям. Его предсказания ограничивались 1984 годом, но нетрудно провести параллель между тем временем и сегодняшним днем. Чтобы узнать, как приходит конец великой державы, нет ничего лучше, чем изучить то, как развалился СССР.

СТРАНА НА КРАЮ ОБРЫВА

Будучи студентом, Амальрик изучал историю Киевской Руси, средневекового государства, давшего начало современной России и Украине, и был исключен из МГУ за отстаивание "норманской" точки зрения на происхождение Древнерусского государства. В наши дни эта версия считается историками основной, но во времена Альмарика она противоречила официальной советской истории. Будучи интеллигентом, дружившим с писателями и журналистами, Амальрик был тесно связан с демократическим движением в СССР и знал его лидеров. Для людей на Западе, по его словам, он был вроде говорящей рыбы для ихтиологов: удивительным носителем секретов незнакомого мира.

Амальрик считал невозможным составление политических прогнозов о стране через разговоры с представителями её основных идеологических течений. Люди могут относиться к противоборствующим лагерям – крайне левым, националистам, либералам и т.д. Но эти группы всегда аморфны – в них всегда существуют разногласия по поводу убеждений или политических программ.

По мнению Амальрика, намного полезнее понять, какие слои общества страшатся перемен, а какие стремятся их ускорить. Бюрократы и политики хотят сохранить свои позиции, рабочие хотят лучшего уровня жизни, интеллигенция ставит под сомнение старые догмы национальной идентичности – эти расколы в обществе могут угрожать существованию самих институтов государственной власти. «Самосохранение, несомненно, является главным стимулом», – писал Амальрик. «Единственное, чего хочет [правительство], – чтобы все шло, как прежде: признание власти, молчание интеллигенции, отсутствие опасных и незнакомых реформ». Но что происходит во времена потрясений, когда экономические преобразования, социальное развитие и смена поколений делают дальнейшее существование старого уклада невозможным? Один из вариантов - репрессии, но разумные правители будут использовать их избирательно – преследуя писателя, снимая с должности высокопоставленного чиновника, пошедшего наперекор руководству. Еще более просвещенные власти могут обеспечить самосохранение «путем постепенных изменений и поэтапных реформ, а также замены старой бюрократической элиты новой, более благоразумной».

Следует, однако, критически относиться к желанию политиков проводить в жизнь реформы, даже если они сами заявляют об их необходимости. Правительства хорошо осознают ошибки других стран и эпох, но в упор не видят несправедливость их собственного государственного строя. Это особенно ярко видно на примере держав вроде СССР, полагал Амальрик – если страна не имела равных в военном плане и посылала людей в космос, у нее пропадал интерес решать проблемы своей политической системы. «Режим считает себя вершиной совершенства и поэтому не желает меняться ни по собственной воле, ни, тем более, делая уступки кому-либо или чему-либо». Если не реформы, то репрессии; но от репрессий (сталинского образца) отказались как от отсталого и бесчеловечного инструмента. Структура советского общества усложнялась, в нем возникало все больше противоречий, оно стало более требовательным к государству, но в то же время менее уверенным в способности государства соответствовать новым требованиям. Политическая система ослабла настолько, что даже приверженцы ее обновления не осознавали реального масштаба деградации.

Мало кто считает, что общество, в котором он живёт, находится на краю обрыва. Советские граждане обычно воспринимали действующий стро как данность. Общественное недовольство было, как правило, направлено не против советского правительства как такового, а лишь против определенных его ошибок и недостатков. «Все возмущены растущим имущественным неравенством, низкой зарплатой, аскетичными жилищными условиями, [и] дефицитом основных потребительских товаров», – писал Амальрик. Пока люди верили, что в целом всё более-менее нормально, они соглашались с идеологией реформизма и надеялись на постепенные перемены к лучшему.

Вплоть до этого момента в своих рассуждениях Амальрик следовал характерной для Сахарова и других диссидентов линии. Вопрос стабильности и внутренней реформы всегда остро стоял в СССР. Но затем он задал простой вопрос: где переломный момент? Как долго политическая система может пытаться измениться, не вызывая ответной реакции не заинтересованных в реформах кругов, или пока сторонники реформ не осознают, что их цели более недостижимы в рамках существующей идеологии и общественных институтов? Тут-то, предупредил Амальрик, склонность великих держав к самообману и самоизоляции ставит их в особенное невыгодное положение. Они дистанцируются от остального мира, не прислушиваясь к накопленному опыта человечества. Они представляют себя невосприимчивыми к негативным процессам, протекающим в других странах и системах. Эта же обособленность может проникнуть и в общество – различные социальные слои могут почувствовать свою изолированность друг от друга и от правящего режима. «Эта изоляция создала для всех – от бюрократической элиты до низших социальных слоев – почти сюрреалистическую картину мира и их места в нем... Но чем дольше такое положение вещей помогает сохранить статус-кво, тем стремительнее произойдет его крах, когда конфликт с реальностью достигнет критической точки».

Не было оснований полагать, что грядущая расплата угрожает только правящей элите. При определенных обстоятельствах главной жертвой может стать сама страна. В советском обществе Амальрик выделил четыре способствующих этому фактора. Первый - «моральная усталость», порожденная экспансионистской, интервенционистской внешней политикой СССР и бесконечными прокси-войнами. Второй - экономические трудности, которые привели бы, по мнению Амальрика, к кровопролитной советско-китайской войне. Третий - возрастающая нетерпимость правительства к публичному выражению недовольства вкупе с насильственным подавлением «отдельных вспышек народного недовольства или локальных беспорядков».

Но именно четвертый фактор впоследствии станет главной причиной конца Советского Союза: значительная часть политической элиты республик СССР посчитала, что наилучшим образом гарантирует свое будущее, разорвав отношения с Москвой. Амальрик еще задолго до развала СССР предположил, что такой сценарий может реализоваться в первую очередь на окраинах – «сначала в Прибалтике, на Кавказе и на Украине, затем в Центральной Азии и вдоль Волги» – и здесь он попал в яблочко. В более широком смысле, Амальрик говорил о встающем во времена острого кризиса перед политическими элитами неизбежном выборе: цепляться за обеспечивающую их власть систему или противопоставить себя ей.. Если режим будет «терять контроль над страной и контакт с реальностью», осмотрительные периферийные элиты обеспокоятся в первую очередьсохранением своего положения, игнорируя директивы из Москвы. В это нестабильное время, говорил Амальрик, единственного «серьезного всплеска народного недовольства в столице – забастовки или вооруженного столкновения» будет достаточно, чтобы «свергнуть режим». В Советском Союзе, заключил он, это «произойдет где-то между 1980 и 1985 годами».

ВСЕМ СТРАНАМ ПРИХОДИТ КОНЕЦ

Амальрик не дожил до начала распада СССР семь лет. Попытка Горбачева либерализовать и демократизировать страну высвободила силы, приведшие к постепенному распаду Советского Союза в 1991 году. В конце года Горбачев ушел с поста президента исчезнувшей под его управлением страны. И все же точность прогноза Амальрика, похоже, заслуживает признания. Он был прав по поводу общей картины происходящего. В СССР реформа в конечном счете была несовместима с продолжением существования самого государства.

Амальрик не дожил до времени, когда западные ученые и политологи начали писать свои собственные "большие" труды в конце столетия: предупреждение Пола Кеннеди об опасностях чрезмерных имперских амбиций (Why Nations Fail), ода либеральной демократии Фрэнсиса Фукуямы (The End of History) и «Столкновение цивилизаций» Сэмюэла Хантингтона. В начале 1990-х работы Амальрика наконец-то оценили по достоинству – он очень точно предсказал последовавшие за распадом СССР события: появление целого ряда независимых стран и нового квазисодружества, в котором доминирует Россия; вступление прибалтийских республик в «общеевропейскую федерацию» (Евросоюз – прим.) и восстановление обновлённой советской политической системы в Центральной Азии, в которой элементы старого устройства власти будут сочетаться с местечковым деспотизмом. Американские консерваторы стали ссылаться на него как на своего рода Кассандру – вестницу несчастья. В то время как глобалисты и антиядерные активисты верили Сахарову и фантазировали о сосуществовании с тиранической империей, прав оказался Амальрик. В случае СССР, реформа в конечном счете была несовместима с продолжением существования самого государства.

Но во многом Амальрик ошибся. Он переоценил вероятность советско-китайской войны, на которой, среди прочего, основывались его предсказания (хотя Афганская война на деле сыграла ту же роль – затяжное, изнурительное противостояние, лишившее советское правительство ресурсов и легитимности). Он преувеличил вызванные распадом СССР конфликты – распад прошёл куда как более мирно, чем кто-либо мог подумать (совсем без вооруженных конфликтов, конечно, не обошлось – прим.) с учётом обострения пограничных споров, подъема национализма и борьбы элит. За три десятилетия одна из стран-наследниц СССР, Россия, смогла стать державой, способной на то, что Советам никогда не удавалось: понять и использовать противоречия в стане своих соперников, включая США и Великобританию. Кроме того, Амальрик не мог предвидеть возможность сближения Востока и Запада другого рода: его плодом стало появление капиталистических олигархий, одержимых слежкой за своими гражданами, глубоко неравноправных, избирательно соблюдающих права человека, зависящих от глобальных цепочек поставок. Он, вероятно, удивился бы, узнав, что именно эту форму приняло «мирное сосуществование» Сахарова - по крайней мере, на какое-то время.

«Советские ракеты достигли Венеры», – писал Амальрик ближе к концу своего эссе 1970 года, – «а в моей деревне картошку все еще копают вручную». Его страна вложила ресурсы в гонку со своими соперниками и усердно работала, чтобы быть мировой сверхдержавой. Но главные проблемы остались без внимания – ее граждане застряли на разных стадиях экономического развития, плохо понимая как друг друга, так и своих правителей. Амальрик считал, что в такой ситуации постепенная демократизация и плодотворное сотрудничество с Западом были несбыточной мечтой. Столкнувшись с рядом потрясений и внутренних кризисов, догоняемая более гибкими и динамичными конкурентами, его страна была намного менее жизнеспособной, чем кто-либо мог предположить.

Всем странам приходит конец. В каждом обществе есть свои подводные камни, скрытые до тех пор, пока их воздействие не станет неизбежно. Уже в шестом веке, писал Амальрик, на Римском форуме паслись козы. Как своего рода теоретик он во многом был фаталистом. Он считал, что Советский Союз слишком неповоротлив и инертен для быстрого проведения глубоких реформ, которые позволили бы ему продолжить свое существование, и в этом он был прав. Он предложил методику, позволяющую отбросить глубочайшие политические мифологии и задать вопросы, которые сегодня могут казаться безумными.

Этот метод не раскроет секрет политического бессмертия (вспомните коз на Форуме). Но систематически прорабатывая возможные причины наихудшего развития событий, можно лучше понять, какие сложные, глобальные решения нужно принять сейчас – те, что позволят политикам более гибко реагировать на социальные изменения и сделают их страну более достойной для отведенной ей роли на исторической сцене. Власть имущие не привыкли размышлять таким образом- но это не значит, что таким образом не стоит размышлять. Сколько еще мы здесь пробудем? Что положить в чемодан? Здесь или там, чем я могу быть полезен? В жизни, как и в политике, противоядие от безнадежности - не надежда. Противоядие - это планирование.