черные кеды испачканы кровью
В кофейне «햇빛» жизнь била ключом: одни посетители приходили за час до открытия, чтобы успеть взять напиток с перекусом и отправиться на утренние пары; другие – перед работой; третьи заходили или в течение дня в перерывах, либо после окончания своего рабочего дня за час или два до закрытия. В последний день месяца заведение украшалось в определённой тематике, не теряя своего Солнечного шарма – все работники были так же одеты, преимущественно в светлых тонах, бариста носили поверх жёлтые, не режущие глаз, фартуки с бейджиками с именами. К приходу окончания октября и надвигающемуся Хэллоуину, закрыв кофейню, но оставшись там на всю ночь, Феликс достал из подсобки пару тыкв, чтобы сделать к завтрашнему утру фонари Джека, про которые неустанно твердил им Джисон весь октябрь. Ночью шёл ливень, так громко, что барабанящие по карнизу капли перекрикивали музыку из колонки, находящейся на столе, соседнем от того, на котором происходила тыквенная операция. Закончив с первой, он протанцевал до мусорного ведра, которое забыла сразу поставить рядом, чтобы не ходить через весь зал, хоть он и не был особенно большим. Фонарей уже практически не было видно, и Ли уже пожалел, что отказался от помощи Чанбина. Конечно, тот бы сам пугал его за эту ночь не один раз, но вдвоём не так страшно, если у них снова перегорит лампочка, которая противно мигала и потрескивала, будто сейчас разорвётся на тысячу осколочков, которые обязательно угодят в него. Потому что больше не в кого. Здесь больше никого нет. Сегодня даже была не его смена, но Чанбин попросил выйти его вместо Хана, потому что то всё ещё не хорошо себя чувствовал после простуды, но лучше, чем было две недели назад; сам поехал к Чану, тому почему-то тоже было не хорошо, но Феликс не стал придумывать не существующую причину, а просто написал, чтобы тот хорошо выспался. Не было смысла говорить: «Отлежись и не ходи завтра на работу». Всё равно ведь придёт.
За окном что-то мелькнуло, и нож с испуга был выронен из руки, едва не втыкаясь в носок чёрного кеда. Положив предмет на стол, бариста протёр руки салфеткой и, достав телефон из заднего кармана белых джинсов и нервно поправив мягкий кардиган, поплёлся к окну. Руки потряхивало, а из окна ничего не было видно. Ни чьего-либо силуэта, ни даже размытой дождём дороги. Открывать дверь не хотелось от слова «совсем», но Ёнбоку просто необходимо было узнать, что поблизости никого нет. Ветер поднялся, и в ночные восемнадцать градусов хотелось укутаться под тремя одеялами и одним пледом с горячим чаем, пучок рассыпался, едва не теряя резинку. На улице никого не было, а на включённом телефоне ярко-белым горело «00:00, 31 октября». Зайдя обратно, всё ещё вздрагивая от гуляющих по телу мурашек, он продолжил работу над оберегом от злых духов, напоминая себе написать о том, чтобы кто-то захватил свечи для тыкв. В Корее к Хэллоуину не относились как к мистическому дню, это отличный повод для хорошего времяпрепровождения с друзьями, в отличии от Австралии. Ранним утром сестра прислала ему фото своего костюма с прикреплённым сообщением о том, что идёт на вечеринку в место, где предположительно обитают приведения. Феликс тогда вспомнил, что Минхо предлагал испечь печенье в виде призраков в белой глазури со съедобными чёрными жемчужинками вместо глаз. Второй фонарь был готов, когда радио начало барахлить, а лампочка снова начала подмигивать, будто в неё попала соринка. Решив дождаться утра, чтобы вынести весь мусор, Ли отнёс тыквы в холодильник, чтобы с ними ничего не успело случиться. А вернувшись из святая святых Ли Ноу обратно в зал с тряпкой, чтобы протереть оставшуюся грязь, обнаружил, что на пару лампочек стало меньше, хотя предвещала свою гибель всего одна. Закрыв поплотнее входную дверь, Феликс замер, на мгновение став статуей. С обратной стороны двери на него таращились два глаза, в темноте казалось, что они горят алым. Не дождавшись мрачных мыслей, он рванул в комнату отдыха для персонала. Он не любил темноту, не любил ужастики, потому что всё что угодно может тебя схватить, пока ты не видишь. В мыслях пролетело насмешливое «тебе уже не восемь», когда колени оказались прижаты к груди, а плед, второпях найденный, поджат к ним подбородком, затылок отозвался болью, когда Ликс саданулся им о стену. Был бы и рад избавиться от этого липкого противного страха, но не мог, не получалось.
Проснулся он уже тогда, когда во все окна пробивалось яркое солнце, ночного ливня как не бывало, а в сердце кофейни уже раздавались голоса работников. Сегодня была смена Феликса, Чанбина и Сынмина, но в зале были все семь человек, включая его самого. Это Ёнбок понял, когда потрёпанный прошлой ночью вышел к остальным. Чан, сидевший на за стойкой и старательно натягивающий рукав кофты, улыбнулся ему яркой улыбкой. Чанбин приветственно хлопнул его по плечу, и хотя знал меру своей силы, Ликсу показалось, что точно останется синяк. Минхо не было, что означало, что он уже начал подготовку к открытию в честь праздника. В углах кофейни уже была видна имитация паутины, окна украшены вырезанными тыквами и приведениями, напоминающие милого Каспера, а по бокам от входной двери уже стояли его обереги. Когда они успели?
— Я принёс свечи, как ты просил, — Ким Сынмин помахал перед ним ароматными огнями.
— Вы пришли за час до открытия? — зевнул Ли, потирая сонные глаза.
— Мы пришли ровно в своё время, просто не стали тебя будить, — Бан Чан слез со стула, подойдя ближе с настороженным видом. Рукав всё же приподнялся и Феликс увидел мелкие царапины, будто их обладатель бегал по лесу, собирая рукой все ветки. — Что вчера произошло, когда Хан зашёл, то нашёл лежащую тряпку в тыквенных ошмётках и соке у порога?
Феликс отрешённо опустился на стул, снова погружаясь в красные глаза. Затем посмотрел на дверь и уже после на стоявших перед ним парней.
— Вчера был какой-то кошмар! — резко выдохнул он. — Сначала был ливень, но в этом, конечно, нет чего-то странно, потом ветер дул с такой силой, что я думал меня с кофейней унесёт в страну Оз, как Элли с Тотошкой, в какой-то момент всё поутихло, и я вернулся к фонарям из тыкв; доделав всё, я отнёс их в холодильник, когда вернулся, то три лампочки не работали...
— Да, они были какие-то бракованные, я их сегодня заменил, — перебив друга, кивнул Со Чанбин, показывая на три люстры.
— Так вот, — мотнув головой, Ли продолжил свой рассказ, — потом я протёр стол, видимо, пошёл вместе с тряпкой ко входу, даже не помню, что она была при мне, и на улице увидел два красных глаза, точнее, я не совсем уверен, что они были красные, но мне так показалось. В заключении всего свет вырубился во всей кофейне, а вы знаете, что я не люблю ужастики, особенно наяву.
— Ночью что-то случилось со щитком, — Чан ободрительно приобнял его за плечи. — А вот насчёт глаз интересно, вряд ли человек пошёл в такую погоду, чтобы посмотреть, почему кофейня работает в двенадцать ночи.
Феликс выделил то, что Бан Чан знал время, когда это случилось, но не придал значения. Может быть сам упомянул в рассказе и даже не заметил. В любом случае запах ванили, доносящийся с кухни, перебил все странные мысли, пробудив утренний голод. Австралиец посмотрел на дверь в святыню Ли Минхо в надежде на то, что тот сделает первую партию для них. Уж очень хотелось тёплого вкусного печенья с тёплым молоком. Все шестеро пробрались к повару со спины, кто-то выкрикнул «бу!». Это был Хан, схвативший Минхо-хёна за плечи в надежде напугать. Но тот лишь оглядел их всех, последним глянув на Джисона, издав свой фирменный смешок.
— Если бы вы, — он указал на Чонина и Сынмина, — не топали позади всех, а вы, — ткнул он в Феликса с Чаном и Чанбином, — не семенили, всё равно издавая шорох, а ты так вообще в припрыжку, — взгляд на пару секунд остановился на Хане, — то я бы, может быть, и испугался.
Послышались печальные вздохи, а затем каждый получил заветную пробу печенья. Джисон как-то сказал, что съест всё, что приготовит Ли Ноу, потому что уверен, что он их не отравит. Раздался звон колокольчика, и Минхо выдворил их в зал к пришедшему гостю или гостям. К сожалению, они пропустили не одного, а целых пять гостей, но почему тогда «дзинь» прозвучал всего лишь раз, никто не знал, но все постарались быстрее влиться в рабочую рутину, извиняясь по несколько раз за задержку. Бодрый Хан прыгнул за стойку, принимая заказы. Феликс вернулся к Минхо, помогая тому с выпечкой и украшением печенья, по он готовит остальные блюда. Чанбин и Сынмин сидели без дела, потому что не было наплыва посетителей, которым нужно было приносить заказы, были лишь студенты, забежавшие за бодростью на оставшийся день, некоторые придут за повторной дозой кофеина, потому что университета находится не далеко. Когда Джисон сварил последний кофе, во всей кофейне запахло тыквенно-пряным латте и сахарным печеньем, которое вынес Ликс из кухни. После все быстро накинули рабочую форму: Хан Джисон скинул джинсовку, Ли Феликс надел фартук поверх кардиган, завязав новый пучок из светлых волос, и помог завязать жёлтый бантик второму бариста; Бан Чан переоделся в жёлтую рубашку, прикрепив на неё бейдж со своим именем и верхней подписью «администратор»; Ли Минхо переоделся в жёлтую футболку и тёмные брюки; Со Чанбин, Ким Сынмин и Ян Чонин ходили по заведению в жёлтых футболках и белых, слегка широковатых джинсах.
К обеду кофейня начала заполняться людьми, становясь громче и уютнее, как празднование дня рождения в кругу близких. В воздухе витала корица и грибной суп, приготовленный Минхо по рецепту бабушки Ликса. Феликс успел запихнуть в себя кусок печенья, когда пришли ещё трое гостей, мечтая об обеденном перерыве, где они смогут поесть курочку. Чан скрылся ото всех в кабинете, разбираясь с очередными бумагами, или чем там обычно занимался, он не разбирался. Но вышел, когда Чанбин сказал, что вчера ночью произошло ужасное убийство.
Бан Чан принёс свой ноутбук, чтобы все они увидели то, о чём сказал официант. Тело девушки нашли на остановке, прохожие посчитали, что девушка спит и, когда подъехал автобус, компания студентов попытались её разбудить, а затем, как процитировали парня, они обнаружили две дыры, словно от клыков. Они подумали, что, возможно, это следы от шприца, но медэкспертиза заключила, что это похоже на следы от укуса, для шприца слишком широкие.
— ...Неужели в Сеуле снова завелись вампиры? — донёсся обрывок фразы из включённого видео, после чего было выключено, наводить панику не хотелось вовсе.
Читая дальше, Феликс краем глаза заметил, как Лино держит руку взволнованного Хана, тот и так не любит толпы, скопления людей, а теперь каждый раз в метро от дома до работы будет опасаться, что может столкнуться с Ночным убийцей. Рядом вздрогнул Ким, Чонин опустился на стул бариста, отрешённо смотря в пустоту, падая в глубину сознания из размышлений, пытаясь отстраниться от новости. Чан и Чанбин будто встали в позу защиты, готовые драться за всех находящихся в Солнечном мирке. Феликс же смотрел на вошедшего через чур бледного парня, одетого в чёрную толстовку, с краской на кедах.
Разогнав всех от стойки, сказав, что с этим делом обязательно разберётся полиция, он занял место у кофемашины, улыбаясь новому гостю. Может ему не хорошо? Или он редко выходит из дома. Он не решался пройти дальше порога даже после их фирменного «Проходите, в Солнечном свете рады принять всех», а когда его обратной стороны ладони коснулся луч солнца, дернулся, будто тот его укусил. Феликсу даже показалось, что она задымилась. Парень подошёл ближе к стойке, избегая прямых попаданий солнца, будто боялся. Это было странно, ее мог же он быть...
— Как вас зовут? — продолжая улыбаться, спросил Ли, держа стаканчик для кофе.
— Хван Хёнджин, — посетитель смотрел на бариста с прищуром, будто Ликс был тем солнцем, которого он так опасался. А возможно у него просто была не переносимость ярких и светлых вещей. — О, эм, я не пью кофе.
Феликс не успел предложить ему что-то ещё, когда появился Со.
— Ты какой-то странный, чувак, — призадумавшийся Чанбин двинулся в сторону незнакомца. — Через чур бледный, и солнца шкеришься, не вампир случаем?
Хёнджин дернулся, выставив голое запястье солнцу второй раз, опустив её на стойку, шикая от жжения и пряча руку глубже в карман толстовки. Ему не жарко, но и не холодно, просто это единственное, что он нашёл, что спрятаться от солнца.
— Бинни! — шыкнул на него австралиец.
— Что?! Я шучу. Хэллоуин же, — на лице появилась милая улыбка, показывающая ямочки на щеках.
Как назло появился запах крови – Джисон пришел за пластырем, потому что не очень удачно подал Минхо нож, благо порез лёгкий, обычная царапина, как если порезаться о бумагу. Губы Хвана приоткрылись, и перед всеми блеснули концы клыков, появившихся в считанные секунды. Он тут же закрыл рот руками, смотря на всех троих испуганными тёмными глазами. Троица переглянулась, кивнули и пока нет посетителей, кроме...вампира, решили его расспросить. Убийца же явно не пришёл после своего душегубства приходить в людное место и боятся, что в мистический праздник все посчитают его кровопийцей?!
— Ты вампир? — серьёзнее некуда спросил Чан.
— Ты убил ту девушку на остановке!? — будто не спрашивая, а обвиняя, испуганно вскрикнул Джисон.
— Что!!? Нет, нет, я не убивал её, клянусь! — Хван замахал руками, отрицательно вертя головой. Окна были плотно зашторены.
— Но на твоих кедах явно не краска, — Сынмин опустил взгляд вниз, на бело-красные носки чужой обуви.
— Да, э-это кровь, да, я убил человека, — вампир заикался. Йени никогда не думал, что они так могут, думал что они самые уверенные существа на свете. — Но не эту девушку! Я всего лишь защищался. На меня напал охотник на вампиров. Я всего лишь защищался...
Если бы Хёнджин мог, он бы заплакал, но ему просто было нечем, от чего хотелось разреветься ещё сильнее и уткнуться в плечо этому солнечному мальчику, но боялся обжечься. Когда его сделали таким, он поклялся, что никогда не убьёт человека, придумает как ему теперь питаться, но точно не убьёт человека. У него даже не было своего «гнезда», потому что он был никому не выгоден со своими принципами и устоями. Он справлялся с этим четыре года.
Ему приходилось выживать в одиночку. Сейчас он выглядел мертвее обычного, во-первых, потому что не ел ничего два дня, и во-вторых, потому что солнце делало его слабее, как делала болезнь со смертными. Позавчера Хван вышел на улицу под палящее солнце, чтобы найти хотя бы какую-нибудь крысу, чтобы выпить её, но наткнулся на охотника, по незнанию приняв за своего. Сейчас он понимает на сколько же это было глупо, в нём не было ничего вампирского, ничего мёртвого; его глаза горели жизнью, у него была цель, хоть ей и являлся окончательно мёртвый Хван и остальные сеульские вампиры. Первое время он жил у Йеджи, она тоже была одна, отринувшая всех. Её достали их безнравственность и несправедливые правила. Но Хёнджин не мог злоупотреблять её гостеприимством, всё равно возвращаясь в её дом, потому что там его ждали и там его ждали. Они стали хорошими друзьями в первый год его вампирской жизни, семьёй – и одна фамилия об этом кричала, несмотря на то, что они были похожи, и им было не сложно говорить всем, что они брат и сестра, если это того требовало. Той ночью он не пошёл к Хван Йеджи, а забурился в какой-то бар для вампиров, из выхода которого встретил истребителя кровопийц. Баффи был дружелюбен ровно до того момента, пока не достал кол, который Хван успел перехватить, воткнув в сердце охотника, скривившись от хруста ломающихся костей. Кровь хлынула рекой, и оголодавший Хёнджин не удержался, впился в пульсирующую венку на шее. Алая жидкость залила всё его лицо, брызнув фонтаном, затекла под красную футболку, испачкала руки и чёрную кофту на молнии. Он чувствовал, что плачет, но слёзы не текли по его окровавленному лицу, его слёзные железы были омертвевшими, он – омертвевший до каждого ранее оголённого нерва, от макушки своего чёрного каскада до кончиков пальцев. Раз он мёртвый, то почему всё ещё чувствует? Он ненавидит себя, когда закидывает тело в огромную мусорку и поджигает, сразу же отходя, чтобы самому не сгореть. Он пробирается в магазин, чтобы взять новые вещи, и избавиться от старых. Всё-таки хотя бы за этот навык он был благодарен своему создателю. Все его вещи были у Йеджи, своего крова у него ее было уже четыре года. За взятые джинсы и толстовку Хван оставил на кассе деньги, оставшиеся от тех, что дала подруга. Про обувь он совсем забыл, даже не заметив того, что на них попала кровь. Их он попытался вытереть о траву.
Рассказ затянулся до прихода студентов, у которых случился большой перерыв между парами, и работников, у которых был обед по их личному расписанию. Феликс тут же влип в новые воды мыслей. Мужчина в твидовом костюме возмущался про себя: «Как они могли впустить в свою заведение вампира!». Деловая леди с пучком испуганно верещала: «УБИЙЦА!!!». Рыжеволосая девчонка была милее других: «Эти парни так смотрят друг на друга, между ними явно пробежала искра». Ликс не любил свою способность. Чаще всего, когда нельзя было обсудить кого-то другого, люди в кофейне обсуждали его, улыбались ему, про себя называя странным, сумасшедшим и многими другими прилагательными. Ему часто хотелось сказать: «Я слышу КАЖДУЮ вашу чёртову мысль, я знаю, что вы думаете обо мне. Так что бойтесь своих мыслей, если не хотите, чтобы о них узнали» – но добрый Феликс никогда такого не скажет, потому что ему не поверят. Феликс светел, как солнце, и раним, он стерпит всё, что думают о нём, пережуют, проглотит и не выплюнет. Примет всё на свой счёт. Но от Хёнджина он не слышал ни единой мысли, означает ли это, что он не слышит мысли вампиров? Он сказал, что защищался, да и выглядит, будто голоден не один день. Был бы он тем убийцей, то уже давно бы высушил их всех. Это была безумно бредовая и сто процентов опасная мысль, но Ликс всё же её озвучил:
— Ты не ел уже несколько дней, верно? — вампир кивнул. У Феликса появилась нервная улыбка. Почему он это делает? — Я-я...можешь выпить немного моей крови.
— Ёнбок-а... — Хёнджин явно прочёл бейджик. Но то, как его второе имя вырвалось из полуоткрытых пухлых губ Хвана, зародило в его грудной клетке зёрнышко чего-то тёплого и нежного. Ирония не иначе. — Я не могу. После укуса вампира нужен отдых, а чтобы зажили следы, нужно самому испить вампирской крови.
Глаза Ли округлились. Рядом качнулась рыжая макушка Бан Чана, будто он очнулся от забвения. Все с испугом смотрели на Феликса, и только Хёнджин – настороженно, будто метался между тем, чтобы всё же согласиться, или верным отказом. Он боялся навредить, это точно. Ёнбок поднялся с места, всё так же провожаемый шестью взглядами и одним не моргающим, смотрящим в самую глубину души. Коснувшись чужого плеча, Феликс заметил, как Хван дёрнулся, продолжая смотреть на него.
— Идём, кто знает, может тебе станет ещё хуже. — ласковая улыбка озарила солнечное лицо. — Заодно найдём место, где ты сможешь переждать день, по не зайдёт солнце.
Феликс взял его за руку, ведя за собой в комнату для персонала. Зашторил окна и достал из недр дивана подушку на всякий случай. Взгляд вампира был полон неловкости и неуверенности, в то время как Ликс продолжал улыбаться. Когда клыки коснулись тонкой белой шеи, Феликс качнулся, почувствовав лёгкую усталость, навалившуюся сном на веки. Ресницы трепетали, вена пульсировала, выдавая новую порцию крови. Хёнджин пил осторожно, стараясь не упустить момент, когда струйка крови стечёт, марая одежду. Сквозь пелену Ликс замечает, как Хван отстраняется, прокусывает своё предплечье, протягивая руку к его губам, а Ли пьёт, чувствуя не металл, а сладость, пьянящую, дурманящую, льющуюся теперь по его организму, доходя до сердца. И не замечает того, как опускается в положение лёжа, окунаясь головой в мягкую подушку. Чувствует, как его укрывают пледом, глубже проваливаясь в сон.
— Тебе нужно отдохнуть, пусть моя кровь и залечила раны, но энергию восстановить не в силе. — вампир мягко опускает подорвавшегося с места Ёнбока. — Я посторожу твой сон, Ёнбок-и.
Хён видел, как на лице парня расплывается блаженная улыбка. Ему снится счастливый сон. Интересно, есть ли я там, думает он про себя. У вампирской крови есть несколько преимуществ. Раскрытое всем исцеление и то, что с ней устанавливается связь, с помощью которой вампир будет знать о том, находится ли человек, испивший его крови, в опасности, может легко его отследить. Но человек, исцелённый вампиром, будет думать о нём, покуда его кровь течёт по смертным венам. Джинни знал, что многие этим пользовались, чтобы кормится одним и тем же человек, потому что нравилась его кровь, и старались не переусердствовать. Йеджи перешла на «Настоящую кровь» – синтетическую, она боялась в какой-то момент не сдержаться и убить смертного. Хван тоже старался к ней приспособиться, но у него будто была аллергия на неё, лишь только на одну группу была полная переносимость, которую он не мог запомнить. Смотря на спящего Феликса, он слышал, как течёт его кровь по чужим венам, как восстанавливается ритм сердца, слышал тихое посапывание, словно перед ним не человек, а самый настоящий кот. Даже во сне он был таким живым и...солнечным. Хёнджин скучал по солнцу, по его тёплым лучам, облизывающих лицо, по солнечным очкам, которые были лишь аксессуаром, а не надевались только для того, чтобы солнце не выжгло глаза. Он жил во мраке с тех пор, как ему исполнилось двадцать четыре и с тех же пор тянулся к свету всем нутром с большей силой. Он тосковал по ласкающему солнцу у моря, ходя к воде только в ночи. У ночи была своя романтика, бесспорно, но когда ты внезапно теряешь то, что так любил, особенно если это у тебя забирают без согласия, ты впадаешь в печаль и уныние, которые постепенно рвут тебя изнутри на мелкие лоскуты, сгрызая сердце, остановившее свой ход давным-давно, но всё ещё живущее и дышащее. Раньше он танцевал днём, теперь же его выступления навечно посвящены луне и только её свету, не смеющему обжечь его. Поначалу, только-только став вампиром, он излишне драматизировал о смертности и нежелании пить кровь, пока не понял плюсов и того, что алая жидкость на языке вовсе не ощущается металлом, только если она не синтетическая, а наоборот имеет множество вкусов и привкусов. Но минусы всё же были.
Зачитавшись книгой, которую Хван нашёл в небольшом стеллаже, прибитым над столом, Хёнджин и не заметил как стемнело, отвлекаясь то на роман, то на манящие веснушки Феликса. Скрипнула приоткрывшаяся дверь, в проходе появился Бан Чан.
— Он же просто спит? — настороженно спрашивает Крис, смотря на вампира.
— Он в порядке, — кивнул он ему. — Можешь не переживать, волк.
— Волк? — сонно вопросил Ликс, приподнявшись на локтях и устремив взгляд на Чана.
— И давно ты не спишь? — поинтересовался Джинни – он давно заметил, что солнечный мальчик за ним наблюдает, притворяясь спящим, но подловить и узнать станет ли отнекиваться хотелось.
— С тех пор, как ты мусолишь взглядом одну и ту же страницу, — улыбнулся Ёнбок, окончательно согнав сонный образ. — Так что насчёт волка?
— Ты не знал, что твой друг оборотень? — он кивает на застывшего Бана.
— Так вот почему тебя не было вчера? — спохватился Ли. — Но вчера не было полнолуния.
— Это не всегда происходит в полнолуние, точнее, я обращаюсь не только в полнолуние, но вчера я не пришёл по другой причине, — Кристофер неловко потирает затылок, а затем закатывает рукав жёлтого свитера до локтя. На руке было больше царапин, чем Феликс увидел ранее.
В итоге пришлось рассказать всем о его небольшой мохнатой проблеме, о которой до этого позднего вечера знал только Со Чанбин. Так же они с Бинни рассказали едва ли не в ролях о том, откуда же у Бан Чана эти раны. Оказалось, что ему не повезло встретить тем вечером чокнутых охотников, угодив рукой в сетку, вымазанную аконитом – то же средство, что и кол против вампира. Удрать удалось, только вот вещи вместе с телефоном остались на месте, так что пришлось явиться к Чанбину волком. Рука не заживало быстро, потому что аконит проник под кожу и не вымывался водой. С заживлением легко могла помочь вампирская кровь, но Чан отрицательно кивнул на уговоры друзей и отсутствие отказа со стороны Хвана. Оборотни и вампиры враждовали сколько себя помнили, пусть они и не перегрызут друг другу глотки, но кровь он отказывался принимать за лекарство. Закрыв кофейню, все разбрелись по домам, обговорив завтрашний график.
— Тебе есть, где переночевать? — осведомился Феликс, но не получив никакого ответа кивнул сам себе и снова улыбнулся. — Ну, значит переночуешь у меня, а там что-то придумаем.
Хёнджин ничего не ответил, бредя вслед за Ликсом. Сейчас ему просто хотелось упасть на что-нибудь мягкое и забыться. Кристофер тоже наткнулся на охотников, могут ли эти охотники быть связаны с тем мужчиной, которого ему пришлось лишить жизни? Хвану не хотелось об этом думать, хотелось уткнуться лицом в подушку и думать, что он спит, представлять сны в голове, воображая себя, купающегося в ярком свете. Хотелось быть дальше отсюда. Хотелось, чтобы всё было как раньше. Было страшно. Было страшно, как в тот день, когда его сделали ребёнком ночи. Было страшно умереть. Умереть окончательно.
Квартира Феликса была яркая и в ней можно было найти много вещей голубых оттенков. В ней чувствовался уют и такое мягкое родное тепло, будто тебя завернули в самое пушистое одеяло и отпаивают горячим чаем. Так прошла вся неделя. Они настолько свыклись друг с другом, что никто не думал что-то решать с тем, куда же Хёнджину съезжать. Днём, когда Феликс был на парах или на работе, Хван отсыпался, прячась под одеялом от солнца, хоть окно и было закрыто плотными шторами, через которые не попадал солнечный свет. Ёнбок даже купил чёрное постельное бельё, чтобы было легче отстирывать кровь – днём, когда вампир ослабевает, из ушей вытекает кровь, будто лопнули перепонки, порой алая струйка может потечь и из носа, поэтому в верхней полке комода лежала большая коробка с салфетками. Сегодня у Ли был выходной. Придя с пар домой, Феликс принялся переписывать лекцию, на предмет по которой забыл тетрадь, перепутав с другой. Вложенные листочки ему никогда не нравились, их можно было легко потерять. Точно так же ему не нравились ошибки в собственном тексте и если они случались, тогда он тоже садился переписывать, чтобы тетрадь выглядела красиво. Хёнджин поднялся с постели, шаркая по полу до компьютерного стола, за которым с включённой лампой сидел Ликс, стараясь держать спину ровно.
— Уже три часа ночи, тебе нужно поспать. — Хван приобнял его со спины, опустив подбородок на плечо, укрытое кардиганом. — Завтра у тебя полный выходной, сможешь дописать, а сейчас дай пальцам отдохнуть. И себе тоже.
Феликс посмотрел на него с недовольством. Он не любит оставлять что-то на потом, если может сделать в данный момент. Поэтому, несмотря на зрительные возражения, Хёнджин поднял его с места, подталкивая к кровати. Едва ли он смог бы написать ещё хоть строчку, клюя носом тетрадь. А потом бы со спиной мучился, если б за столом уснул. Феликс устало вздохнул, поддавшись давлению со стороны вампира, чьи холодные ладони упирались в спину. Упав со всего маху на кровать, он перевернулся на бок, а когда заметил, что Хёнджин держит руку у изголовья кровати, чтобы Ли не ушиб голову при падении, то не сдержал мягкого смешка.
— Это мило. Тебе уже не нужно волноваться о собственной смерти, но при этом стараешься предотвратить всё, что может быть с ней связано. — Феликс вдруг ойкнул, снова вздёрнув белую голову вверх, смотря прямо в глаза. В тёмных глазах вампира блеснуло красное. Так это его глаза он тогда видел? — Прости, я не хотел тебя обидеть.
— Ты меня не обидел, — улыбнулся он, отмерев. — И ты прав, но смерти я всё-таки боюсь. Окончательной. Той, после которой не один вампир уже не сможет излечиться, превратившись в лужу собственной крови.
Феликс прижался к Хёнджину, обнимая того так крепко, будто он исчезнет прямо сейчас. Так и уснул, положив голову на грудь вампира и укрывшись одеялом.
In a place where nothing matters.
Feed me truth and feed me prayer
Dancing around a shooting star.
Утро было самым обыденным: Феликс снова принялся за перепись лекции, а Хёнджин, хоть обычную еду и не ест, шуршал рамёном на кухне. Солнце было в зените, календарь совместного проживания человека с вампиром перевалил за четвёртую неделю, а Ёнбок всё ещё ему улыбался, позволяя пить свою кровь. Поначалу он думал, что влюблённость в уже привычных карих глазах на против из-за вампирской крови, но вскоре понял, что всё по-настоящему. Что любит не только он, но и его. И пусть прошло всего четыре недели, Хёнджин будто нашёл того, кого давно потерял. Солнце любило Феликса, оно даже одарило его веснушками, которые он так любил рассматривать. И ему казалось, что он всё ещё человек, всё вернулось на круги своя. Хёнджин снова улыбался.
Этой ночью они собирались прогуляться у моря. Феликс снова и снова прокручивал в голове все дни, проведённые с Хваном, и все мысли, что успел услышать, без спроса вторгаясь в чужие дебри разума, о том, что он спутался с вампиром, который очаровал его, чтобы пить его постоянно, потому что ему понравился вкус его крови. Он не раз слышал, что кровь фей – деликатес в вампирских кругах, которую не так просто найти. Но он является таковым лишь на половину, а все как будто знают его маленький секрет, который от него так долго скрывала собственная семья. Хёнджин говорил, что его кровь на вкус, как солнечной свет и засахаренный мёд. Закончив с лекцией, Феликс идёт на кухню, где Хван уже сидит за столом, с той самой книгой, которую начал читать в день их встречи.
— Почему ты не спишь? — нахмурено спрашивает Ли.
— Потому что, если я усну, ты снова забудешь поесть, — не отрываясь от книги, отвечает тот.
Так бы и было. Часто, заблудившись в делах, Феликс напрочь забывал, что-такое полноценно поесть. Поэтому в последнее время кухней руководил Хёнджин. Поглощая приготовленную вампиром лапшу, он думал о предстоящей прогулкой под звёздным небом, наблюдая на берегу за отблеском луны в накатывающих волнах. Они всей компанией ездили туда только днём, оставаясь до заката и уезжая пока не стемнело. Наверняка ночью там очень красиво. Хотелось, чтобы было красиво. Убедившись, что Ликс не останется голодным, Хван завернулся в одеяло, пытаясь справиться с новой волной слабости. Мечтая, как луна явит себя морю и Феликсу, он закрыл глаза, наконец ощущая покой, дающий плотно сомкнуть веки и провалиться в небытие. Он не мог видеть сны, но представлять вполне, только тогда спать не выходило. Перед сомкнутыми ресницами стали мелькать летающие рыбы, сбивающиеся в косяки, ярко сверкать светлячки, норовившие залететь в рты, и ухать прямо над ухом белоснежные совы.
Ночью было красиво, хоть и не особо хорошо видно что-либо, если это что-то не подсвечено неоном. В это время сеульское метро уже не работает и именно поэтому быстрая скорость всегда была на руку вампиру. Прибыв на место, они сначала бродили по берегу, затем бросали камешки в воду, донося небу свой смех, а волнам и песку улыбки. Феликс включил песню на телефоне, затягивая Хёнджина в танец. Музыка играла громко, но не настолько, чтобы перекричать шум волн или чьи-то приближающиеся шаги. Ликс их и не услышал, но Хван просто не обратил внимания, мало ли кто решил прогулять ночью до умиротворяющей глади воды. Продолжая кружиться в выдуманном вальсе, его мир сузился до Ли, улыбающегося ему самой яркой улыбкой, так, что тьма озарялась тёплым спасающим светом, смотрящего в такие же глаза с блестками. Хёнджин не замечал ничего ровно до одного момента. Всё так же танцуя и улыбаясь, Феликс вдруг начал обмякать, увядая цветком в мороз. Хван упал на колени, положив парня так, чтобы голова его была приподнята.
— Я люблю тебя, — успевает сказать, прежде чем глаза его закрываются.
Хёнджин трясёт его, просит не засыпать, а затем кусает шею и свою руку, вливая кровь в приоткрытый рот, чувствуя ослабевающее дыхание, едва-едва заметное. Он обязательно ляжет с ним в землю, чтобы он выжил, пусть ему и придётся стать таким же как он, но он будет жить. Он обязательно это сделает, только вот кол вынет.
Джисон позвонил всем ранним утром, потому что у него было плохое предчувствие. Бан Чан включил телевизор. Минхо успокаивал Хана. Айен и Сынмин отрицали случившиеся. Чанбин звонил в похоронное бюро. Весь ритуал проходил ночью. Не было слёз и крика, не было вычурных речей. Были проклятья в сторону тех, кто это сделал, и Минхо был уверен, что то, что Чонин говорил обязательно сбудется. Был сбывшийся кошмар – солнце потухло, как зажжённая на секунду спичка, и даже волшебный фейский свет здесь не помог.