Японский символизм
Меня всегда вдохновляло, как японцы умеют работать с образами и символами. С 1830 года — примерной даты написания «Большой волны в Канагаве» — и по сей день образ является такой же неотъемлемой частью японской культуры, как созерцание, о котором я писал ранее. Удивительным является то, что эти явления возникли в годы, когда Япония переживала не лучшее время: войны, кризис идентичности, страх перед иноземцами. Невзгоды заставили творцов отойти от традиционной формы и обратиться к образам, что в свое время сделают и имажинисты в послереволюционной России, расцветая пышным бутоном и оказывая наибольшее влияние на мировую литературу.
«Большая волна в Канагаве», написанная Хокусаем, несет в себе два главных образа: волну, как символ европейской культуры, и гору Фудзи, как символ традиционной Японии. С 1639 года Япония являлась полностью закрытой страной, чьим охранником всегда была волна, оберегавшая японцев от вторжений и позволявшая оставаться им в консервации, но к 1830 году времена изменились — весь мир переживал индустриализацию, а вместе с тем изменился и образ волны. Нерушимый охранник превратился в неотвратимый рок, неизвестное будущее, накрывающее всю Японию в лице лодок с рыбаками и священной горы Фудзи и несущее им нечто с Запада. Примечательно, что Хокусай писал «Большую волну в Канагаве» синим красителем, ставшим достаточно дешевым из-за торговых соглашений с Китаем, и применяя перспективу и низкий горизонт, подсмотренный на полотнах датских художников.
Другим интересным примером служит мультикультурное подобие Гонконга из «Призрака в доспехах». В 1995 году, когда аниме увидело свет, Гонконг все еще являлся колонией Великобритании. После того, как Гонконгу суждено было вернуться Китаю, он не имел с ним ничего общего, жители города оказались перед лицом кризиса идентичности, который активно волновал Японцев и фактически породил киберпанк.
Город в аниме является одним из ключевых персонажей, он живет своей жизнью, отражает жизнь людей и растворяет их в себе, ведь пространства, как и идентичность, создаются, но не всегда нами. Этому отдельно посвящена примерно трехминутная сцена в середине фильма, раскрывающая город и отражения, кризис идентичности и самосознания.
В ролике про «Унесенных призраками», о котором я писал ранее, затрагивалась тема чрезмерного потребления в лице родителей Тахиро, превратившихся в свиней из-за своего обжорства. Это тоже достаточно яркий и интересный образ, который получил свое развитие ранее в агитационных плакатах, но удивительно точно использованный Миядзаки в своей работе.
Наверняка существует еще немало произведений того же Миядзаки или классиков киберпанка, где образ активно используется в качестве символа чего-то, что волновало японское общество в тот момент времени. Однако важным является то, что японцы очень умело смогли прочувствовать работу с образами и активно используют их в своих работах, создавая великие произведения.