«1917»: Красиво целимся, плохо стреляем

Всё-таки выскажусь о своём отношении к «1917», который столь неожиданно для всех проиграл на “Оскаре” в двух основных категориях.

При имеющихся вариантах (учитывая, что классическое мастерство вновь оказалось не в фаворе) это был далеко не самый худший вариант – и всё-таки фильм Мендеса стал для меня одним из главных разочарований нового года.

Мне не хочется разбивать его за голый формализм, за желание Мендеса (с которым он вообще-то никогда не боролся) сделать красиво, за на удивление грубо замазанные на компьютере склейки, за то, что получить от автора блестящих «Морпехов» снаряд приторного гуманизма – это и вполовину не так обидно, как, например, посмотреть ещё один «СПЕКТР».

И вообще-то говоря, поставленную задачу Мендес не провалил: «1917» – это самый нарядный аттракцион сезона, старательно снятый в технике длинного кадра одним из лучших операторов современности, технический эквилибр высшей пробы, местами потрясающе разыгранный и организованный (взять хоть кусок с солдатами в грузовике).

Однако по мере продвижения сюжета не может не резать глаз, что Мендес допустил одну фундаментальную ошибку: он, ревизионист до мозга костей, когда-то сумевший удачно развить набоковские мотивы и пришпорить гангстерский, мелодраматический и шпионский жанры, не сумел состыковать форму с повествованием.

Слоган фильма “Время – наш главный враг” заявляет не столько конфликт героя и пространства, сколько противостояние метода изложения и драматургии.

Этот метод многие зачем-то сравнивают с Сокуровым и Иньяритту, но его ближайший аналог – норвежская «Утойя, 22 июля».

Где режиссёр Эрик Поппе в режиме реального времени и с точки зрения одной из жертв попытался донести весь ужас её положения, складывая иллюзию сиюминутности из элементов образного колорита, не понимая, что все эти предсмертные диалоги, твисты и песенки клеймят достоверность печатью пошлой художественной эксплуатации.

Мендес в «1917» вляпывается в те же клише, его камера – не наблюдатель, а кисточка на компьютерной карте, и если герметичную замкнутость локаций можно списать на издержки технологии, то стремление режиссёра не упустить ни единого символа (всё те же предсмертные диалоги, и песенки, и водопады, и одинокие деревца) убивает напряжение от непосредственного вовлечения в хаос войны, в её беспощадный, абсурдный и страшный уклад.

Поэтому цель этого гладкого, во всех смыслах интеллигентного фильма (опустим присущие случаю морализаторские ремарки) – это попытка рационализировать хаос, свернуть материю времени в латунное пушечное ядро.

Что с ним делать?

Ну, можно понаблюдать за причудливой траекторией его полёта.

Больше ли в этом смысла, чем в пятиминутном длинном кадре из х/ф «Искупление»?

Наверное, нет.

За такое, конечно, не отдают под трибунал – но и медалей, как выяснилось с недавних пор, вручать не желают.