Либо «здесь», либо «там». Сказка о персидском враче

В восточных историях порой встречается один любопытный мотив, когда человек, повинуясь некоему воздействию, теряет связь с привычной реальностью и оказывается в незнакомой местности, где проживает целую жизнь. При этом, когда эта «новая жизнь» внезапно заканчивается, оказывается, что с момента «погружения» не прошло и считанных секунд.

Человек при этом сохраняет память, кто он и откуда, но ничего не может с этим поделать, так как свято верит, что обстоятельства, в которые он попал, довлеют над ним безгранично и нет оснований считать, что магия, которая привела его в них каким-то образом может быть рассеяна: «У меня новое тело, оно страдает, оно чувствует, оно свидетельствует о том, что на самом деле со мной происходит. Как я могу знать, как мне вернуться, и могу ли я вообще вернуться?». Но к более детальным размышлениям подойдем немного позже, сейчас же давайте посмотрим на сюжет.

Пример рассматриваемого мотива можно найти в «Сказке о персидском враче». На русский язык она была издана в сборнике «Халиф на час. Новые сказки из книги «Тысячи и одной ночи» в 1961 году в переводе М.А. Салье [3]. Любопытно, что в сам классический русскоязычный восьмитомник «ночей» она не вошла, да и вообще относительно других сказок не столь популярна. Хотя, как мне видится, именно в ней «дух» этих затейливых арабских историй отражен во всей полноте — жизнь в жизни, узор в узоре, как сказка в сказке.

«Сказка о персидском» враче условно может быть разделена на две относительно самостоятельные части. Первая часть повествует о том, что некий врач прибыл из земель персов в Багдад. Был он человек мудрый и усвоил все науки и постиг все знания, существующие на свете. Этот врач повстречал на багдадском рынке одного очень красивого и чистого юношу, Ала ад-Дина, и тот ему до того понравился, что он решил сделать его своим сыном. Затем он помог ему стать мужем царевны Бадр аль-Будур, дочери халифа, но я не буду об этом распространяться, так как этот сюжет не касается рассматриваемой темы.

Здесь начинается вторая часть сказки, которую я приведу здесь без сокращений.

…И они жили таким образом некоторое время, и однажды халиф сидел в покоях увеселений — а он в это время пил и беседовал с тем врачом — и Ала ад-Дин сидел с ним рядом. И врач обернулся и увидел шелковые занавески, на которых были изображения двух львов, и врач сделал им знак рукой, и львы тотчас же превратились в настоящих, и каждый из них принялся рычать во весь голос, подобно грохочу­щему грому, и присутствующие все застыли от ужаса и страха.

И халиф обратился к Джафару, своему везиру, и спросил:

— Что это такое, о везир?

Джафар ответил:

— О повелитель правоверных, Аллах великий послал к тебе этого человека, чтобы ты увидел чудеса, которых не ви­дывал за всю свою жизнь.

Потом врач сделал львам знак, и они превратились в двух котов и начали драться между собой, и халиф и все присутствующие удивились еще больше.

И затем халиф сказал Джафару, везиру:

— О Джафар, попроси врача, чтобы он показал нам еще какие-нибудь свои диковинки.

И врач молвил:

— С любовью и охотой, слушаю и повинуюсь, о повели­тель правоверных! Принесите мне корыто, полное воды.

И когда ему принесли корыто с водой, врач спросил:

— Кто из вас желает полюбоваться на чудеса?

И Джафар отвечал: «Я!» — и врач приказал: «Скинь с себя одежду и повяжись передником». Везир скинул одежду и повязался передником[1], и врач молвил: «Сядь в это коры­то!» — и Джафар уселся посреди корыта, и как только Джа­фар сел туда, он увидел себя как бы в огромном полновод­ном море: кто выйдет из него —рождается вновь, а кто вой­дет в него — тот потерян.

И Джафар поплыл, чтобы выбраться из моря и выйти па сушу, и всякий раз, как он приближался к земле, волны не давали ему выйти. Наконец его прибило волной к берегу, и он выбрался на сушу.

И Джафар осмотрел самого себя и оказалось, что он стал женщиной и волосы у него спускаются на плечи, и на груди у него два соска, как у женщины, а между ног — купол и «место посещения»... И Джафар воскликнул про себя: «Ей богу, хорошо! Вот так положение! Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Поглядим, госпо­дин мой, что еще с тобою будет! Откуда только пришел к нам этот проклятый врач! Прокляни Аллах час его прихода!»

Потом он подумал и испугался, не прячется ли где-ни­будь врач и не слышит ли его, и сказал:

— Поистине, это великий ученый, и не найти в наше время ему подобного! Это — малейшее из его чудес и не са­мая дивная из его диковинок!

«А со мной — кончено, — продолжал он про себя. — Был я везирем Джафаром, а сейчас превратился в женщину! При­бегаю к Аллаху от сатаны, побитого камнями *! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся!»

И когда он обратился к себе самому с такими словами, думая о том, что с ним случилось, вдруг подошел какой-то рыболов, чтобы удить рыбу. И рыболов посмотрел и увидел, что перед ним стоит красивая женщина, и воскликнул:

— Клянусь Аллахом, сегодня благословенный, счастли­вый день! Эта девушка — слава тому, кто ее сотворил!— я думаю, одна из дочерей моря — ведь я слышал от моей ба­бушки, что дочери моря очень красивы и привлекательны.

И рыбак обрадовался великой радостью и сказал:

— Эта девушка достанется в удел моему сыну, и Аллах послал ее мне для того, чтобы он ею насладился.

И когда везир Джафар услышал его слова, он воскликнул про себя: «Не зря пропала твоя борода, о Джафар! Теперь тобой будут обладать и ты ляжешь с сыном этого рыбака и сегодня ночью он войдет к тебе... Прокляни ее Аллах, эту ночь! Поистине, скверная история! Где моя борода, где мое мужское естество! Я так быстро стал женщиной, и рыбак уже хочет привести ко мне своего сына... Халифат, царство, кто теперь будет им управлять! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся!..»

А рыбаку от радости уже не хотелось ловить рыбу, и он взял везира Джафара в образе красивой женщины и пошел с ним домой, а придя домой, крикнул свою жену, и когда та вышла, сказал ей:

— Помалкивай, женщина! Клянусь Аллахом, за всю жизнь мне ни разу не случалось поймать такую добычу— красивую девушку из дочерей моря! Клянусь великим Алла­хом, он послал ее мне, чтобы я выдал ее замуж за нашего сына. Где он?

— Он взял быков и пошел пахать, но он сейчас придет, не задержится, — отвечала жена рыбака; и когда они так раз­говаривали, вдруг пожаловал его милость, сын рыбака.

И когда везир Джафар увидал его, он воззвал о помощи ко всемилостивому, милосердному, и воскликнул про себя:

— Горе мне, увы мне! Прокляни тебя Аллах, ночь, ко­гда я буду женщиной, а этот несчастный станет мне мужем! В какую беду и несчастье я попал! А что если я скажу, что я Джафар, везир повелителя правоверных? Не думаю, чтобы они мне поверили, так как я — настоящая женщина и нет ни одного качества, свойственного женщинам, которого бы у меня не было, но не осталось у меня ни одного признака, отличающего мужчин. Не знаю, куда девалась моя борода, усы и все прочее! Злая моя судьба! Что делать, чтобы выпу­таться из этой скверной истории? Что это на меня напало, что я захотел посмотреть на чудеса! С чего это я наболтал зря, и он, врач, показал нам вещь, которую я в жизни не ви­дел. И случилась со мной история и беда безысходная, из ко­торой не выпутаешься! Нет мощи... Везир халифа превра­щается в женщину, и сын рыбака на ней женится! Как же это так — ведь он хочет со мной спать и обладать мною. Боже спаси, особенно если он еще и силен!.. Аллах не снимет с твоего сердца этой тяготы, о Джафар, ты сам навлек на себя заботу! Сидел ты спокойно, и что с тобой такое стряс­лось, что тебе захотелось посмотреть на чудеса?! Кто сам виноват, тому прибавит Аллах беды!»

Рассказывают, что рыбак кликнул своего сына и ска­зал ему:

— О сынок, убери скотину, потом иди сюда, возьми эту девушку и женись на ней. Уничтожь ее девственность и на­слаждайся ею. Аллах да обрадует тебя ею на всю жизнь, ибо Аллах великий послал ее тебе. Нет сомнения, дитя мое, что ты счастливчик, ибо то, что досталось тебе, не предназна­чено никому, ни до тебя, ни после тебя.

И сын рыбака поднялся, радостный, и взял за руку ве- зира Джафара в образе женщины и увел его туда, где он спал, и лег с ним, и уничтожил девственность этой женщины, и она понесла от него, а через девять месяцев родила ре­бенка.

И везир Джафар пробыл с сыном рыбака в образе жен­щины семь-восемь лет и родил от него семь человек детей. И Джафар терпел сильные муки — каждый год носить и ро­жать! — и очень уставал из-за сына рыбака —пас быков, пахал землю и испытывал тяготы нестерпимые и невыно­симые.

И наконец, в один из дней ему надоела из-за этого жизнь, и он сказал про себя: «Доколе буду я пребывать в этом гу­бительном состоянии, подвергаясь мучениям, которые я терплю? Нет у меня иного средства, как пойти и броситься в то самое море, из которого я сюда пришел. Что будет, то будет! Утонуть, умереть — все лучше, чем терпеть такие му­чения и видеть рожу этого проклятого, моего супруга!»

И везир Джафар тотчас встал, вышел из дому и пришел на берег моря и стал думать: «Брошусь! Не брошусь!»,— и все повторял такие слова, ибо жизнь нам всем дорога, а море было очень большое и волны в нем громадные.

И когда он сам с собой советовался об этом, его вдруг ударило большой волной и бросило на середину моря, и Джафар поплыл и едва не утонул, и когда это было так, вдруг его голова высунулась из корыта, и он увидел сидя­щего халифа и врача с Ала ад-Дином возле него и других вельмож царства, стоявших вокруг.

И он засмеялся над самим собой и обрадовался и про­славил Аллаха, так как избавился от беды.

И халиф спросил его:

— Что ты видел, о Джафар?

Но Джафару не хотелось рассказывать ни о чем из того, что его постигло, и он сказал:

— О повелитель правоверных, поистине, чудеса, на ко­торое способен наш господин врач, это нечто ошеломляю­щее мысль и поражающее разум! Я видел только вещи, при­водящие ум в смущение. Какие сады, какие цветники, что за большеглазые гурии! Чудеса! Диковины! Ни один человек никогда не видывал ничего подобного, и если ты хочешь и желаешь, о повелитель правоверных, посмотреть своими глазами — пожалуй, садись в корыто и увидишь диковин­ные дела, которых ты в жизни не видывал и о которых ни­когда не слыхивал.

И халиф встал, сбросил с себя одежду, повязался перед­ником и сел в корыто, и увидел себя в море, обширном, пол­новодном, совсем без дна.

И он поплыл по морю, боясь утонуть, и большая волна ударила его и выбросила на берег, и он вышел из воды и под­нялся на берег, голый, трясясь от холода.

И халиф сказал про себя: «Клянусь Аллахом, увы и увы! Врач и везир сговорились против меня и отняли у меня власть, и врач станет вместо меня халифом. А я — куда это меня понесло, и зачем сдались мне эти проклятые зре­лища!»

И в то время, как он раздумывал и обращал к себе са­мому такие речи, вдруг несколько девушек подошли к про­текавшему там ручью, чтобы набрать из него воды. И, уви­дев халифа, девушки спросили его: «Кто ты, человек или джинн?» — и халиф ответил:

— Я человек, из лучших людей, но я здесь чужеземец и не знаю, куда идти.

— Из какой ты страны? — спросили девушки, и халиф ответил: «Я из Багдада», — и одна из девушек воскликнула:

— Да осенит благодать людей Багдада, ибо это обита­лище повелителя правоверных, преемника пророка, да бла­гословит его Аллах и да приветствует!

Потом она обернулась к халифу и сказала:

— О багдадец, поднимись вон на ту гору, и ты увидишь перед собой огромный город, имя которому Оман[2]. Войди туда, и ты найдешь там для себя жилище и покой.

И рассказывают, что когда халиф услыхал слова девуш­ки, он сказал про себя: «Эта девушка любит и уважает жи­телей Багдада, потому что это местожительство халифа, на­местника Аллаха, а ведь я и есть этот самый халиф собствен­ной особой. Попробую-ка я ей сказать „я халиф”, что тогда будет? Может быть, она для меня что-нибудь придумает. Но нет, это девушки, и если им сказать такие слова, они сочтут твой ум скудным и ни одна из них тебе не поверит. Ну их совсем!»

Потом халиф попрощался с девушками и поднялся на гору, как они ему советовали. Достигнув вершины горы, он спустился к ее подножию с другой стороны и действительно увидел перед собой огромный город и вошел в него.

И когда жители увидели его, голого, они сказали: «Оче­видно, это купец и его корабль утонул». Они пожертвовали ему рваную одежду, и халиф надел ее и прикрыл свою на­готу ею, а потом стал ходить по улицам, чтобы найти спо­соб как-нибудь прожить и что-нибудь для себя устроить, я найти хоть чего-нибудь поесть, ибо он обессилел от голода.

И когда он ходил по городу, то увидел лавку повара и остановился перед ней, так как был изнурен голодом и утом­лением, и принялся думать, какую бы устроить хитрость, чтобы раздобыть чего-нибудь поесть или чтобы кто-нибудь подал ему кусочек, но у него не хватало смелости протянуть руку и попросить.

И не знал он, как поступить, чтобы устроить свои дела, но тут хозяин лавки посмотрел и увидал его. Он понял, что это голодный человек, и что он был богат и путешествовал, и корабль, на котором оп плыл, утонул, и обратился к нему:

— Ты, видно, чужеземец. Если хочешь, живи у меня и служи мне. Я буду тебе давать каждый день два дирхема, и ты будешь есть и пить за свою службу.

Когда халиф услышал слова повара, слезы заструились у него по щекам и он сказал про себя: «Ах, увы тебе, мир­ская жизнь! Был я халифом, а теперь стану слугой у како­го-то повара! Но клянусь Аллахом, я все это заслужил! С чего это мне захотелось посмотреть на чудеса этого врача, прокляни Аллах его самого и его диковинки!»

Потом он подумал и увидел, что все эти мысли ему не. помогут и не утолят его голода, и сказал повару:

— Хорошо, господин, я согласен, я буду у тебя жить и служить тебе, как ты сказал.

И тот ввел халифа в лавку, и халиф стал ему служить и мыть чашки и горшки, и провел у него в таком положении долгое время, постоянно говоря про себя: «Таково воздая­ние мне, и наименьшее воздаяние за мое великое любопыт­ство! Господин мой, что это с тобой случилось, что ты поже­лал посмотреть на диковинки этого проклятого? Я оставил все свое богатство и стал поваром, — хорошо бы еще поваром, нет —слугой повара! И вот — мою чашки и горшки, вместо того чтобы быть халифом и пользоваться богатством, вели­чием и благосостоянием, в котором я пребывал. Когда я са­дился за столик, чтобы поесть, наложницы заводили музыку и всякие напевы, а теперь я вылизываю чашки! Таково воз­даяние тому, кто много болтает и спрашивает о том, что его не касается! Зачем мне понадобились эти зрелища, для чего я ввергнул себя в такую беду, какой никогда ни с кем, кроме меня, не случалось! И какая беда страшнее этой, — я был халифом и в одну минуту стал батраком у какого-то пова- ришки. Господи, в чем мой грех, за что мне досталась такая напасть!»

И однажды халиф размышлял об этом, идя по дороге, и оказался на рынке ювелиров. А в море около города были жемчужные отмели и россыпи драгоценных камней, и халиф, кончив мыть чашки и кастрюли, проводил время, смотря на ловцов, которые ныряли, чтобы добыть из моря жемчуг. И вот когда он как-то смотрел на них, ему пришла мысль сделаться маклером на рынке ювелиров, и он сказал про себя: «Во всяком случае, это лучше, чем быть слугой пова­ра, мыть чашки и горшки. Ибо, клянусь Аллахом великим, мне надоело у него жить и я хочу отдохнуть от его рожи и от кухонной вони».

И халиф проспал ночь, а на утро поднялся и пошел на рынок ювелиров и встал там, где стоят посредники, и вдруг подошел к нему человек с драгоценным камнем, от которого исходили лучи, подобные лучам солнца, и стоил он деньги неисчислимые. И когда халиф увидел этот камень, он впал в великое изумление и сказал про себя: «Я был халифом и за всю жизнь не видал такого камня!»

И он выступил вперед и спросил человека, владельца камня:

— Ты хочешь продать этот камень?

— Да, я желал бы его продать, — отвечал тот, и халиф взял камень и стал его предлагать, крича:

— Набавляйте, набавляйте, ворота открыты! — и когда он оказался с этим камнем среди лавок купцов и купцы уви­дели камень, он понравился им и они оторопели от красоты его и блеска.

Да камень давали пятьдесят тысяч динаров, но халиф не останавливался и продолжал кружить с ним по рынку, ожи­дая надбавки, пока цена не достигла ста тысяч динаров, и тогда халиф вернулся и рассказал об этом владельцу камня, и тот сказал:

— Пойди и пожелай благодати тому, кто хочет его ку­пить, и возьми у него деньги, а я вернусь через недолгое время.

И халиф воротился к человеку, который давал за камень сто тысяч динаров, и сказал ему:

— Аллах да пошлет тебе благодать! Вручи мне деньги за камень, — и тот спросил:

— А где владелец камня?

— Его владелец уполномочил меня, — ответил халиф, и покупатель воскликнул:

— Эти дела незаконные! Пойди, подай сюда владельца камня, он и получит деньги.

И халиф пошел искать хозяина камня, но не увидел его, и тогда он вернулся к тому купцу и сказал:

— Я его владелец, вручи деньги мне.

И покупатель поднялся было, чтобы отдать ему стои­мость камня, но, подумав, обратился к разуму и потребовал у халифа камень, чтобы еще раз взглянуть на него и хоро­шенько его рассмотреть. И халиф отдал купцу камень, и тот посмотрел на него, и вгляделся как следует, и обнаружил, что это кусок черного сандарака[3].

И покупатель опешил, и оторопел, и обратился к халифу, говоря:

— О дьявол, давно ты занимаешься таким ремеслом: де­лаешь фальшивые камни и продаешь на рынке купцов?..

И остальные торговцы услышали их пререкания и собра­лись вокруг халифа, и один его бранил, другой давал ему тумака, а третий бил, и наконец ему скрутили руки и повели его к султану.

И когда его привели, султан спросил:

— В чем преступление этого человека? — и ему ска­зали:

— О царь времени, этот человек делает фальшивые кам­ни и обманывает купцов в твоем городе.

И султан, услышав эти слова, тотчас же велел его пове­сить; и халифу накинули на шею веревку, обнажили ему го­лову и возгласили: «Вот воздаяние, и наименьшее воздаяние, тому, кто устраивает подделки и обманывает людей на рын­ке султана!»

И халиф задумался о своей судьбе и сказал:

— Клянусь Аллахом, эго развлечение обременительное! Что это со мной сделалось, что я пожелал развлечься? Был я халифом и стал слугой у повара, судомойкой блюд и горш­ков, но мне не нравилось сидеть и помалкивать и захотелось стать вельможей и маклером драгоценных камней, а кон­чилось это все повешением... Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Раньше я приказывал вешать людей, а теперь те, кто был мне подвластен, приказывают вешать меня. Клянусь Аллахом, прав глашатай: таково воз­даяние, и наименьшее воздаяние, тем, кто развлекается по­добными зрелищами. Прокляни Аллах врача и его развлече­ния, которые привели к тому, что я стал маклером драгоцен­ных камней и умру повешенным!

Потом халифа повели на виселицу и привязали веревку и стали его поднимать на ней, и когда халиф поднимался, он открыл глаза и увидел, что поднимается из корыта с водой.

А врач, везир и вельможи царства ожидали халифа, и ко­гда Джафар, везир, увидал его, он встал и поцеловал зем­лю, смеясь, а потом отвесил поклон, и поцеловал ему руку, продолжая смеяться.

— Что ты смеешься, Джафар? — спросил его халиф.

И Джафар ответил:

— О повелитель правоверных, я радуюсь и смеюсь над самим собой и восхваляю Аллаха за то, что избавился от беды, в которую попал.

— А что это была за беда, в которую ты попал? — спро­сил халиф, и ему захотелось узнать, что случилось с его везиром, когда тот сел в корыто.

— О повелитель правоверных, — ответил Джафар, — если я тебе расскажу о своей беде, то боюсь, ты мне не пове­ришь.

— Почему же я тебе не поверю? Клянусь великим Ал­лахом, я тебе верю, и ты достоин доверия. Рассказывай! — воскликнул халиф и Джафар сказал:

— Когда я погрузился в корыто, то увидел себя посреди полноводного моря, где бушуют волны. Я поплыл, чтобы спа­стись и не утонуть и выйти на берег, который был близко от меня, и настигла меня огромная волна и выбросила на сушу. И я вышел и возблагодарил Аллаха великого за то, что не утонул но, осмотрев себя, увидел, о повелитель пра­воверных, что стал женщиной с сосками на груди. И остался я без бороды, без усов и без прочего, — невинная девушка восемнадцати лет от роду, и все, что есть у женщины, было и у меня.

А потом, после этого, меня повстречал один рыбак и взял к себе в дом и выдал за своего сына, и досталось мне от него семь человек детей — вот и моя история. А мой муж, сын рыбака, был жалкий пахарь, который разговаривал с быка­ми, стоя за их хвостом, и этот проклятый обладал мной, ко­гда хотел.

— О пес, сын пса! — воскликнул халиф. — Ты был заму­жем, тобою обладал сын рыбака, у тебя были дети и ты во всяком случае наслаждался, хоть тобой и обладали, послушай же меня, который только что слез с виселицы!

И халиф рассказал присутствующим обо всем, что с ним случилось, и все подивились умению врача в его искусстве, остроте его ума и сметливости.

Потом халиф пожаловал врачу халат и наградил его, и врач жил вместе с Ала ад-Дином в халифском дворце, а Ала ад-Дин непрестанно пребывал со своей женой, госпожой Бадр аль-Будур, в приятнейшей жизни, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница со­браний.

***

Первое, что обращает на себя внимание в этой истории — это, конечно, время. Тождественность мгновения и нескольких лет жизни. Что стоит за этим, как это следует понимать? Поставив перед собой призму суфизма, или иной традиции можно довольно быстро прийти к выводу, что здесь описывается феномен, когда в различных мистических состояниях время может идти неким иным образом, чем мы привыкли считать.

Примечательно, что в аналогичной притче, которая называется «Султан в изгнании» [4] на аспекте времени делается дополнительный акцент. В самом начале повествования там приводится диалог, в котором обсуждается предание о ночном странствии Пророка Мухаммеда: «В предании говорится, что пророк был вознесён со своего ложа прямо в небесные сферы. Он успел увидеть рай и ад, девяносто тысяч раз беседовал с Богом, пережил ещё многое другое и возвратился на землю в то время, когда его постель ещё не остыла, а сосуд с водой, перевернувшийся при его восхождении, даже не успел полностью опустеть. Некоторые считали это возможным благодаря различным измерениям времени. Султан же утверждал, что это совершенно невозможно.» Как это возможно впоследжствии султану демонстрируется посредством все того же сосуда с водой.

И действительно, мирадж Пророка — явление, которое в контексте фактора времени удивительно напоминает случай с халифом. И таких историй можно найти при желании порядком, в том числе касающихся опыта современных людей.

В частности, Р.Д. Лэйнг в «Феноменологии переживания» [1] описывает случай с Джесси Уоткинсом и его «путешествием», в котором время вело себя причудливым образом. Вот как сам Уоткинс описывает начало этого опыта: «...Внезапно я посмотрел на часы, а радио было включено, и играла музыка... гм... о, какая-то популярная музыка. Она основывалась на ритме трамвая. Таа-та-та-таа-таа — нечто вроде повторяющейся мелодии Равеля. А когда это произошло, я внезапно почувствовал, будто время течет вспять. Я чувствовал, что время течет вспять, у меня было это необычайное ощущение... э-э... самое сильное ощущение в тот момент у меня заключалось в том, что время течет в обратную сторону...».

То, что начало происходить потом сам Лейнг описывает, как потерю Уоткинсом эго и это может стать еще одним ключом в понимании нашей истории. Когда Уоткинса отправили на обследование, он испытал еще одно, куда более драматическое переживание — переживание собственной смерти: «Меня положили в постель и... гм... в общем, я помню, что в ту ночь я испытал ужасное переживание, потому что у меня... у меня былоощущение, что... гм... что я был... что я умер. И я ощущал, что вокруг меня на койках находятся другие люди,и я подумал, что все эти люди умерли... и они...просто ждут, чтобы перейти в следующее помещение..»

Но, как пишет Лэйнг: «Он не умер физически, но его эго умерло. Наряду с потерей эго, с этой смертьюпоявилось ощущение увеличивающейся значимости и важности всего сущего.»

Смерть в «Сказке о персидском враче» появляется, как необходимый элемент выхода из иллюзии. Джафара уносит волна, а халифа вешают. Смерть здесь является прямым выражением самого страшного из возможных опытов в любой человеческой жизни — переход из состояние привычного бытия в небытие. Эго, являющееся производной нашего бытия и его самыми надежными скрепами, разрушается и становится возможным увидеть нечто за пределами детерминированного им опыта.

И это переживание, осуществленное «при жизни», является необходимым элементом Пути, мечом, разрезающим структуры эго, ключом к Истине. В суфизме это называется «смерть до смерти».

На фоне этого становится ясно, что аспект времени, который бросился в глаза поначалу, является лишь сопутствующим фактором, своеобразным маркером вхождения в определенные состояния сознания, где границы восприятия, которые очерчивало и подпитывало человеческое эго становятся размытыми[4], и на выходе человек обретает некую форму Знания, которая в принципе была недоступна за шорами эго-структур. Так это произошло с Уоткинсом (в частности, он ощутил Бога и богов, чувствовал, что прожитое им является переживанием, который должен пройти каждый на своем эволюционном пути), так это произошло когда-то и с Пророком (к нему снизошел ангел, рассек грудь без боли и крови, достал сердце и омыл в золотом тазе, наполненный верой, потом наполнил его (верой), потом вернул его (на прежнее) место [2]). Так это произошло и с героями рассматриваемой истории — восприятие, за которое хваталось их я было разомкнуто и был осуществлен их возврат к своей исконной реальности.

Но вернемся к детализации «Сказки о персидском враче». Итак, сначала визирь, а потом и халиф окунают голову в корыто с водой и оказываются в местности, отличной от той, в которой они чувствовали себя дома, и чувствовали себя теми, кто они есть на самом деле.

Примечательно, что в обоих их случаях их новую судьбу, которой они оба покорились, отчасти определило их тело. Джафар обрел женское обличие и включился в игру о незавидной женской доле, подчинился незнакомому и совершенно нежеланному человеку, а халиф, не решившись идентифицировать себя правителем в новых обстоятельствах, отправился искать себе пропитание, так как нужды тела в конце концов никто не отменял. Последний тоже принял на себя определенную роль и поверил в нее, хотя, подчеркнем еще раз, как и Джафар, точно знал кто он и откуда. Потребности тела сформировали специфический мысленный строй, который, наложенный на сильную фрустрацию, зафиксировал четкую систему убеждений, что «назад дороги нет». Зафиксировавшись на телесности, им обоим и в голову не пришло, что должен быть некий «волшебный» путь домой. Но стороннему наблюдателю кажется очевидным, что раз они попали в эти места магическим образом, должен быть способ обратить магию вспять.

Иными словами, телесный опыт сформировал у обоих героев новую формацию эго, которая напрочь закрыла двери для их настоящей реальности. Пара тело-эго образует множество барьеров, подпитываемых постоянным вниманием, которое человек в них направляет. Чтобы осознать природу этих барьеров необходимо выйти за их пределы, зачастую, как уже было сказано, пережить шоковый опыт, приближающийся к состоянию смерти. При этом смертей таких может быть много и происходить они могут в самых разных плоскостях.

Мой личный опыт подобной смерти привел к тому, что множество связей, которыми была наполнена мой реальность были разорваны. На фоне этого мне как раз и посчастливилось осознать на собственной шкуре описываемый механизм «подпитки». Так, самым болезненным разрывом для меня оказался развод с женой, с которой мы прожили вместе более 12 лет. Отождествление с ней к этому времени стало таким сильным, что невозможность физического с ней присутствия породило зацикленность, когда я постоянно про себя, а иногда и вполголоса начал твердить ее имя. Канал связи с ней вместо того, чтобы естественным образом разорваться начал постоянно подкачивается. Для меня это, по сути, был зикр наоборот, который я совершал благодаря фиксации на боли, связанной с расставанием, я хотел быть с ней, я не понимал, почему теперь мы не рядом друг с другом, мое тело страдало и мое эго придумало способ, с помощью которого оно могло вернуть ее «присутствие», одновременно формируя и доказывая собственную эго-иллюзию.

Нахождение в этой иллюзии порождает совершенно определённое качество жизни, которое наиболее удачно можно описать с помощью фразы — нахождение в аду. Ведь ад — это наказание, боль и страх, а еще ощущение собственной вины. Вспомним, как халиф и Джафар винили себя в том, что они поддались искушению и погнались за диковинными развлечениями?

А сколько таких «зикров» совершает человек, даже не осознавая этого? Деньги, отношения, развлечения — все это нуждается в своих зикрах, и все это те самые барьеры — наше «корыто с водой».

Впрочем, сказка обнадеживает. Она недвусмысленно показывает, что за многие годы, которые наши герои провели «вне Багдада» с ними ничего не происходило. Какие бы бедствия с ними не случались, какую бы боль не испытывало их тело, на самом деле они все это время оставались в королевском дворце, оставались его «душой» — халифом и визирем.

Иными словами, это история возвращения домой на самых разных планах. В общем виде она показывает, что а всей суетой этого мира, за множеством жизней, которые есть ни что иное, как добровольное погружение в корыто с водой, существует постоянное и неизменное состояние, куда мы можем прийти, отдохнуть, и, быть может, помолиться и поблагодарить.

А еще это метафора Пути, вернее его отсутствия. Мы либо «тут», либо «там».

[1] Передник повязывают вокруг бедер перед тем как войти в то отделение бани, где находится бассейн.

[2] На самом деле название не города, а страны в восточной части Аравийского полуострова. Примыкает к Оманскому заливу, известному в средние века своими жемчужными ловлями.

[3] Камедь растущего в Африке сандаракского дерева (разновидность кипариса).

[4] Говорить об исчезновении эго, столь же смело, как это делает Лэйнг, я не буду. Здесь требуется долгий и отдельный разговор, в котором не обойтись без вопросов психического здоровья, индивидуации и проч.

---

Литература:

1. Лэйнг Р.Д. Расколотое "Я". Феноменология переживания и Райская птичка. - М.: ИОИ, 2017. - 350 с.
2. Мирадж Пророка // https://medinaschool.org/library/creed/prorok-muhammad/miradzh-proroka
3. Халиф на час. Новые сказки из книги "Тысячи и одной ночи". М.: Издательство восточной литературы, 1961. - 406 с.
4. Шах И. Сказки дервишей. - М.: Постум, 2016. - 240 с.