ВТОРНИК ПЯТОЙ СЕДМИЦЫ ВЕЛИКОГО ПОСТА

О ДУХОВНОЙ БРАНИ И ТЕПЛОХЛАДНОСТИ

Находясь в середине между (вожделениями плоти и духа), сими двумя стремлениями, воля души нашей не услаждается греховными делами и не находит удовольствия в трудах ради добродетелей, располагаясь так воздерживаться от плотских страстей, чтобы нисколько не терпеть скорбей, неизбежных при исполнении требований духа; желая без озлобления плоти достигнуть телесной чистоты, без трудов бдений стяжать чистоту сердца, с упокоением плоти обиловать духовными добродетелями, без всякого оскорбления злословием получить благодать терпения, являть смирение Христово без ущерба в чести мирской, следовать простоте благочестия с гордостью века сего, служить Христу с хвалою и благоволением людским, говорить решительную правду, не встречая никаких оскорблений вообще, приобретать блага будущие, не теряя настоящих. Воля сия (если остается в таком состоянии) никогда не повела бы нас к истинному совершенству, но, содержа в состоянии противной теплоты, сделала бы только таким, каковы те, коим с укорением изрекает Господь Праведный Суд Свой в Апокалипсисе: вем твоя дела, яко ни студен еси, ни тепл... Тако, яко ... еси и ни тепл, ни студен, изблевати тя от уст Моих имам (Апок. 3,15–16). В таком состоянии теплоты мы оставались бы всегда, если бы из него не выводила нас восстающая в нас брань. Ибо когда, раболепствуя самоугодию, захотим сделать себе некоторое послабление, тотчас восстает плоть и, уязвляя нас жалами греховных движений и страстей, не дает пребывать в отрадной чистоте желаемой, но увлекает к охлаждающему удовольствию отвергаемому, увлекает как бы на путь, заросший тернием. С другой стороны, если, воспламеняясь, рвением духа и желая совершенно умертвить движения плоти, расположимся в возношении сердца всех себя предать непомерным подвигам в добродетелях без всякого внимания к человеческой бренности, то немощь плоти скоро подает свой голос и, осаждая парение духа, отклоняет нас от таких несообразных крайностей. Но между тем как то и другое стремление ведет брань взаимным друг другу противлением, воля души нашей, которая сама по себе не хотела бы ни совершенно предаться плотским пожеланиям, ни посвятить себя решительно подвигам в добродетелях, сама собою утверждается на правом мериле. Ибо тот взаимный спор уничтожает опаснейшее состояние равнодушия и вместе устанавливает на весах нашего существа некоторое как бы равновесие, в коем правым рассуждением определяется свойственное плоти и духу и не допускается до преобладания ни ум, воспламененный рвением духа одесную, ни плоть, возбуждаемая жалами страстей ошуюю. Ежедневно действуя на нас так благодетельно, брань наша приводит нас к тому четвертому, чего не хотим, именно: чтобы отвергши пространную и (широкую) беспечную жизнь, приобретать чистоту сердца со многим потом и сокрушением духа; хранить чистоту тела строгим постом, голодом, жаждою и бодрствованием восходить в доброе настроение духа чрез чтение, бдение, непрестанные молитвы и скорби уединения, утверждаться в терпении опытами искушений, верно служа Творцу своему среди злословий и поношений, держаться истины при неприязни и враждовании мира сего ... Так–то, происходящая в нашем существе брань, извлекая нас из состояния беспечной холодности, призывает к трудам и ревности о добродетелях, учреждая в то же время прекрасную середину, в коей с одной стороны — жар духа, с другой — холодность плоти, устанавливают произвол воли нашей в соразмерной горячности ревности. Оттого ни необузданным страстям плоти увлекать душу нашу не попускает стремление духа; ни духу порываться непомерными желаниями добродетелей не позволяет немощь плоти, чтобы иначе в первом случае не пустили корней всякого рода пороки, а во втором — возношение не нанесло нам глубокой раны мечом гордости. Правильное же уравновешивание взаимного их противоборства, сохраняя разумную меру между тем и другим стремлением, научает воина Христова всегда шествовать путем царским. Вот откуда происходит, что когда душа, по причине охлаждения или нерадения воли готова бы клониться к плотским похотям, ее обуздывает рвение духа, не удовлетворяющееся земными благами; и напротив, когда дух, в возношении сердца, с непомерным жаром порывается к превышающим силы наши подвигам, его возвращает к должным пределам немощь плоти, и он, возвышаясь над охлажденным состоянием воли нашей, с умеренною ревностью и усердием к трудам, ровною стезею начинает востекать к предназначенному совершенству ... (Авва Даниил, по прп. Иоанну Кассиану Римлянину).

Усиление духа над природою есть брань и производится двояким образом: в новоначальных, чтобы не войти им в единение с (грехолюбивою) плотию, а в совершенных, чтобы и самое тело сделалось духовным (Прп. Ефрем Сирин).