Какими мы были
В двух предыдущих главах мы разбирались с экономикой Российской империи - с ей промышленностью, сельским хозяйством, финансами и так далее. Теперь давайте попытаемся понять, как жили наши предки сто с лишним лет назад.
В первую голову надо заметить, что предков с каждым годом становилось всё больше. Население России росло бешеными темпами - в среднем на 1,5 % в год. Смертность снизилась с 357 человек на 10.000 до 295, рождаемость оставалась самой высокой в Европе. За 20 лет, с 1893 по 1913, в Российской империи прибавилось 50 миллионов человек, - в полтора раза больше населения Франции и немногим меньше населения Германской империи.
Источник: статистические сборники Российской империи [0]
Кстати, не забыли Эдмона Тери? Вот небольшая цитата из его книги: “Если тенденция, наметившаяся в 1900-1912 гг., сохранится, то численность населения России в 1948 году будет превышать численность населения пяти ведущих европейских держав”.
Население: прогнозы и реальность
Конечно, к любым демографическим прогнозам стоит относиться крайне осторожно (к примеру, по прогнозам Госкомстата СССР от 1991 года, сегодня в Российской Федерации должно было жить 167 миллионов человек - ошибка всего-то на двадцать миллионов). И всё-таки...
Хотя смертность и оставалась крайне высокой (мы ещё вернёмся к этой теме), она всё же относительно быстро снижалась год от года, и естественный прирост численности населения оставался одним из самых высоких в мире.
Демография Российской империи
Источник: A. Kahan, “Russian Economic History: The Nineteenth Century”, The University of Chicago Press, 1989.
Дети в Белозёрске. Фотография Прокудина-Горского
Русские богатели. К началу Первой мировой войны примерно пятая часть домохозяйств в Европейской России имела вклады в сберегательных кассах - “народных банках” - оформленных хотя бы на одного из членов домохозяйства.
Вклады в государственные сберегательные кассы
в 50 губерниях Европейской России
Источник: Б. Н. Миронов, “Благосостояние народа и революции в имперской России”, М., 2012.
Да, страна богатела. На селе стали привычными чай и сахар (последний привёл к появлению кариеса). Конечно, нынешнего городского жителя, привыкшего к удивительному для прошлого комфорту, условия жизни крестьян ужаснули бы, но тут ничего не поделаешь. Ещё двести лет назад во всех странах мира подавляющее большинство населения, за исключением крошечной элиты, жило несравнимо хуже, чем среднеазиатские гастарбайтеры в нынешней Москве. Изменения в Россию пришли позже, чем в Великобританию и другие страны ранней индустриализации, но отрицать сами эти изменения было невозможно.
За 14 лет объём вкладов в сберегательные кассы на душу населения вырос вдвое, общий размер вкладов - почти втрое. Стоит учесть, что рубль с 1897 по 1914 был привязан к золоту; инфляция в это время имела место быть, но, по нынешним меркам, совершенно незначительная.
Вклады в сберегательные кассы
Источник: Б. Миронов, “Российская империя. От традиции к модерну”, СПб, 2014.
В прошлой главе мы узнали, как менялась русская деревня. Но менялся и русский город. В “Докладной записке Совета Съездов представителей промышленности и торговли” в 1914 году утверждалось: “Города растут у нас с поистине американской быстротой. Целый ряд железнодорожных станций, фабричных и заводских поселков, особенно на юге, обратился в крупные центры городской - по всему своему складу и запросам - культуры. Естественный в известные периоды экономического развития процесс концентрации населения, в силу происходящих сейчас коренных изменений в жизни сельскохозяйственного населения России, пойдет несомненно с возрастающей быстротой и лет через 20-30 мы увидим, быть может, картину самых крупных в этой области перемен”.
Российские города украшаются настоящими чудесами архитектуры. В Петербурге и других балтийских городах обосновался “северный модерн”, в Москве - “новорусский стиль”.
Дом компании “Зингер”, Санкт-Петербург, 1902-1904 гг.
“Дом с совами” (доходный дом Путиловой), Санкт-Петербург, 1906-1907
Особняк Морозовой, Москва, 1893-1898
“Дом-сказка” (доходный дом Перцовой), Москва, 1906-1907
Здание Государственного (ныне - Центрального) банка, Нижний Новгород, 1911-1913
“Дом с рыцарями”, Москва, 1913-1914
Рижский вокзал, Москва, 1897-1901
“Дом с башнями” (доходный дом Розенштейна-Белогруда), Петербург, 1913-1915
Ещё один “дом-сказка” (доходный дом Кольцова), погибший в Блокаду, 1905-1907
Конечно, росли не только столицы. Возьмем для примера поволжскую ревизию Столыпина. Пётр Аркадьевич, изучая и проверяя работу промышленности Поволжья, посетил Царицынский завод Уральско-Волжского металлургического общества, совместного русско-французского предприятия.). Свои впечатления он описал в письме: "Наши рабочие, глядя на французов, приучаются к соответствующему уровню жизни, у некоторых по несколько сот рублей в сберегательной кассе. Деревушка из каменных домиков, вся мощёная, с водопроводами, вся в садах, виноградниках, волостной старшина, писарь, волостные судьи с европейским образованием - ни к чему не придерёшься".
Далеко не все русские рабочие жили по лучшим французским образцам. В стране сохранялось немало предприятий с ужасными условиями труда и невысокими зарплатами, едва-едва позволяющими работникам сводить концы с концами. По-другому и быть не могло - такие контрасты характерны для быстро модернизирующейся большой страны. И сегодня небоскрёбы Шанхая, Гонконга и Гуанчжоу резко контрастируют с примитивным бытом крестьян в китайской глубинке; никто при этом не решится ставить под сомнение успехи китайской экономики в последнее десятилетие.
Нельзя, конечно, сказать, что русские перед Первой мировой войной купались в роскоши и ничего не делали, кроме как процветали. Но представление о нищем, пьяном, голодном, бесправном и задавленном народе имеет не больше общего с реальностью, чем истории про медведей, разгуливающих по городским улицам российских городов. Доказательство тому - антропометрические данные.
Расти большой, не будь лапшой
Рост человека зависит от целого ряда факторов - генетика, детские травмы, экология и даже, согласно легенде, увлечение баскетболом. Но если рассматривать не рост каждого по отдельности, а рост популяции в целом, мы увидим, что главным фактором оказываются условия жизни в детстве - питание (однообразное, исключительно растительного происхождения или разнообразное, с мясом, рыбой, фруктами), характер физической активности (активный спорт или изнурительный детский труд), перенесённые в детстве болезни и так далее.
Обычно историки экономики располагают только отрывочными и плохо поддающимися анализу сведения о реальном уровне потребления людей, живших столетия назад. А вот данные о росте с начала XIX века собираются систематически. Почему? Потому, что военные меряли рост рекрутов, поступавших на службу.
Конечно, показатели среднего роста не могут считаться идеальным инструментом для оценки благосостояния целого народа. И всё же, за неимением лучшего, историки часто используют их в своих исследования - например, целый пласт научных работ посвящён изменениям среднего роста английских рекрутов и факторам, стоящим за этими изменениями. Так давайте же посмотрим на данные, старательно собранные профессором Санкт-Петербургского университета Борисом Мироновым.
Начнём с цитаты. “Во второй половине 1860-х гг. наступил длительный период увеличения роста, продолжавшийся до Первой мировой войны. Лишь дважды, в 1891–1895 гг. и в 1901–1905 гг., он уменьшался. За 50 лет, 1866–1915 гг., рост увеличился на 4,5 см — с 164,5 до 169,0 см, а по сравнению с концом XVIII в. — на 8,7 см.”
Источник: Б. Н. Миронов,
“Благосостояние народа и революции в имперской России”, М., 2012.
Слева направо: гвардеец-павловец, солдат 5-го Калужского пехотного полка, гвардеец-преображенец. Длина винтовки Мосина со штыком - 172 мм.
В гвардию брали самых рослых солдат
Провал 1891-95 гг. вполне объясним: на этот период приходится самый серьёзный за весь XIX век неурожай. В 1901-1905 гг. страна столкнулась с промышленным кризисом, войной и революцией. За исключением двух этих эпизодов, на протяжении полувека рост рекрутов постепенно увеличивался.
Продолжим ещё одной цитатой из Миронова: “Во второй половине 1860-х гг. наступил длительный период увеличения роста, продолжавшийся до Первой мировой войны. Лишь дважды, в 1891–1895 гг. и в 1901–1905 гг., он уменьшался. За 50 лет, 1866–1915 гг., рост увеличился на 4,5 см — с 164,5 до 169,0 см, а по сравнению с концом XVIII в. — на 8,7 см. Таким образом, в 1796–1915 гг. наблюдалось систематическое повышение длины тела, благодаря чему мужчины, рожденные в 1911–1915 гг., стали на 4,2 см выше рожденных в 1701–1710 гг. Последствия кризиса биостатуса в XVIII в. оказались преодолёнными и достигнут значительный прогресс. Прорыв в уровне благосостояния произошел после Великих реформ, только после вступления России в эпоху рыночной экономики”.
Приведённые выше расчёты подвергаются серьёзной критике. Споры идут о том, что важнее - питание в младенчестве или питание в пубертатном возрасте (конечно, играет роль и то, и другое, вопрос в соотношении). Критике подвергается методика сбора данных. Тем не менее, не подлежит сомнению, что рост русских рекрутов примерно соответствовал среднему европейскому уровню, а значит, питание и базовые условия жизни были не намного хуже, чем в европейских странах.
Средний рост призывников 1900 года рождения, см
Источник: Б. Н. Миронов, “Благосостояние народа и революции в имперской России”, М., 2012.
И в третий раз дадим слово Миронову. “С точки зрения воинского брака, изучаемые годы делятся на те же три периода — в первом и третьем, 1801–1855 гг. и 1866–1910 гг., происходило улучшение здоровья населения, увеличение его среднего роста, веса, силы благодаря повышению уровня жизни, а во втором, в 1856–1865 гг., — ухудшение здоровья, уменьшение роста, веса, силы вследствие его падения. Следовательно, биостатус, здоровье, питание и благосостояние россиян в XIX — начале ХХ в. претерпевали синхронные изменения. Вряд ли это случайно: понижение доходов приводило к недостаточному питанию, что, по мнению специалистов, является важнейшим фактором, отрицательно влияющим на здоровье, длину тела и вес человека. Под действием недоедания в организме развиваются патолого-физиологические процессы, у детей замедляется физическое развитие, а тело взрослых может даже стать короче.
Проведённый анализ позволяет объяснить жалобы на якобы «физическое вырождение народа», раздававшиеся в конце XIX — начале ХХ в. Например, известный исследователь Д. Н. Жбанков писал в 1904 г.: «Здоровье и физическое развитие призываемых непрерывно и в очень значительной степени ухудшается по всей России… Очевидно, хронические неурожаи и голодовки и постоянно ухудшающееся благосостояние сельского населения сильно отражаются на здоровье народа». Жалобы на здоровье крестьян основывались на сведениях о забракованных новобранцах, призванных в 1874–1880-х гг., и связывались с состоянием здоровья на момент призыва, в то время как в действительности они отражали состояние здоровья в более ранние годы младенчества и детства, т. е. за 20–25 лет до этого, — именно в тот перестроечный период, 1856–1865 гг., когда уровень жизни крестьянства временно понизился”.
... Материалы Этнографического бюро по пяти губерниям свидетельствуют о хорошем физическом развитии крестьян-земледельцев на рубеже XIX–XX вв. Как правило, они характеризуются как здоровые, сильные, крепкие, сухощавые, коренастые, выносливые, ростом 165–167 см. «Зрение и слух развиты хорошо; первое сохраняется до преклонных лет, так что употребление очков в деревне большая редкость. Слух развит: крестьяне перекликаются на расстоянии двух верст”.
Как это нередко бывает, причиной рассказов о хроническом “вырождении” пореформенной русской деревни, продлившемся полвека, явилось полное неумение работать с данными. Перед революцией в кругах русской интеллигенции принято было к любому колебанию экономической конъюнктуры относиться, как к вселенской катастрофе: к примеру, повышение цены на уголь на десять-двадцать процентов . Только большевистская власть сможет научить общественность, что такое настоящий кризис, но к тому времени писать в газетах само это слово можно будет разве что в отношении загнивающих капиталистических держав.
Веселие на Руси
Раз уж мы говорим о населении, то никак нельзя не упомянуть русское пьянство. Скажем сразу: пьянство было серьёзной проблемой. Одно тщательно проведённое исследование показывает, что коэффициент внезапной смертности мужчин от пьянства в 50 губерниях Европейской России в 1870-1894 гг. составлял 10,4 на 100.000 человек. Много это или мало? Смотря с чем сравнивать: это вдвое ниже, чем в России 2010 года, не говоря уже о России 1990-х гг. [1]
Интересно, что сегодня внезапная алкогольная смертность в центральной России не намного выше, чем в XIX веке. А вот на Украине и в Белоруссии смертность выросла с 2-3 человек на сто тысяч в 1870-1894 годах до 20 (Украина) и до 27,5 (Белоруссия) в 2008 году. (Показатель для России в том же году - 17,5 человек).
Нет, это не Орегон. Лесозаготовки в Архангельской губернии, 1910.
Сегодня Россия находится в числе европейских лидеров по потреблению алкоголя (в пересчёте на спирт) в Европе. В начале XX века ситуация была строго обратной: Россия была чуть ли не последней в Европе.
Потребление алкогольных напитков в начале XX века
(в литрах спирта)
Источник: В. К. Дмитриев,“Критические исследования о потреблении алкоголя в России”, СПб, 1911.
Потребление водки в России
вёдер на душу
Русские мало пили, но часто напивались. Отчёт для министерства финансов подтверждал: “Все самые подробные исследования и наблюдения над жизнью крестьянского народа говорят нам, что собственно народ наш не пьёт, а пьянствует. Очень часто проходят целые недели, и ни один член крестьянской семьи не выпьет ни чарки, но выдаётся какой-либо случай, приход праздника, свадьба, поездка хозяина в город, и тот же крестьянин как бы в награду за своё воздержание пропивает свои последний сапоги. Таков общий и повсеместный характер нашего потребления”.
С пьянством боролись. Акцизы постоянно увеличивались, а в 1895 году была введена государственная водочная монополия. Местным властям разрешалось ограничивать торговлю. По всей стране создавались “общества трезвости”. Всё это слабо помогало: уровень внезапной смертности от алкоголя снижался очень медленно.
Иван Богданов, “Новичок”
Не можешь победить - возглавь, считало царское правительство, и сделало питейную монополию главным источником дохода в бюджете империи (874 миллиона рублей в 1912, примерно равно всему военному бюджету империи). Россия здесь, не была исключением. Историк и блестящий знаток кулинарии Вильям Похлёбкин в своей “Истории водки” подсчитал, что в Англии в конце XIX века алкоголь давал даже бОльшую долю государственного бюджета (за вычетом местных бюджетов), чем в России.
Доля питейного дохода в бюджете центрального правительства, %
Источник: В. Похлёбкин, “История водки”, М., 2014.
Человеческое развитие
Наконец, закончим этот раздел с таблицей, демонстрирующей динамику индекса человеческого развития в Российской империи, реконструированного всё тем же Мироновым.
Индекс человеческого развития был разработан на основе идей нобелевского лауреата Амартия Сена для нужд ООН в 1990 году. Он рассчитывается на основе трёх показателей: ожидаемой продолжительности жизни, уровня грамотности и ожидаемой продолжительности обучения, валового продукта на душу, скорректированного по паритету покупательной способности.
К идеологии этого индекса выдвигались - и продолжают выдвигаться - разнообразные претензии. Понятно, что, например, продолжительность обучения не эквивалентна качеству образования. Валовой продукт на душу может быть очень большим, но при очень высоком неравенстве бОльшая часть населения может продолжать жить в бедности. Человек, проживший много лет с тяжёлым хроническим заболеванием, вряд ли будет так уж счастлив.
Тем не менее, индекс человеческого развития прост в подсчёте и достаточно универсален. С его помощью можно оценивать прогресс не только в современном мире, но и в далёком прошлом. Это и попытался сделать Миронов в своей книге. За полвека индекс вырос почти вдвое - результат не то чтобы блестящий, если учесть очень низкие базовые значения, но всё же вполне удовлетворительный.
Сноска При расчёте индекса использовалась старая методология, применявшуюся до 2010 года; нынешняя методология несколько от неё отличается. Стоит учитывать, что в 1870-1880-е гг. в состав Российской империи были включены обширные среднеазиатские владения; низкий уровень ИЧР в этих владениях “тянул” вниз общеимперский показатель конец сноски
Индекс человеческого развития в Российской империи
без Финляндии
Источник: Б. Н. Миронов, “Благосостояние народа и революции в имперской России”, М., 2012.
Кое-кто против
Пожалуй, самым известным критиком позднеимперской экономической системы можно считать профессора Уральского университета (и марксиста - в нашем рассказе это важно) Сергея Нефёдова. В прошлом году он опубликовал наделавшую много шума в рядах историков книгу “Уровень жизни населения и аграрное развитие России в 1900 - 1940 годах”. В своей книге он предлагает “оригинальную неомальтузианскую теорию демографических циклов”. Основываясь на этой теории, Нефёдов старается доказать обречённость того пути развития, на котором стояла Российская империя.
Из книги Нефёдова можно узнать, что в конце XIX - начале XX вв. Россию поразил экологический кризис. Доказательства сему факту разнообразны. В частности, некий тамбовский комитет по изучению сельского хозяйства докладывает в Петербург об ухудшении климата, вызванного распространением оврагов. Надо отдать должное тамбовчанам: даже сегодня, в эпоху петафлопсных суперкомпьютеров и армад космических спутников, вопросы изменения климата продолжают вызывать споры учёных. Но уже в 1903 в Тамбове знали ответ: в изменениях климата повинны овраги. Вслед за многомудрыми тамбовчанами сей вывод повторяет и Нефёдов.
Другим доказательством служит опубликованная сразу после засухи 1889-1892 гг. книга “Как высохла наша степь”. Из книги следует, что степь быстро высыхает и вскоре вести в ней сельское хозяйство станет невозможно. Каким образом в “высохшей” степи урожаи стабильно росли вплоть до 1916 года, Нефёдов упомянуть забыл.
Разобравшись с экологическим кризисом, Нефёдов на раз-два доказывает, что Российская империя в начале XX века очутилась в мальтузианской ловушке - ловушке перенаселения и невозможности обеспечить всё возрастающую численность жителей едой. По его расчётам выходит, что в среднем уровень потребления на душу в 1900-1910 гг. составлял 2040-2140 ккал на душу в день. Даже если оценки занижены, признаем - это очень мало. Далее сам же Нефёдов показывает, что в 1910-1914 гг. потребление… выросло до 2440-2540 ккал на душу в день. Ничтоже сумняшеся, рост он объясняет “исключительно благоприятными природными условиями”. То, что в 1911 случился самый тяжёлый с 1891 года неурожай (о чём сам же автор пишет на полсотню страниц раньше), благоразумно забывается.
Конечно, для своего анализа Нефёдов берёт крестьянство 53 центральных европейских губерний - самую бедную, если не считать инородцев, группу населения в империи. Крестьяне Новороссии, Кавказа, Сибири, Дальнего Востока и Семиречья, казаки девяти казачьих войск, фабричные рабочие и обычные мещане, служащие и чиновники, хорошо питающиеся в армии солдаты, офицеры и предприниматели - все они с трудом вписываются в “неомальтузианскую модель”. В конце-концов Нефёдову приходится признать, что на окраинах питание крестьян было получше, но особого внимания этому факту он предпочитает не уделять.
Дальше - в том же духе.
"В 1890-х гг. из Центрального Черноземья ежегодно уходило в отход 9,5 % всего населения, или примерно пятая часть (!) трудоспособного населения". Судя по восклицательному знаку, превращение крестьян в рабочих - то есть, собственно, индустриализацию - автор воспринимает как трагедию.
В 1907-1913 гг. естественный прирост населения в Европейской России составил 14127 тысяч человек. За Урал уехало 2556 тысяч, в города - 4138. Следовательно, "лишних ртов" на деревне прибавилось почти на восемь миллионов человек; проблема аграрной перенаселённости быстро усугублялась. Широким жестом объявляются несуществующими сельские кустари и отходники, сохранявшие сельский дом, но работавшие в городе (в 1910-е гг. по всей стране начинается строительный бум, а работали на стройках в основном крестьяне); оказывается, что промышленность может существовать только в городах, и что “лишние рты” не могут найти себе работу на сахарном заводе, на железной дороге или в угольной шахте; игнорируется переселение на Кавказ, в Туркестан и Закавказье; со счетов сбрасывается увеличение армии на полмиллиона человек. Всё просто и понятно: раз восемь миллионов человек не смогли переехать за Урал или в города - значит, страна была близка к демографической катастрофе, потому что деваться этим миллионам было некуда. Собственно, это и предлагается считать “теорией”.
Наконец, последним доказательством тезиса о мальтузианской ловушке становятся уровни арендных платежей. Поясним. Стоимость фактора производства обратно пропорциональна его количеству. К примеру, если в стране мало земли, но много работников, готовых её обрабатывать, земля будет дорогой, а доходы работников - низкими. Напротив, если земли много, а рабочие руки в дефиците, то доходы крестьян будут высокими, а вот владельцам земли придётся поумерить свои амбиции. Понятно, что чем выше стоимость земли - тем выше стоимость её аренды, и если арендные платежи быстро растут, то это значит, что страна испытывает проблему с перенаселением.
Для своего анализа Нефёдов берёт две губернии с крайне высокой плотностью населения: Тульскую (которая считалась чуть ли не самой проблемной в империи) и Рязанскую. Он показывает, что в 1901 году аренда земли обходилась крестьянам в 42 % стоимости урожая. А в 1912-14 она… упала до 41 %. Ничтоже сумняшеся, этот факт Нефёдов использует в качестве доказательства своей, если её можно так назвать, теории.
На этом мы закончим знакомство с удивительной книжкой профессора Нефёдова и вслед за другим профессором посоветуем не читать советских газет, а заодно и советских историков.
Самое благородное из всех искусств
В этой главе я в основном опираюсь на работы Галины Ульяновой, ведущего научного сотрудника Института российской истории РАН
Если и была в жизни Российской империи область, в которой ситуация оставалась откровенно плохой, то этой областью следует считать здравоохранение. Впрочем, и тут всё не так печально: дела были плохи, но очень быстро становились лучше.
Продолжительность жизни в Российской империи была заметно ниже, чем в ведущих странах Европы. В сравнении со скандинавами русские в среднем жили на 20 лет меньше - удручающая статистика.
Продолжительность жизни в странах Европы, лет
Источник: Новосельский С.А., “Обзор главнейших данных по демографии и санитарной статистике России”, С-Пб, 1916
Главной причиной такого положения оставалась крайне высокая смертность. Каждый год в империи рождалось около пяти миллионов младенцев, и четверть из них почти сразу умирала. Для сравнения, в Германии младенческая смертность (смертность до года) составляла 17,6 %, во Франции - 12,1 %, а в Норвегии - и вовсе 6,9 %. Причинами такого положения являлись антисанитария, сохранявшаяся в крестьянском хозяйстве, и очень раннее прекращение грудного вскармливания детей (иногда - уже через два-три дня после рождения).
Не меньшей проблемой были эпидемии: смертность от острозаразных болезней была в пять-восемь раз выше, чем в передовых европейских странах - Великобритании, Германии и Нидерландах.
Крестьяне по полгода проводили практически взаперти в тесной избе - только тёплая печь спасала от зимних холодов. Вместе с семьёй в избе на зиму могли оставить и домашнюю скотину, что, конечно, не способствовало чистоте в доме. Хотя неурожай, как уже было сказано, не приводил к массовым смертям от голода, всё же плохое, однообразное, с малым количеством белков и жиров питание не способствовало укреплению здоровья.
И всё-таки - всё-таки положение быстро улучшалось. Если во время эпидемии оспы начала 1890-х гг. число умерших приблизилось к 400 тысячам, то эпидемия рубежа веков унесла около 100 тысяч - почти вчетверо меньше, хотя всё ещё чудовищно много. В ответ правительство развернуло масштабную программу оспопрививания, привив за 1901-1908 гг. сорок миллионов человек. В началу Первой мировой войны прививки получали почти все новорождённые - уже в 1911 доля достигла 91 %.
Развитие системы здравоохранения имело под собой прочную базу - подробную и точную статистику. Земская статистика до сих пор приводится в качестве образцовой: сельские интеллигенты так добросовестно относились к своей работе, что качество собираемых ими данных до сих пор восхищает профессиональных историков. Ознакомившись с методикой сбора данных в русском медицинском деле, авторитетный немецкий статистик Ресле писал: “Ясно, что этому самому могущественному из всех народов, так основательно исследующему свои жизненные условия и с такой преданностью думающему о том, как их улучшить, должно принадлежать будущее этого мира”. (Заметим, что в Германии до самого конца XIX века вообще не существовало общенациональной системы сбора медицинской статистики).
Государственные расходы на здравоохранение выросли с 44 млн в 1901 году до 145 млн в 1913 году. Впрочем, львиная часть доходов приходилась не на государственные, а на земские бюджеты (земства - выборные органы местного самоуправления): уже в 1913 году на земства приходилось 63 млн рублей медицинских расходов. С 1911 развёртывается масштабная санитарная программа: государство финансирует системы водоснабжения, дезинфекционные камеры и тому подобное. В 1910 году водопроводы имелись в 149 городах империи, в 1911 - уже в 205 (!). К 1913 году в стране имелось 8 тысяч больниц (без учёта психических лечебниц), а медицинские услуги за год получили 98 миллионов человек (ещё в 1901 - 49 миллионов). Подавляющее большинство (90 %) больных обращались в общественные заведения, и только 7 % - к частнопрактикующим врачам.
В 1916 году Медицинский департамент Министерства внутренних дел переформировывается в Главное управление государственного здравоохранения с правами министерства - первое в истории министерство здравоохранения. (Справедливости ради, формирование Управления началось в конце 1916-го года, и в неразберихе 1917-го года не было доведено до конца).
В Великобритании министерство здравоохранения появится в 1919 году, во Франции - в 1921 году
В результате смертность пусть медленно, но неуклонно снижалась (статистика по смертности представлена в начале этой главы), а продолжительность жизни росла. Даже детская смертность за считанные годы сократилась на четверть - с 30 до 23 %.
Но всех этих успехов не было бы без людей, владеющих, если верить Гиппократу, самым благородных из искусств - искусству врачевания.
Медицина
Людей, владевших этим искусством, в России с каждым годом становилось всё больше. Если в 1889 году в империи насчитывалось 13 тысяч врачей, то в 1910 - 24,8, а в 1915 - уже 33 тысячи. В 1911 на одного врача приходилось 6360 человек, а в 1914 - уже 5140. Число фельдшеров перевалило за 40 тысяч, фармацевтов - за 12 тысяч.
Крупные города империи по обеспеченности врачами к началу Первой мировой войны уже вышли на уровень передовых европейских столиц. В 1911 году в Харькове один врач приходился на 550 человек, в Петербурге - на 700 человек, в Одессе - на 740 человек, в Москве - на 900 человек. Для сравнения, в Лондоне один врач приходился на 720 человек, в Париже - на 790 человек, в Берлине - на 800 человек.
Намного хуже была ситуация на селе. До 1870-х гг. крестьяне вовсе не имели доступа к квалифицированной медицинской помощи. С появлением земств появляется и знаменитая земская медицина: врачи, нанимаемые местными органами власти, бесплатно лечили крестьян, проводили несложные операции, выдавали простые лекарства и самоотверженно боролись с эпидемиями. Тяжело больных можно было отправить в уездную городскую больницу или в специализированную лечебницу.
К 1913 году в стране имелось уже больше 4000 тысяч сельских врачебных участков - как земских, так и государственных. Обычно на участке работал один или пара врачей, имелась небольшая больница, амбулатория, сеть фельдшерских пунктов, обслуживающий персонал. Этого было слишком мало: на один участок приходилось 20 тысяч крестьян, и помочь им всем было невозможно.
И всё-таки прогресс был и здесь. Если в 1905 году в империи насчитывалось 3158 врачебных участков, то в 1913 - уже 4282, на треть с лишним больше (и это несмотря на войну с Японией и революцию). Сеть медицинских учреждений становилась всё плотнее, всё доступнее и эффективнее.
Доход врача вполне мог обеспечить безбедное существование: обычный земский врач зарабатывал от 1000 до 1500 рублей в год, высококлассный хирург или популярный столичный доктор с частной практикой мог получать в разы больше. Для сравнения, средняя зарплата рабочего составляла около 250 рублей в год.
Врачей готовили в двух десятках вузов - как специализированных, вроде Петербургской медико-хирургической академии, так и на медицинских факультетах университетов. Качество образования оставалось вполне на мировом уровне - достаточно сказать, что за 14 предвоенных лет две Нобелевские премии по медицине получили русские врачи, Мечников и Павлов.
“Вставление зубов по самой новейшей американской системе без удаления корней” - то, что сегодня называют “культевой вкладкой”. В СССР обучать дантистов установке таких вкладок начали только в 1980-х гг., до этого подобная технология практически не применялась.
Все учились понемногу
Скорее всего, читателя удивит тот факт, что система среднего образования "феодальной" России была во многих отношениях более эгалитаристской, чем во многих странах Западной Европы. По оценкам историка Сергея Волкова, доля непривилегированных сословий в средних учебных заведениях, дающих право на поступление в университет, в России в 1880-1914 оставалась в каждом году стабильно выше, чем в Германии. Перед мировой войной более 60 % поступавших в высшие учебные заведения в России принадлежали к сословиям крестьян, мещан и казаков. В предвоенные годы среди студентов Московского Императорского университета примерно пятая часть относилась к сельским обывателям, то есть к крестьянам; в это же время для простолюдина-англичанина очутиться в древних стенах Оксфорда или Кембриджа было сказочной удачей. Впрочем, даже очутившись в этих стенах, он вряд ли смог бы надолго в них задержаться - плата за образование в западноевропейских университетах подчас могла быть просто заоблачной; в Российской империи она была в разы и даже в десятки раз ниже, что делало высшее образование намного доступнее для “широких народных масс”.
Подробнее о социальной структуре Российской империи можно прочитать в статье историка Сергея Волкова [2]
Сословный состав студентов университетов
Источник: Иванов А.Е., “Высшая школа России в конце XIX - начале XX века”, М., 1991.
Сословный состав студентов технических вузов
Источник: Иванов А.Е., “Высшая школа России в конце XIX - начале XX века”, М., 1991.
Ещё более эгалитарной была система среднего образования. В Российской империи не было закрытых частных школ по типу английских - мест, обучение в которых было бы доступно только для аристократии. (Справедливости ради, заметим, что Царскосельский и Катковский лицеи, а равно и Пажеский корпус во многих чертах напоминали английские “паблик скулз”, но они никогда не играли в жизни России той роли, какую в жизни Великобритании играли многочисленные Итоны, Хэрроу, Рэгби, Винчестеры и прочие Ашфорды). Подавляющее большинство учащихся гимназий и реальных училищ принадлежали к непривилегированным сословиям, а представителей элиты - потомственных дворян - было в три с половиной раза меньше, чем крестьян.
Распределение учащихся средних учебных заведений “гимназического” уровня
1913/1914 учебный год
Источник: Д. Л. Сапрыкин, “Образовательный потенциал Российской империи”, Институт истории и естествознания им. С. В. Вавилова, 2009.
Конечно, к началу XX века сословная принадлежность и реальное социальное положение не были синонимами: многие богатые петербургские и московские предприниматели считались крестьянами. И всё же сложно не увидеть, что среди гимназистов доля непривелигерованных сословий чрезвычайно велика. Во Франции даже в 1936 году доля крестьянских сыновей, поставших в средние учебные заведения “лицейского” уровня, открывающим доступ к университетскому образованию, составляла 1,7 %, ремесленников - 4,3 %, рабочих - 2,7 %. Повторимся, впрочем, что род занятий и сословная принадлежность - не одно и то же.
Картина “Устный счёт” Богданова-Бельского хорошо известна (кстати, пробовали когда-нибудь решить пример, который решают крестьянские дети?)
Поступление в гимназию требовало сдачи достаточно простого экзамена, а плата за обучение была относительно низкой. В первый класс набиралось по 50-60 человек. Гимназическая программа была несопоставимо сложнее нынешней школьной - можно с достаточной уверенностью сказать, что гимназический курс смогла бы успешно сдать доля процента выпускников сегодняшних школ (выпускник гимназии должен был хорошо разбираться как в естественных, так и в гуманитарных предметах). В результате практически все дети городского "нижнего среднего класса" отсеивались уже через два-три года обучения. Чтобы ограничить приток таких детей, в 1887 году министр образования Делянов подписал циркуляр "О сокращении гимназического образования", более известный как "Циркуляр о кухаркиных детях". В циркуляре министр рекомендовал директорам гимназий учитывать возможности родителей обеспечить своим детям нормальные условия для получения образования. Согласно циркуляру, «гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одарённых гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию». Достаточно скоро циркуляр был забыт, и поступление в гимназии снова стало практически неограниченным для всех, кто мог пройти несложный экзамен и предоставить относительно небольшую плату за обучение (10 % талантливых гимназистов из небогатых семей не платили за образование вовсе)
Но, конечно, в гимназиях училась лишь малая доля молодых людей в империи. Остальные были охвачены широкой сетью начальных училищ, позволявших в будущем окончить профессиональное среднее учебное заведение. Доля грамотных в населении империи с 1897 по 1914 гг. выросла вдвое - с 21 % до 40 %. Среди молодых призывников доля неграмотных к 1913 составляла примерно 30 % - конечно, несравнимо с 0,1 % в Германии, но примерно на одном уровне с Италией (к 1916 доля неграмотных опустилась до 20 %).
Интересно, что система образования, будучи открыта для представителей разных сословий, сама работала в качестве мощного социального лифта. Вот что писал юрист, профессор Санкт-Петербургского университета Николай Коркунов:
“Нельзя не обратить при этом внимания на чрезвычайную облегченность достижения дворянства для лиц, получивших высшее образование, особенно учёные степени, и для лиц, служащих по ученому и учебному ведомствам. Высшее образование дает право на производство прямо в чины XII, X или IX класса; ученая степень доктора даже право на чин VIII класса. Пользующиеся правами учебной службы утверждаются в чинах прямо по классу должности и могут быть производимы двумя чинами выше класса должности. Таким образом, можно сказать, что у нас делается дворянином каждый, получивший высшее образование и сколько-нибудь послуживший родине. Правда, до последнего времени это несколько ограничивалось тем, что получение чинов и орденов соединяется только с государственной службой. Образованный земский деятель, поэтому, никак не мог сделаться дворянином. Но теперь это ограничение отпало. Земское положение 1890 г. предоставило права государственной службы и членам земских управ. Благодаря этому, кандидат университета, прослуживший хотя бы одно трёхлетие членом земской управы, получает чин IX класса и с ним личное дворянство”.
Конечно, возможность посещать средние, а тем более высшие учебные заведения была только у малой части населения. Бедный крестьянин не мог послать своего сына учиться в городскую гимназию: за образование всё же надо было платить, молодого школяра надо было содержать, да и большинство гимназистов - выходцев из простонародья просто не выдерживали жёсткой системы экзаменов и “вылетали” уже после первого-второго классов. Но нам важно понять, как обстояли дела с образованностью в стране в целом, а не среди элиты и узкой прослойки нарождающегося среднего класса.
Самый простой способ понять это - оценить долю грамотных среди населения. На первый взгляд, тут всё крайне печально: перепись 1897 года показала, что 79 % жителей империи оставались неграмотными. Как уже было сказано, по доле грамотных призывников Россия в Европе обгоняла только Румынию. И всё-таки ситуация быстро улучшалась.
Грамотность в Российской империи
Источник: Б. Н. Миронов, “Благосостояние народа и революции в имперской России”, М., 2012.
Уже после прихода к власти большевиков, в 1918 году, была проведена перепись по всей промышленности РСФСР. Её результаты показали, что даже несмотря на войну и начавшийся в 1917 году развал системы образования, подавляющее большинство детей в рабочих семьях умели читать и писать.
Промышленная перепись 1918 года
Источник: А. Г. Рашин, “Формирование рабочего класса России”, М., 1958.
Общие расходы на образование (бюджет Министерства народного просвещения, расходы земств, бюджеты частных и церковных школ и училищ, расходы военного и морского министерств на учебные заведения и так далее) достигли полумиллиарда золотых рублей. Примерно во столько же обходился империи миллион солдат её армии. Питирим Сорокин в своей “Социологии революции” даёт ещё более высокую оценку - 640 миллионов рублей суммарных расходов. Интересно, что к 1910-м гг. земские школы в основном финансировались за счёт субсидий от центрального правительства, но управлялись (от найма учителей до составления учебных программ) местными выборными органами власти - собственно, земствами.
Прогресс народного просвещения
Источник: А. Г. Рашин, “Формирование рабочего класса России”, М., 1958.
В 1908 году был принят новый закон о начальном образовании. Одним из его пунктов должно было стать всеобщее обязательное образование для всего населения империи (за исключением инородцев - жителей “внутренних колоний”). Государственная дума была рада согласиться, но отказывалась предоставить для создания системы всеобщего образования больше 10 миллионов рублей - смешные деньги для столь масштабного проекта.
В результате к 1913 году о всеобщем начальном образовании оставалось только мечтать (хотя его введение и было назначено на 1916 год, сомнительно, что к этой дате удалось бы утрясти все организационные и финансовые проблемы). Даже в 1910-е начальные училища посещала на регулярной основе всего лишь половина детей в возрасте от 8 до 11 лет. Правительство, не имея денег для проведения быстрой программы введения
всеобщего обязательного образования, решило пойти по пути постепенных изменений. Была развёрнута программа создания сети школ; задача заключалась в том, чтобы каждый ребёнок в империи имел школу не более чем в трёх верстах (3200 метрах) от своего места жительства. Ускоренными темпами шла подготовка сельских учителей, благо в желающих ими стать недостатка не было - годовой оклад учителя высшего начального училища составлял 960 рублей (для сравнения: средняя годовая зарплата рабочего по стране - 240 рублей, зарплата профессора - 2100 рублей, фунт телятины 1 сорта в Москве - 30 копеек, фунт хлеба - 3 копейки).
Интересно, что русские школяры привыкли к свободам, незнакомым их европейским сверстникам. И вот тому доказательство.
В 1910 году министром образования стал Лев Кассо. Румын из бессарабских помещиков, он учился в Лицее Кондорсе, Сорбонне, в Гейдельбергском и Берлинском университетах, а степень магистра права получил в Дерптском (Юрьевском) университете, который незадолго перед этим сменил язык преподавания с немецкого на русский. Кассо пытался перенести опыт континентальной Европы на русскую почву - например, унифицировать программу преподавания истории, ограничить права родителей в управлении школой (во многих европейских странах родители вообще не имели никаких возможностей повлиять на деятельность школ), запретить гимназистам появляться на улицах после 10 часов вечера (это “строгое” правило вызвало бы смех у учеников британских закрытых школ). В итоге европейские нравы вызвали такой взрыв негодования у русской общественности, привыкшей к необычайной для французов и немцев вольности в системе образования, что Кассо был заклеймён ретроградом и душителем свобод и превратился чуть ли не в самого нелюбимого интеллигенцией министра в царском правительстве.
Лев Кассо в недоумении
Система образования имела стройный и понятный вид. Существовало несколько жёстко выстроенных “треков” образования. Молодой человек, желающий стать офицером, шёл сначала в кадетское училище (везунчики попадали в Пажеский корпус - кузницу гвардейских кадров), затем - в юнкерское. Уже после получения офицерских погон и нескольких лет службы можно было сдавать сложнейшие экзамены в одну из военных академий; только окончание академии или подвиги на поле боя позволяли в будущем подняться выше звания подполковника - действовала жёсткая меритократическая система. Будущие инженеры заканчивали реальные училища, затем шли в технические институты. Будущие священники после начального духовного училища оканчивали семинарию, и лучшие могли претендовать на поступление в духовную академию. Купцы отдавали своих сыновей в коммерческие училища Министерства финансов, а высшее образование будущие финансовые воротилы получали в специализированных коммерческих институтах в Москве, Киеве и Харькове. Кадры для центрального правительства готовились элитными Училищем правоведения Министерства юстиции, Александровским (бывшим Царскосельским) и Николаевским (Катковским) лицеями. Наконец, для тех, кто не мог претендовать на поступление в одно из таких учреждений, существовали церковные, земские и всевозможные воскресные школы, высшие начальные училища, о которых было сказано выше, учительские семинарии, разные профессиональные училища - лесные, землемерные, горные, промышленные, сельскохозяйственные, высшие курсы и так далее. К 1913 году не получить вовсе никакого образования мог только тот, кто не хотел его получать, или выходец из самых социальных низов (хотя и для них существовали возможности).
Конечно, говорить о в полной мере равных возможностях получения образования в Российской империи для выходцев из разных социальных слоёв нельзя. Но идеальной ситуации, в которой успех в получении образования никак не зависит от происхождения, а только от личных усилий молодого человека, нет ни в одной стране на планете до сих пор. Всё познаётся в сравнении, и в сравнении с ведущими странами Западной Европы система образования дореволюционной России была ничуть не менее инклюзивной, что само по себе удивительно, если вспомнить об огромных различиях в уровнях экономического развития.
Вот что пишет Дмитрий Сапрыкин: “образовательная политика, по крайней мере в царствование Николая II, опиралась на идеологию «народной монархии», предполагала усиление роли семьи в сфере образования в целом, развитие форм государственно - общественного управления образованием, постепенную ликвидацию ограничений для непривилегированных сословий и демонтаж соответствующей «статусной» стратификации системы образования, ассоциировавшейся с «классицизмом» («демократическая тенденция») и, одновременно, опору на традиционную религию и монархическую государственность («консервативная тенденция»). Эта политика вела к достаточно быстрому, но плавному увеличению доступа представителей низших сословий к системе «продвинутого» образования и через это – расширение и обновление социальной элиты”.
Главным отличием тогдашней системы от нынешней было то, что юноша должен был ещё в достаточно раннем возрасте решить, какой путь в жизни он выберет, и если он решал поступать в высшее учебное заведение, он должен был уже с десяти лет много и хорошо учиться. Десять лет валять волынку, только в одиннадцатом классе опомниться и начать готовиться к экзаменам было невозможно: по окончании каждого класса гимназии сдавался сложнейший экзамен, и до конца седьмого класса доходило меньше половины, а то и меньше трети поступивших в первый класс.
В 1915-1916 гг., при министре образования графе Игнатьеве, начинается создание единой системы образования, позволяющей свободную “смену образовательных треков”, как сказали бы сегодня
Латынь и французский, начала интегрального и дифференциального исчисления, древняя и новейшая история - всё это гимназист должен был отвечать в конце года своим учителям. Почти каждый год в Неве, в Москве-реке, в Днепре и в Волге вылавливали трупы молодых гимназистов, не справившихся со стрессом и покончивших с собой после проваленного экзамена, означавшего оставление в гимназии на второй год. Зато те, кто доходил до конца этого цикла, получали приз - право поступить в университет без экзаменов.
Вся страна была разделена на учебные округа, во главе которых обычно стояли университеты. О них и о высшем образовании в целом и мы поговорим в следующем разделе.
Высокое, высокое образование
Всего в империи к 1914 году насчитывалось 62 высших учебных заведения.
Работа в системе высшего образования обеспечивала почёт, уважение и высокое положение в обществе. Ординарный профессор университета мог рассчитывать на чин статского советника - “гражданского генерала”. Выдающийся русский историк Соловьёв, ректор Московского университета, имел чин тайного советника, примерно соответствующий должности заместителя (товарища, по тогдашней терминологии) министра - и это далеко не исключение.
Система высшего образования империи быстро развивалось. В Германии число студентов вузов выросло с 32 тысяч в 1869 году до 139 тысяч в 1914 (45 лет). Российская империя справилась с аналогичной задачей за двадцать лет - и это несмотря на две войны, в том числе мировую, и революцию 1905-7 гг. Если бы темпы, достигнутые за 20 лет 1897-1917 гг., сохранялись ещё 25 лет, то к 1942 число студентов достигло бы 840 тысяч человек (конечно, такая простая экстраполяция ни в коем случае не может считаться убедительным прогнозом, и всё же).
Рост числа студентов в Российской империи
Источник: А. Е. Иванов, “Высшая школа в России в конце XIX - начале XX вв”, Москва, 1991.
Сапрыкин в своей монографии критикует данные Иванова и приводит несколько иные показатели (впрочем, не столь значительно отличающиеся от чисел Иванова). Основной спор идёт вокруг вопроса о том, кого можно считать студентом, а кого нет. Не будем вдаваться в эти дискуссии, а просто предложим читателям сравнить число студентов по категориям в Российской и Германской империях. Из расчёта исключим учащихся военных училищ и академий, художественных вузов и консерваторий, не будем учитывать будущих священников и теологов. Заодно исключим российские высшие женские курсы, не имеющие прямого аналога в Германии (заметим, что в Германии, в отличие от России, женщины могли учиться в университетах). На всякий случай напомним, что Германия в то время - безусловный мировой лидер почти во всех отраслях науки.
Число студентов в Германской империи, тысяч
Источник: Д. Л. Сапрыкин, “Образовательный потенциал Российской империи”, Институт истории и естествознания им. С. В. Вавилова, 2009.
Примечание: на “философских” факультетах изучали и физику, и историю, и политэкономию, и все прочие науки, кроме теологии, юриспруденции и медицины. Это наследие средневековой традиции. До сих пор наших соотечественников удивляет наличие у западных математиков, биологов, химиков, экономистов степени “доктор философии”, но удивляться тут нечему.
Число студентов в Российской империи, тысяч
Источник: Д. Л. Сапрыкин, “Образовательный потенциал Российской империи”, Институт истории и естествознания им. С. В. Вавилова, 2009.
Примечание: под юридическими вузами имеются в виду университетские классы Училища правоведения, Александровского (Царскосельского) и Катковского (Цесаревича Николая) лицеев
По общему числу студентов на душу населения Россия к 1914 году догнала Великобританию и совсем немного отставала от Франции. Качество образования, пожалуй, ненамного уступало европейскому, и для молодых университетских доцентов считалось правилом хорошего тона несколько лет после получения диплома поработать в университетах Германии и Франции.
В 1911 разразилось так называемое “Дело Кассо”. 130 преподавателей Московского университета ушли в отставку после того, как министерство просвещения обязало университетскую администрацию обеспечить надзор за поведением студентов. Студенты ещё с начала века регулярно устраивали забастовки и беспорядки; в порядке вещей считалось освистать неугодного профессора. В 1905 году московские студенты поздравили телеграммой японского императора с победой при Цусиме, вызвав немалый скандал.
Чтобы сравнить вольные порядки, царившие в Московском университете, с порядками в Германии, приведём отрывок из воспоминаний социалистки Анжелики Балабановой: “Атмосфера в университетах Германии была подобна атмосфере в хорошо вымуштрованном армейском гарнизоне, которым, подобно штабу, управлял профессорско-преподавательский состав. Пропасть между преподавателями и учащимися олицетворяли короткие и надменные кивки, которыми первые отвечали на военные приветствия и щелканье каблуками последних. Невероятный формализм и авторитарность университетской жизни ужасали меня, но еще более невероятным было спокойствие, с которым студенты принимали такой режим. Можно было тщетно искать хоть какой-то намек на бунт, непочтительность, добродушную насмешку. Если среди лейпцигских студентов и были какие-то радикалы, я не обнаружила их – и это в одном из самых революционных социалистических центров во всей Германии!... Однажды утром, когда я вошла в аудиторию, я заметила необычное возбуждение среди студентов. Когда появился профессор Вагнер, чтобы начать лекцию, он был встречен неистовым топотом ног, которым немецкие студенты выражали не какой-либо протест, а свое патриотическое возбуждение. И только после того, как Вагнер сел, произнеся последние фразы лекции, я поняла, что означала эта демонстрация и необычно шовинистической тон профессора, обращенный к слушателям. Рядом с Вагнером на возвышении сидел в кресле, покрытом гобеленом с золотой отделкой, пожилой господин в военной форме со множеством орденов. Этот посетитель был членом семьи Гогенцоллерн”
Главный вход в Императорский Санкт-Петербургский университет
“Здание Двенадцати коллегий”
Интересно, что система высшего образования в Российской империи была “заточена” на подготовку технических кадров; доля студентов, обучающихся гуманитарным специальностям, была заметно ниже, чем в Европе. Например, доля студентов-юристов в России не превышала 10 %, в то время как в Германии превышала 15 %. Сам Николай II считал, что России нужны не столько новые университеты, сколько новые технические институты. С ним не соглашался министр образования Игнатьев: в первую очередь нужно обращать внимание на историко-филологические и механико-математические факультеты университетов. Число студентов росло такими темпами, что квалифицированного преподавательского состава, подготавливаемого университетами, не хватало, несмотря на все привилегии, следующие за профессорским званием. Чтобы решить проблему нехватки людей с фундаментальным образованием, перед самой мировой войной было запланировано открытие четырёх новых университетов (в дополнение к десяти имеющимся) - они должны были обеспечить кадрами полтора десятка новых технических институтов.
Но само по себе количество студентов не говорит ни о чём, кроме количества студентов. Каких результатов добились все эти университеты, институты и училища?
Собственные Невтоны
В 1911 году профессору Санкт-Петербургского политехнического института Борису Розингу и его ученику Владимиру Зворыкину удалось впервые в истории провести передачу телевизионного сигнала. Профессор Александр Попов стал в 1895 одним из создателей радио, хотя его изобретение было почти сразу засекречено по требованию императорского военно-морского флота. В 1903 году России был создан первый теплоход (“Вандал”, построенный на Сормовских верфях). Медики Мечников и Павлов стали первопроходцами в иммунологии и физиологии. Дмитрий Менделеев стал членом двух десятков Академий наук. Физик Пётр Лебедев доказал давление света. Николай Жуковский и Сергей Чаплыгин стали основоположниками аэродинамики. Этот список можно продолжать очень долго, но согласимся, что и представленного достаточно, чтобы понять, насколько “безнадёжно отсталой” была Россия в начале XX века.
Совершенно удивительных успехов империя добилась в авиастроении. Благодаря талантам Сикорского впервые в мире было налажено серийное производство многомоторных бомбардировщиков “Илья Муромец”. Николай Жуковский стал основоположником науки аэродинамики. Фамилии Жуковского и Сикорского широко известны. Но помимо них в начале XX века в Российской империи работали десятки талантливых авиаконструкторов. Историк авиации Михеев пишет: “По свидетельству современников, к началу 1930-х годов «русские летчики и инженеры в Америке сумели зарекомендовать себя так хорошо, что при образовании новых предприятий лица, их финансировавшие, ставили условием, чтобы половина инженеров — были русские”.
В. Р. Михеев и Г. И Катышев, историки авиации, изучили биографии 75 ведущих конструкторов, инженеров и техников, работавших над созданием бомбардировщика “Илья Муромец”. Из 75 человек один погиб до 1917 года, 25 - между 1917 и 1924 годами, 32 человека эмигрировало. Из 17 оставшихся в Советской России восемь, включая знаменитого Поликарпова, были репрессированы [3]
Создателями самого мощного поршневого истребителя Второй мировой войны - американского P-47 Thunderbolt - были два Александра, Северский и Картвели, оба офицеры Русской императорской армии. Последнее детище двух этих конструкторов - штурмовик A-10 Thunderbolt - до сих пор остаётся на вооружении ВВС США. Ещё в 1922 русский конструктор Александр Ботезат построил первый в мире вертолёт, успешно совершивший управляемый полёт. И снова, список имён выдающихся эмигрантов-авиаконструкторов, сумевших реализовать себя вдали от Родины, можно продолжать очень долго.
Бомбардировщик “Илья Муромец”
Хай-теком дело не ограничивалось. Обеспеченная квалифицированными техническими кадрами, экономика империи всё лучше справлялась с производством массовой машиностроительной продукции.
Источник: “Россия 1913 год. Статистико-документальный справочник”, Институт российской истории РАН, 1995
Примечание: среднее за 1907-1909 гг., в 1909 году сбор данных по трёхлетиям сменился сбором данных погодично
Высокотехнологичные отрасли промышленности получат мощный толчок к развитию уже в годы Первой мировой войны. (Подробнее об экономике Первой мировой мы будем говорить позже). К 1916 году Российская империя обзаведётся производством пластмасс, шарикоподшипников, авиационных двигателей всех типов, высокоточных станков. Производство промышленного оборудования за три года, с 1913 по 1916 гг., выросло в три с половиной раза в постоянных ценах, перевалив за 1 % ВВП, а производство металлорежущих станков выросло за это время в десять раз, до двадцати тысяч единиц в год. Конечно, добиться всего этого без квалифицированных кадров было бы невозможно.
Не только в инженерных, но и фундаментальных науках русские добивались немалых успехов. Например, теория вероятностей становится чуть ли не “русской” отраслью математики: в Петербурге работают два ученика великого Чебышёва - Маркову (Марковские цепи) и Ляпунову (он больше известен своими работами по дифференциальному исчислению, но именно Ляпунов был первым, кто предложил интегральное представление функции распределения); в Москве преподаёт Николай Лузин, учениками которого станут Хинчин и великий Колмогоров, “отец” современной теории вероятностей.
Студенты и преподаватели математического отделения Московского Императорского университета
Благодаря трудам химика Зелинского появляется современная нефтехимия. Физик Лебедев подтверждает существование светового давления. В Петербурге у знаменитого математика Стеклова появляется способный ученик - Александр Фридман, тот самый, который через несколько лет предложит свою модель нестационарной Вселенной, вплоть до наших дней остающуюся, пусть и с изменениями, основной моделью устройства мира. Кораблестроитель Алексей Крылов получит золотую медаль Британского общества корабельных инженеров: в первый раз за всю историю общества, насчитывающую к моменту награждения уже сорок лет, её получает иностранец. Физик Миткевич предлагает использует трёхфазную дугу для электросварки - в этой области русские вообще идут впереди планеты всей. Кравков и Фёдоров проводят внутривенный наркоз, получивший название “русского метода”. Русская армия первая обзаводится миномётами и подводными минными заградителями, а уже в годы мировой войны - первыми противогазами и автоматами (штурмовыми винтовками). И так далее.
Толстой, Достоевский и Чехов уже успели стать классиками. Законодатель литературных вкусов англичанин Мэтью Арнольд пришел к выводу, что в области литературы французы и англичане в конце XIX в. потеряли первенство, переданное стране, «демонстрирующей новое в литературе... Русский роман ныне определяет литературную моду. Мы все должны учить русский язык». Поль Валери называл русскую культуру “чудом света”. Бенуа писал о “русских сезонах” в Париже: “я чувствовал с первых же дней нашей работы в Париже, что русские варвары, скифы, привезли на “генеральный экзамен в столицу мира” то, что есть лучшего в искусстве в данный момент на свете”. Дягилев и Станиславский, Чайковский и Стравинский, Кандинский и Врубель - эти фамилии можно перечислять очень долго - восхищали весь мир своим творчеством.
Так была ли Российская империя безнадёжно отсталой страной?
Читателю предлагается сделать вывод самостоятельно.
ССЫЛКИ
[0] http://istmat.info/node/21366
[0] http://istmat.info/node/15771
[1] http://www.demoscope.ru/weekly/2011/0461/analit01.php#_FNR_16