Запретная песня. Глава 5. «Сначала я собирался её съесть» (1)

Ихван был лишь невысокой горой, на которую Дохви мог взобраться несколькими быстрыми прыжками. Поймать и убить лису здесь не составляло никакого труда.

Маленькие звери, такие как лисицы и зайцы, у которых развиты задние лапы, инстинктивно стремились убежать к вершине горы. Хотя Дохви не испытывал особого удовольствия от охоты на лис, он хорошо знал это правило, так же как лиса знала, что ей надо спасаться бегством от хищника.

Но её противник был не змеёй и не дикой собакой, а тигром, что каждый вечер пересекал огромные горные хребты.

— Кя-кя-кя! — заорал пойманный лис, словно это была его последняя отчаянная попытка.

Этот пронзительный визг, словно раздирающий струны флейты, заставил Дохви изменить план, и он тут же схватил добычу. Вонзив клыки в загривок, он быстро мотнул головой, чтобы окончательно оборвать жизнь лиса.

Его лапы обмякли, перестав сопротивляться. Дохви сплюнул, недовольно скривившись от привкуса крови, оставшегося у него во рту.

Этот наглый лисёнок посмел соблазнять его самку. Первоначально Дохви хотел перегрызть его кости и съесть, но вкус был настолько противным, что он отказался от этой идеи.

Тигр лениво пнул тело, перекатывая его носком лапы, и поднял голову, чтобы уловить запах Сохвы.

Дело было не в том, что она была его самкой, а в том, что её запах был поистине уникальным. В нём смешивался мягкий запах пушистой маленькой лисицы, аппетитный аромат вяленого перепела и даже немного его собственного запаха.

Всё это вместе и было Сохвой.

Интересно, как на свет могла появиться такая милая дьяволица?

Сколько бы раз он ни вспоминал их первую встречу, эта маленькая лиса была предначертана ему судьбой.

Дохви, прикинувшись потерявшим память, поселился у Сохвы, хотя на самом деле он уже тысячу лет был мудрым тигром-демоном.

Величественный хозяин горы Тхёнмунсан, чьё тело достигало более двенадцати чхоков в длину. Его юношеским именем было Тхёнмун Докхо, что означало «сын Тхёнмунсана».

Однажды он сцепился с огромной змеёй, что пыталась вознестись на небо из его владений. Ему не нравился замысел существа, которое, не заплатив пошлину, долго сидело в Тхёнмунсане, а теперь притворялось, что обладает божественной мощью, и собиралось взойти в небеса. Тигр вонзил клыки в хвост врага, когда тот уже держал жемчужину во рту и был готов к вознесению.

В конце концов, змея так и не смогла вознестись, осталась лишь огромной ящерицей и ушла в глубину Тхёнмунсана, чтобы основать там свою обитель и взять себе учеников.

За то, что он издевался над змеёй, которая накопила благодать, Дохви был наказан Верховным владыкой: ему велели сбросить свою крепкую, словно железо, шкуру, отказаться от почитаемого имени и возродиться заново.

Как всегда, Верховный владыка дал ему новое имя:

— Поистине прекрасный и жестокий тигр.

Так четвёртый сын, Дохви (菟徽), был дарован семье тигров с горы Куньлунь.

Как говорится, в жизни удача и несчастье идут рука об руку: быть дарованным в семью крепкой и любящей пары тигров было удачей, а иметь ревнивых старших братьев — несчастьем.

Нет ничего в мире, что не было бы ценно, но старший брат Дохви, которого уже прозвали тигром Куньлуня, признал необычайные способности новорождённого, когда тот ещё не успел окончательно освободиться от пуповины, и бросил его орлу на корм.

Но орёл так и не съел Дохви и оставил его в отдалённом месте, за тысячи ли от Куньлуня.

И хотя маленький тигр был брошен вдали от родителей, даже не успев открыть глаза, это место было настолько далеко, что старший брат не мог его достать — возможно, в этом и заключалась удача.

Или же это был предначертанный путь, чтобы встретить Сохву.

Дохви прекрасно помнил день, когда она впервые его подобрала.

— Что это тут у нас? Такой милый! — проговорила она, подняв его, даже не понюхав.

— Это дикая кошка, точно, — заявила она.

Смела ли она сравнивать повелителя всей Поднебесной с каким-то там диким котом? Возмущённый Дохви решил, что непременно её укусит, и попытался разглядеть её лицо.

Но как бы ни был он мудр и почти бессмертен, всё-таки он только что родился, и на то, чтобы открыть глаза, ему потребовалось несколько дней.

Когда Дохви, наконец, с усилием разлепил веки, был полдень, и солнце светило во всю мощь. Смеясь, Сохва щекотала ему шею, держа его так, что он находился в тени её тела.

— Золотые глаза, как мило, — улыбнулась она.

Прежде всего он заметил её губы, алые, как зрелая ягода малины, лицо белое, как шёлк, и чёрные волосы, собранные в аккуратный пучок.

Поначалу он думал, что перед ним что-то неизвестное и непонятное.

Она открывала и закрывала рот, словно малыш, глупо улыбалась и задавала странные вопросы.

— Почему ты такой маленький? Почему у тебя глаза золотые? Ты дикая кошка? Почему же у тебя так много чёрных полос? Ты меня видишь?

Она всё говорила и говорила, не останавливаясь, спрашивала и отвечала сама себе. Такое поведение казалось ему по-детски наивным.

Дохви должен был догадаться сразу.

Эта милая, наивная лисица, своими вопросами и своей улыбкой пленившая сердце дикого зверя, была гораздо хитрее, чем казалась.

— Почему ты всё растёшь? Ты разве не должен был вырасти полностью? — спрашивала она потом.

Вырос полностью?

Как могла она так заблуждаться, когда его лапа была больше, чем она сама?

Все звери, способные к превращению, такие как он, могут принимать человеческий облик, полагаясь на свою силу.

Если твоя шкура толстая и сильная, то и человеческий облик крепок и красив. Если ты слаб и недоразвит, то и человеческий вид будет таким же.

Кем же была эта лиса, которая, несмотря на свои размеры, осмеливалась считать его чем-то незначительным?

Она была маленькой и любопытной, по-видимому, питалась только ягодами и плодами, такими как тутовые или актинидии. Всё указывало на то, что она — енот.

Но когда он увидел её в изменённом виде, она оказалась совсем не похожа ни на кого из известных ему существ.

Её тело было покрыто мягкой шерстью серебристого цвета, лапы и хвост были чёрными, а на кончиках ушей едва заметно проступали тёмные пятна.

Её сияющая шерсть заставляла его думать, что она, возможно, была белым соболем, но, как выяснилось, она была лисой. Настолько маленькой и смешной, что её легко можно было принять за детёныша. Она была впечатлительна, легко обижалась и ещё легче смеялась.

Сохва, такая же простодушная и глупая, как при первой встрече, не изменялась с годами.

Наверное, именно поэтому она и взяла меня к себе.

Кто ещё мог приютить тигра и заботиться о том, кто замышлял в любой момент съесть своего спасителя? Какой ещё глупец поступил бы так же?

К счастью, эта лиса была изгнана из своей стаи и не имела никого, кто мог бы наставить её на верный путь.

Как и большинство отвергнутых, Сохва была неуклюжей во всех смыслах. Для лисицы её тело было крохотным, сравнимым с лаской; лапы часто путались, а зубы, едва прорезавшись, не могли причинить боли даже при укусе. Разумеется, охотничьи навыки у неё были ниже всякой критики.

Такие долго не живут.

Раз уж ей суждено умереть, может, лучше бы её поглотил великий тигр, как я? Для этой глупой лисицы это было бы даже честью.

Дохви всерьёз собирался съесть Сохву. Изначально всё именно так и было. Он был неблагодарным и свирепым тигром, не знающим, что такое забота и милость, и поэтому с нетерпением ждал, когда вырастет, чтобы разорвать эту лисицу, как только его зубы станут больше.

Но, сколько он ни наблюдал за глупой лисицей, всё указывало на то, что её рано или поздно съест кто-то другой, прежде чем он сам полностью вырастет.

Будто мёдом её обмазали — от неё исходил сладкий запах, а тело было ещё мягче, чем у него, котёнка. Одного взгляда хватало, чтобы рот наполнился слюной.

Был ещё статус хозяина гор Тхёнмунсан, и терять добычу, которую он присмотрел, тигр не мог себе позволить. Дохви с трудом, но упорно следовал за Сохвой, несмотря на свою неуклюжесть.

Но чем тяжелее он становился, тем чаще хрупкая лисица пыталась оставить его позади.

— Нельзя. Ты слишком тяжёлый, теперь я не могу носить тебя.

Что значит тяжёлый? Я же совсем крохотный! Хотя да, если подумать, ей действительно нелегко меня таскать, когда она сама такая маленькая.

Дохви, который только начал учиться ходить, делал всё, чтобы не отставать от Сохвы, а потому приходилось бежать.

— Как долго ты собираешься плестись на этих своих мягких лапах? Дорога ведь сложная.

Лучше бы о себе позаботилась.

Эта лисица, которая и так недоедала, была слабее тигрёнка, только что родившегося. Однажды, после состязания в беге до гребня горы, она свалилась с жаром на несколько дней.

Когда Сохва вернулась с того света, выглядела так жалко, что стало даже немного жаль.

Разве лисы не питаются мясом?

Ест только черешню, яблоки да финики — вот и ходит такая хиленькая. Хотя что ей ещё остаётся — ведь кроме яиц украсть-то больше нечего, а о настоящей охоте и речи не идёт.

Тогда лучше бы уж спустилась в деревню и попыталась жить среди людей. Но, похоже, у неё и на это не хватало смекалки.

Если оставить её так, она точно умрёт.

Дохви обязательно хотел съесть эту заносчивую лисицу. Но он сперва беспокоился, что её схватит кто-то другой, а теперь боялся, что она просто сгинет раньше срока.

Каждый раз, глядя на больную Сохву, Дохви охватывало беспокойство.

Прошло несколько дней, и ей стало легче. Едва лисица смогла встать на ноги, как внезапно появился вонючий енот, который тут же стал к ней подлизываться и уговаривать бросить Дохви.

— Ну, если он действительно тигр, тогда можно будет прогнать его и позже, что тут такого.

Если я тигр, то можно меня бросить? Нет, этого не будет. Ни в коем случае. До того, как эта лисица попадёт мне в пасть, я не дам ей уйти.

Как же остаться рядом с лисицей?

Хотелось накормить её как следует, хотелось вместо неё стирать у замёрзшего ручья, согревая её нежные лапки, хотелось подмести пыль, когда она пыталась это сделать, уткнувшись лицом в грязь.

Дохви, думая, как ему быть, собрал все силы и превратился в человека. Глупая лисица тут же успокоилась.

— Мы ведь разные, значит, влечения не возникнет. Ты послушный и добрый, так что, думаю, сможем жить вместе. Как считаешь?

Когда я вырасту, съем эту лисицу. Как только немного подрасту, проглочу её целиком, без следа.