Высшее общество. Глава 73
— Абсолютно верно. Леди Аделаида, безусловно, прекрасна, но иногда ее реакции совершенно непредсказуемы, — согласилась леди Делайла.
— Она редко смеялась над шутками…
— У меня тоже возникло подобное ощущение. Когда я упомянул, что чичисбей моей матери уже давно не заходил к нам, она лишь ответила: «Должно быть, он очень занят».
— Точно. И меня ее фраза смутила. Ведь служить даме — обязанность чичисбея, и объяснить пренебрежение своим долгом занятостью — как-то неуместно.
Отовсюду посыпался хор согласных голосов.
Делайла задумчиво прикоснулась веером к подбородку.
— Удивительно. Даже если она выросла в Каполло, как можно быть такой... наивной?
Мадам Равенна, почувствовав, что разговор поворачивается в ее пользу, решилась продолжить:
— Весьма проницательно, леди Делайла. Вы правы. Так реагировать на простую шутку! Как будто я всерьез предлагала продавать людей из Киморы в рабство! Она совершенно не понимает светского юмора.
Женевьева лишь неопределенно улыбнулась.
Хотя, конечно, в этой шутке была и доля правды...
— Родословная, безусловно, важна, но опыт, накопленный с годами, нельзя недооценивать. Пусть леди Аделаида и является представительницей рода Буонапарте, но назвать ее истинной аристократкой Форнатье было бы преувеличением.
Все обменялись неловкими улыбками в ответ на резкое заявление леди Равенны, словно она бросала прямой вызов семье Буонапарте.
Когда никто не поддержал ее, мадам Равенна, краснея, взмахнула веером, чтобы скрыть свое смущение.
— Впрочем, не нам ее судить. Если леди Аделаида действительно не соответствует уровню Буонапарте, правда вскроется сама.
— Что вы имеете в виду? — поинтересовался кто-то.
Мадам Равенна улыбнулась едва заметной злой ухмылкой:
— Скоро откроется салон Джинобль, не так ли?
Чезаре сидел на слишком вычурном, безвкусном, бархатном диване, с опустошенной бутылкой в руках.
Вокруг него были такие же, как он, молодые дворяне, которые пили и обменивались небрежными шутками. Это был клуб «Рикентия» — место, где аристократы Форнатье искали себе спутников для ночных утех.
Сегодня был первый день светского сезона, и обычно Чезаре отправлялся в «Балладур», но почему-то оказался здесь. По этой причине герцог привлекал к себе взгляды, что раздражало его больше обычного.
Чезаре вновь посмотрел на бокал и снова налил себе выпить.
Один из молодых дворян, сидящих рядом, осмелился спросить:
— Почему ты сегодня не в «Балладуре»?
Чезаре пытался вспомнить причину.
Он уже дошел до храма Морской Богини, где должно было состояться открытие клуба «Балладур», и услышал, что герцог Джинобль привез с собой Лукрецию.
Обычно Чезаре бы проигнорировал это, но внезапно его охватила ярость.
Что такого он сделал, что Эзра и Адель уже практически привязались друг к другу?
Конечно, ситуация складывалась не так уж и плохо, но...
— «…Все же, мне кажется, лучше принять приглашение сэра Эзры».
Глядя на то, как невинная, ни о чем не подозревающая чистильщица обуви медленно поддавалась этому миру, Чезаре чувствовал странное внутреннее беспокойство — почти человеческую жалость.
Вероятно, в этот самый момент наивная чистильщица с удовольствием обсуждает прочитанные книжки.
Чезаре помрачнел, кружил вино в бокале и думал о том, что произошло бы, если бы он встретил Лукрецию сегодня.
Скорее всего, он бы ударил ее.
Поэтому он решил не идти в «Балладур» и коротко ответил:
Молодые дворяне, сидевшие рядом, рассмеялись.
— Точно. В последнее время ты совсем завязал с этим.
— Я был удивлен такой перемене. Думал, что как пес, который никогда не бросит свою кость, ты не сможешь воздержаться от женского общества, а тут такое...
Разговор шел в вольном, неформальном ключе, как это бывает в подобных ситуациях. Чезаре, выпив еще, позволил их болтовне проскользнуть мимо ушей.
Он действительно держался подальше от женщин. Три месяца все его заботы были только о бедной чистильщице обуви.
Но раз она теперь в компании Эзры Делла Валле, не может ли и Чезаре позволить себе немного расслабиться?
Он хотел налить еще вина, но обнаружил, что бутылка пуста. Подозвав слугу, герцог заказал новую и устало оперся подбородком на ладонь.
Его собеседники все еще обсуждали что-то свое, когда Чезаре внезапно спросил:
— Кто-нибудь бывал в клубе «Вериссимус»?
Чезаре, один из самых высокородных дворян, никогда не посещал подобные заведения.
— Я был, — ответил один из аристократов с усмешкой. — Это клуб для жалких неудачников.
— Да ладно тебе! Я не такой жалкий, как они. Это место для тех, кто не умеет веселиться. Они все время твердят что-то о Дюранте. Что это вообще значит?
— Ты гордишься своим невежеством?
— Эй, ты чего так огрызаешься?
Молодой человек рассердился, а затем рассмеялся, считая, что Чезаре пошутил.
Как можно не испытывать стыда за свое невежество? Даже эта чистильщица обуви переживает, если что-то не знает! Страна катится в пропасть. Надо поотрубать им всем головы и скормить рыбам.
Чезаре вздохнул и, налив новый бокал вина, огляделся по сторонам.
Он увидел, как пара, обняв друг друга за талию, направилась в другую комнату.
Чезаре равнодушно наблюдал за этим и опустошил бокал.
Но в таком обществе, по крайней мере, не придется беспокоиться о том, что ее схватит какой-нибудь мерзавец, как здесь…
Адель Виви — не та, кого можно просто так схватить. Определенно.
Настроение его неожиданно поднялось, и он вновь щедро наполнил бокал. В это время слуга куда-то отвел сцепившуюся, словно змеи, страстную пару.
Какие же они дикари. Хорошо, что Адель Виви не оказалась в таком месте. Хотя… в конце концов, она ведь будет с Эзрой, не так ли? От этого даже слегка тошно…
Чезаре позволил мыслям течь без всякой цели, пока кто-то не присел рядом.
— Сегодня ты пьешь больше обычного, Чезаре.
Это была женщина с вьющимися волосами цвета темной пурпурной волны и полными, чувственными губами.
Даже если не обращать внимания на платье глубокого фиолетового цвета, для изготовления которого, казалось, было замучено бесчисленное количество моллюсков, лицо дамы источало такую благородную красоту, что невозможно было не признать ее происхождение.
— Давно не виделись. Как поживаешь?
Шарлотта Ивреа — младшая дочь герцога Ивреа, приора с южных островов, любимица всей семьи.
Чезаре проигнорировал эти дружеские слова и лишь молча уставился на ее волосы.
Пурпурный — противоположен зеленому…
Эта мысль возникла без всякой причины, и когда Шарлотта слегка приподняла одну бровь, Чезаре неожиданно вспомнил о ее присутствии.
— И что это такое? Сегодня ты «герцог Чезаре»?
Он опомнился и тихо рассмеялся:
— Правда? Кажется, ты не в себе.
Чезаре, скучающе ответив, сделал еще один глоток.
Шарлотта, казалось, не придавала значения его равнодушию и осторожно положила руку ему на бедро.
— Похоже, вы действительно пьяны. Пора вам отдохнуть, герцог Чезаре.
Ее рука медленно и уверенно скользнула по внутренней стороне его бедра.
Молодые люди, сидящие поблизости, вежливо отвернулись, давая паре пространство.
Тем временем Чезаре нахмурился и инстинктивно попытался оттолкнуть Шарлотту, но тут же остановился.
Ведь именно ради этого я сюда и пришел. Может, если я позволю себе расслабиться, больше не буду так реагировать на всякую чепуху. И тогда смогу вернуть себе хладнокровие.
Чезаре резко поднялся. Шарлотта, опирающаяся на него, потеряла равновесие и неловко упала на диван:
— В постели проявлю все нужные манеры, не беспокойся.
— Кроме тела, в тебе ничего примечательного нет, и ты это знаешь, — бросила она.
— Лицо, деньги и талант тоже стоит вычеркнуть?
Шарлотта фыркнула, но потом вдруг расхохоталась, словно была под чем-то.
Они вместе вышли из зала, и Шарлотта, обняв Чезаре под руку, прижалась ближе.
— Но ты сегодня какой-то вялый, что случилось?
Продолжая непринужденную беседу, они добрались до комнаты на втором этаже.
Как только дверь закрылась, Шарлотта агрессивно прижалась к нему всем телом, явно настроенная решительно.
— Знаешь, честно говоря, ты лучший в этом деле.
Однако Чезаре стоял на месте, засунув руки в карманы.
Надо, конечно. И я это сделаю.
Но, как ни странно, он не чувствовал никакого желания.
— Ты точно пьян? — спросила она, удивленная таким безразличием, и толкнула его на диван.
Чезаре не стал сопротивляться, а лишь лег, позволив себе поддаться ее движению, и тихо вздохнул, чувствуя вино на своих губах.