Очень хорош. Глава 15. «Нарушитель спокойствия» (1)
Мешки с надписью «цемент» были сложены в высоту человеческого роста.
К северу от «Одина», где стояли временные строительные заборы, раздавались мучительные стоны.
В свежезамешанном цементе лежали двое мужчин. Остальные валялись по углам все в крови, а на стуле перед ними сидел Квон Хиджэ.
— Под лампой всегда темнее, но не знал, что до такой степени. Смотрю, вы неплохо наживались на мне.
(Прим. пер. известная корейская пословица, подробнее в конце главы)
Квон Хиджэ, чьи глаза были холодны, как у мрачного жнеца, лишь криво приподнял уголок губ. Его избитый до неузнаваемости противник хрипло засмеялся.
— Наш господин Квон... как бы вы ни старались, но преемником председателя будет другой... Хр... Хрр...
С каждым словом он всё сильнее кашлял кровью. Квон Хиджэ, который сидел закинув ногу на ногу, кивнул с отстранённым и скучающим видом.
— Значит, ты всё слил ублюдку, имени которого даже не знаешь? И деньги, которые ты украл, теперь у него?
— Если... вы меня убьёте... Господин Квон, вы тоже помрёте!
Квон Хиджэ, потирая виски, посмотрел на стоявшего позади Чжу Сынёна.
Когда Чжу Сынён прищурился, его люди начали выливать оставшийся цемент. Как только вязкая масса полилась на мужчин, они завизжали.
Эти люди прикрывались легальной компанией под названием «Чангил Кэпитал», чтобы управлять подпольным казино.
Только на онлайн-казино, серверы которых находились на Филиппинах, было «заработано» более одного триллиона вон, а пострадавшими в основном оказались корейцы.
Телефонные мошенничества, заказные убийства, финансовые аферы — они не гнушались ничем.
Но проблема в том, что Интерпол объявил их в розыск, и Квон Хиджэ получил приказ от Пэк Чжунгю покончить с опасными элементами.
И всё это нужно было провернуть до того, как Сон Хёнхи узнает. Только тогда Квон Хиджэ мог спокойно занять место преемника.
Господин Чха, глава «Чангил Кэпитал», едва высунув лицо из цемента, начал дрожать и умолять о пощаде.
Он просил сохранить ему жизнь, говорил, что всё это было приказом председателя Пэка.
— Я всё равно в ад попаду, господин Чха. Встретимся там. Прощай.
Квон Хиджэ бросил окурок, и тот упал прямо на лицо замурованного в цемент человека.
Игнорируя крики, Квон Хиджэ развернулся и пошёл прочь. Чжу Сынён последовал за ним.
Они сняли окровавленные кожаные перчатки и бросили их в пылающую бочку. Запах горящей кожи мгновенно заполнил воздух.
Каждый шаг Квон Хиджэ сопровождался хлюпающим звуком, его брюки впитывали растаявший снег.
— Сколько лет той женщине, учительнице Ёну?
Подчинённые, которые ждали с зонтиками вдалеке, подбежали к ним, как только увидели, что они приближаются.
— Ну, она действительно молодо выглядит.
Квон Хиджэ кивнул и равнодушно отряхнул снег с ботинок.
— Позови её как-нибудь домой. Хочу посмотреть, как она преподаёт.
Сынён, который шёл впереди, открыл перед Квон Хиджэ заднюю дверь автомобиля. Квон Хиджэ, хлопнув его по плечу, уже собирался сесть, но внезапно остановился.
— Слушай, а ты с ней раньше общался? Показалось, что вы довольно близки. Ты её давно знаешь?
Сынён чуть прищурился, но затем мягко улыбнулся.
— Нет. Просто личиком понравилась, решил подкатить, но не получилось.
— Шучу. Она собиралась зайти в комнату, я её остановил. Она же учительница Ёну.
Квон Хиджэ посмотрел на Сынёна и странно улыбнулся.
— Ну даёшь, сумасшедший ублюдок.
— Что за фигня, щенок? С девчонкой встречаешься?
Сынён лишь улыбнулся. Квон Хиджэ ухмыльнулся и закрыл дверь, машина тронулась. Подчинённые с чёрными зонтами согнулись в поклоне в 90 градусов, провожая удаляющуюся машину.
Единственным, кто не склонился, был Чжу Сынён. Он стоял прямо, засунув руки в карманы.
Когда машина Квон Хиджэ скрылась из вида, Чжу Сынён достал сигарету и зажигалку.
Однако вид крови отбил у него желание курить. Он раздражённо вздохнул и направился к «Одину».
— Уехала. Села в такси с коллегами.
— Свяжись с управляющим Яном, пусть очистит территорию, а стройку отложим на две недели. Погода холодная, цемент будет сохнуть дольше.
Сынён сел в машину, которая ждала его, но поехал не домой, а в отель, расположенный в семи километрах.
— Завтра к семи утра будь на месте.
Машина, описав круг по аллее из кедров, остановилась перед входом. Чжу Сынён вышел из автомобиля и не спеша прошёл через вестибюль отеля.
Поздним вечером в тишине лобби слышны были только его шаги. Он зашёл в лифт и приложил карту к сенсору.
Когда двери открылись, Сынён направился к президентскому люксу. Остановившись у двери, он на мгновение сжал карту в руке.
Его встретил мужчина лет сорока с зачёсанными назад волосами. Увидев Сынёна, тот приветственно поднял руку.
— Чжу Сынён, давненько не виделись! Я так рад тебя видеть.
— Давно не виделись, начальник Со.
— Да, стоит почаще собираться.
— Я так нажралась, аж всё тело болит. Вы хоть опохмелились?
Чэа отправила улыбающийся смайлик в общий чат, а затем положила телефон в карман. Было девять утра, и она отправилась в дом престарелых, находящийся в провинции Кёнгидо.
Её встретил сотрудник, сразу узнавший девушку с пакетами в руках, полными любимых угощений бабушки — сладких пастилок и мандаринов.
— Давненько вас не было, — с улыбкой сказал он, подходя ближе. — Ваша бабушка так скучала по вам.
— Правда? Просто работы было много. Но теперь буду приходить чаще, — ответила Чэа.
— Давайте помогу. Ой, да у вас мандарины! Бабушка будет счастлива.
Они вместе поднялись на третий этаж, где находилась палата её бабушки. Шесть лет назад бабушке поставили диагноз — деменция, и с тех пор она жила в этом учреждении.
Вначале Хан Чэа злилась на бабушку — их отношения можно было описать словосочетанием «взаимная ненависть». Но всё изменилось, когда бабушка взяла на себя заботу о ней после гибели родителей.
Жизнь Чэа стала намного легче: не нужно было думать о деньгах во время учёбы, а то и дело появляющиеся в её комнате домашние блюда или пара помятых купюр в 10 тысяч вон согрели подростковое сердце.
Поэтому она периодически навещала бабушку и приносила ей угощения, даже несмотря на их прошлые разногласия.
— Бабушка, к вам пришла внучка, — позвал сотрудник.
Пожилая женщина, которая до этого занималась складыванием игральных карт, резко подняла голову.
Чэа подняла пакет с мандаринами, зная, как бабушка их любит.
Старушка, казалось, на крыльях спустилась с кровати и, со слезами на глазах, крепко обняла Чэа.
— Моя девочка, ой, бедная моя девочка. Ты почему так долго не приходила? Не скучала по старой бабке?
— Конечно, скучала. Я много работала, чтобы купить тебе вкусняшек.
— Ой, посмотри, как исхудала моя малышка. Иди, садись. Я тут место согрела для тебя, садись скорее.
Бабушка усадила Чэа на кровать, где до этого сидела сама.
Чэа привыкла к тому, что бабушка называла её «Чжуа». Ей даже нравилось. Это было что-то новое — безусловная любовь и забота, которых ей так не хватало.
— Хочешь, я тебе почищу мандарин, моя девочка?
— Да, почисти, — улыбнулась Чэа.
— Мандаринами-то сыта не будешь. Ты хоть ела?
— У меня уже аппетит ни к чёрту. А вот когда ты сытая, деточка моя, я счастлива.
Чэа широко улыбнулась в ответ на тёплое прикосновение: бабушка ласково поглаживала её по спине. Она крепко обняла бабушку. От старушки слегка пахло дезинфицирующим средством, смешанным с её привычным, родным ароматом.
Она стояла перед бабушкой не как Хан Чэа, а как Хан Чжуа и отчаянно выпрашивала её любовь. В груди разгоралось жгучее чувство вины, которое разъедало сердце. В такие моменты ей хотелось, чтобы Чжуа исчезла навсегда.
Может, именно поэтому я столкнулась с угрозой потерять Чжуа навсегда?
Вместе они провели целый день за старыми историями и игрой в карты. В Сеул Чэа вернулась поздно ночью.
Когда она была с бабушкой, то сознательно не проверяла телефон. К тому же, в этот раз она взяла настоящий телефон, а не поддельный, который дал ей Чхве Сохун.
Удалив все ненужные сообщения, Чэа вышла из такси и, проходя мимо ворот своего дома, услышала знакомый голос:
— Я звонил много раз, но, видимо, ты была очень занята.
Она резко остановилась. В свете фонаря стоял Чжу Сынён. Он накинул капюшон и приспустил маску на подбородок. У Хан Чэа перехватило дыхание.
Она быстро проверила журнал звонков, но пропущенных не было.
— Мне ничего не приходило, — растерянно сказала Чэа.
Чжу Сынён нахмурился, глядя на экран своего телефона, и набрал её номер. Но телефон Чэа не зазвонил.
— А, видимо, я дала вам рабочий номер.
— Да. Для связи с родителями учеников я использую другой номер. Это вопрос конфиденциальности.
Чэа попыталась оправдаться, не теряя самообладания. На улице было холодно, и дыхание вырывалось облаками пара.
Она дрожала от холода. Губы у неё покраснели от мороза, а шея, не прикрытая шарфом, казалась белой на фоне темноты. Сынён сжал челюсти, не отрывая взгляда от её лица:
— Ёну серьёзно болен. Когда ему плохо, он становится капризным и теперь всё время зовёт вас. Заведующая Кан с ним не справляется. Я пришёл попросить об одолжении. Сегодня переночуйте у нас.
(Вернемся к пословице 등잔 밑이 어둡다: дословно переводится как «под лампой темно». Означает, что иногда самое очевидное, что может происходить прямо у нас под носом, остаётся незамеченным. Нашла даже иллюстрацию к этой поговорке)