Меландия #4
Интересно, что думают о тех, кто прилетает в «Ритц» на вертолете? Пока были в воздухе, записала в блокнот все, что вспомнила. В конце добавила: «Больная». Мужики в костюмах вернули мои вещи и проводили к лифту. Прошлась по прохладной Тверской, купила кофе в маленьком киоске и села на скамейку на бульваре. Мимо пролетают спортсмены в шортах и майках. Один бежит вместе со смешной белой собакой на поводке. У скамейки напротив хмурый мужик заглядывает в урны, а за густой кроной дерева виднеется краешек балкона нашей гостиной.
— Привет, Кир! Звоню подтвердить, что все в силе.
— Завтра встречаемся в «Ритце» на Охотном. Оттуда на вертолете полетим.
— Ого, — зевает Кира. — Так и не скажешь, с кем?
— Утром узнаете, Кира Альбертовна. Прикинь, там дом, у которого стены из земли выезжают, стеклянные. Я охренела просто.
— Кир, спасибо еще раз. До завтра!
Погуглила «Виктория пианистка». Виктория Седая. Двадцать один год. На фото она в красивом черном платье выпрямила спину и подняла тонкие руки над клавиатурой рояля. Между ней и залом, полным зрителей, оркестровая яма, в которой дирижер машет палочкой скрипачам. Уже к восемнадцати стала известна в Европе и Америке. Дала больше сотни концертов по всему миру, а месяц назад взяла паузу в гастролях. Спрошу у Мелани. Еще отыскала стройку в Лондоне: между старинных домов с белыми наличниками, будто подминая их под себя, возвышается массивная золотая стена в двадцать этажей без окон и вывесок. Рядом с высокой черной дверью в центре краской из баллончика нарисован блюющий человек в очках и надпись: «Золотой кошмар». Открыла «Ютьюб».
«Мелани Алдерман устроила аварию в состоянии наркотического опьянения. Через два часа после церемонии награждения MTV, где группа Melanin получила больше десяти наград, Мелани была задержана местной полицией». Черные следы покрышек тянутся поперек тротуара к разбитой витрине, в которой отражаются мигалки и фотовспышки. Мерцающая вывеска Bottega Veneta лежит на крыше ярко-желтой спортивной машины, врезавшейся в бетонную колонну, а вокруг синим и красным переливаются осколки.
— Вы живы? — полицейский светит фонариком в окно автомобиля. За стеклом черные волосы разметались на белом пятне вздувшейся подушки безопасности. — Мисс? — Мелани поднимает голову и улыбается разбитыми в кровь губами. Полицейский дергает желтую дверь: — Откройте, — и стекло опускается.
— Привет! — Мелани вытирает нос, размазывая кровь по щеке, а полицейский светит фонариком ей в лицо. — Ну хватит! — жмурится Мелани, полицейский жестом подзывает полную женщину в форме, и та заглядывает внутрь.
— Это что? — Мелани тянется к проводу на плече женщины.
— Терри, она в говно, — женщина отталкивает ее руку. — Департамент полиции Лос-Анджелеса. Офицер Джонсон. Откройте дверь и выйдите из машины.
Мелани жмет что-то на двери, и та поднимается вверх. Она в коротком блестящем платье с глубоким вырезом. Между ног у нее блестит прозрачная статуэтка MTV.
— Помоги мне, пожалуйста, — она протягивает руку к полицейскому.
— Выйдите из машины, — отвечает тот, и Мелани, вздохнув, кладет ладонь на крышу и вытягивает себя наружу. Рассыпавшись с подола ее платья, золотые кристаллы сверкают на асфальте среди осколков.
— Мэм, что это? — полицейский поднес один к глазам.
— Попробуй, — улыбается Мелани и удивленно смотрит вверх, будто провожая взглядом птицу.
— Нормально ее штырит, — усмехается Джонсон и поворачивается к парню, который поднял большую камеру. — Отойдите, здесь могут быть улики.
Мигнув фотовспышкой, тот отступает назад.
— Как тебя зовут? — Мелани смотрит в глаза полицейскому, с которым они одного роста.
— Офицер Питерсон. Предъявите водительское удостоверение и документы на машину.
— Что? — непонимающе моргает Мелани.
— Водительское удостоверение и документы, — вздыхает Питерсон.
— У меня их нет, — коснувшись лица, Мелани удивленно смотрит на пальцы, измазанные кровью. — Я поранилась, — и улыбается полицейскому. — А что ты любишь?
Будто не услышав, Мелани поворачивается и заглядывает в машину. Платье поднимается, и ее задницу в кадре закрывают черным квадратом. Выпрямившись, Мелани протягивает полицейскому статуэтку MTV, в которой отражаются мигалки.
— Терри, — качает головой Джонсон. — Вяжи ее.
— Терри, — улыбается Мелани. — А я Мелани, — и кивает на статуэтку. — Смотри, какая…
— Мэм, вы арестованы, — Питерсон снимает с пояса наручники. Он берет Мелани за руку, и та, подняв бровь, смотрит, как наручники защелкиваются на тонком запястье.
— Поте́рпите, — Питерсон кладет ладонь на плечо Мелани, но та, бросив статуэтку на асфальт, скидывает его руку.
— Права зачитай, — ее бровь надменно изгибается.
— Держите себя в руках, мэм, — вздыхает Питерсон. — Вы арестованы. Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете… — он осторожно кладет ладонь на плечо Мелани и разворачивает ее спиной. — …Предоставлен вам государством. Вы понимаете свои права?
— Пошел на хуй, — фыркает Мелани, и Питерсон подталкивает ее к машине. Опустив лицо, Мелани перешагивает через разбившуюся статуэтку и ступает босыми ногами по блестящему осколками асфальту, жмурясь от фотовспышек. Присев на корточки, Джонсон собирает золотые кристаллы в пакет.
Сообщение от Киры: «Юля, прости меня, дуру. Завтра отцу помочь надо, я уже сто лет ему обещаю вещи на дачу перевезти. Совсем забыла, а он напомнил только что. В общем, не смогу. Винишко и омары с меня. Целую». Ну, блин. Ну, Кир. Только расслабилась. Бросаю стаканчик в урну и, разогнав стаю голубей, перебегаю узкую проезжую часть.
— Что? — недовольно отвечает Ульяна сонным голосом.
— Короче, у меня оператор сорвался, — дверь подъезда заслоняет стройный ряд эклеров, блестящих в витрине.
— А нет другого, — поднимаюсь по широкой светлой лестнице с деревянными перилами. Лифт у нас есть, только пешком полезнее.
— Юля, — вздыхает Ульяна. — Я зря тратила на тебя время?
— Слушай, ну вы придумали на следующий день снимать, — отпираю дорогущую черную дверь. — Так срочно никто не готов.
— Поняла, — равнодушно отвечает Ульяна. — Всего доброго.
— Ну подожди, — скидываю туфли. — У нас стажерка есть. Что-то вроде понимает, но…
Стоя в прихожей, открываю инсту Ани, последнюю фотку в ленте. Аня забралась в какой-то фонтан и стоит, счастливая, по колено в воде в длинной футболке с бегущим единорогом. Семьдесят лайков. Делаю скрин и отправляю.
— Сойдет, — вздыхает Ульяна. — До завтра.
Прошла в гостиную, уселась на диван и смотрю фотки Ани. 302 фолловера. Вот она обнимает усатого мужчину и кудрявую блондинку лет пятидесяти. «С годовщиной, любимые мои!» — и десяток сердечек. Вот Аня в джинсовых шортах и фланелевой рубашке поставила босую ногу на табуретку, высунула язык и показывает козу, положив другую руку на гриф электрогитары. А вот удивленно смотрит на измазанную разноцветными красками футболку, а под ногами в розовых кедах — опрокинутый мольберт. «Упс(((».
Гляну сначала новый клип. Раскинув руки в длинных черных рукавах, Мелани лежит на расшитом цветами коричневом покрывале. Над резным изголовьем кровати мелькает неразборчивый пейзаж, а из окна в стене, обшитой темными деревянными панелями, на ее лицо светит вечернее солнце. Будто забытое и пыльное, звучит, поскрипывая, фортепиано. Мелани садится и опускает босые стопы на темный ковер. В классическом черном длинном платье она худая, но как если бы решила подсушиться, а не как полумертвый скелет, что я встретила утром. Она собирает волосы золотой заколкой в виде летящей птицы, а потом встает, и кровать за ее спиной охватывает огонь. Мелани шагает, в такт глухим ударным, вдоль темной стены, а пламя на покрывале поднимается все выше, почти дотягиваясь до белого потолка. Огонь пляшет и на светлых обоях коридора, куда выходит Мелани и, проведя пальцами по пылающей стене, открывает коричневую дверь в небольшую комнату, стены которой увешаны яркими постерами. Мелькает вроде бы «Металлика», а гитару, лежащую на односпальной кровати без покрывала, тут же охватывает огонь. Он скачет по стене и быстро перепрыгивает на маленький деревянный стол с зеленой лампой, а словно далекие ноты вдруг непонятно цепляются за этот стол, ведь у меня почти такой же был, а над ним обои в цветочек… и красные часы уже девять тридцать показывают, и спать хочется очень…
— Ну вот же у тебя «шИрина», — красный ноготь тыкает в тетрадку. — А почему тут тогда «жЫраф»?
Они классные, как лошади почти, только могут везде дотянуться.
— Юль, ты тупая? — мама стучит пальцем по двойке на упражнении про гусей, которое утром делала. — «Жи-ши» с буквой «и», — и отворачивается к двери, из которой громко поет. — Иду. «Жи-ши»…
А Мелани уже спускается по изогнутой лестнице в горящую гостиную, и в фотографии на стене, охваченной пламенем, трескается стекло. Из кресла перед камином валит густой черный дым, и она, повторяя шагами ритм нарастающих барабанов, проходит сквозь него к открытым дверям. Мелани шагает между розовых кустов, а окна второго этажа кирпичного особняка взрываются, выпуская языки пламени. Будто впитывая свет вечернего солнца, над пылающей черепицей возвышается огромная фиолетовая скала со сверкающими золотыми прожилками.
— Привет! — растрепанный Саша во фланелевых штанах потягивается на пороге гостиной. — Кофе будешь?
— Сейчас сделаем, — он косится на коробки. — А с ними вечером разберусь! — и идет в кухню.
— Юлечка! — Аня улыбается во весь рот, опираясь спиной о ствол березы. На ней черная футболка с логотипом AC/DC. В белых волосах с одной стороны торчит одуванчик, а с другой — ромашка. — Смотри, кто у меня тут, — и опускает камеру к черному коту с белым пятном на носу, что трется о ее голую коленку. — Подружились вот с ним.
— Классно. Ань, у меня завтра съемка. Нужна твоя помощь.
— Завтра… завтра... — Аня сажает кота на колени, и тот заглядывает в экран. — Юлечка, я на работе весь день завтра. Там ролик клиенту показывать будут, а я не видела никогда, как это…
— Вот завтра совсем никак, честно, — Аня виновато сопит. — Я бы тебе с радостью…
— Ань, снимаем Мелани Алдерман.
— Юлечка, ты шутишь сейчас? — она замирает, глядя на кота, который довольно щурится.
— Нет. Я сегодня с ней познакомилась.
— Так… — осторожно взяв кота, Аня ставит его на траву. — Котик, подожди, — поднимается и серьезно смотрит в камеру. — Правда-правда не шутишь?
— Да не шучу! Ань, это секрет.
— Я… — она робко улыбается. — Конечно, блин.
— Хорошо. Завтра в десять приходи в «Ритц» на Тверской. И оденься нормально. Платье есть у тебя?
— Ага. «Ритц»… — она хмурится. — Это отель такой, дорогой? — киваю, и Аня взволнованно вздыхает. — Юлечка, а она взаправду такая же чудна́я, как на видео?
— Интересно как... — улыбается Аня.
— Как прошло? — сев рядом, Саша ставит на столик две чашки с кофе.
— За кофе спасибо, Александр. А как прошло, не расскажу.
— Юль, нельзя так с журналистом, — сокрушается Саша. — Интересно же.
— Вот для таких случаев соглашения о неразглашении и нужны, Саш. Чтобы неповадно было со знакомыми журналистами языками чесать.
— Ага, — он обреченно кивает. — А ты про ту историю с ее уголовкой смотрела что-нибудь?
— Давай глянем? — и открывает лэптоп.
На черном фоне появляется белая надпись «До».
— Музыка важна, но когда своими руками строишь школу для детей, у которых ее никогда не было, — Марк задумчиво смотрит на свои ладони, — это совсем другое чувство.
— Лучше, чем стоять на сцене? — улыбается брюнетка, сидящая в белом кресле напротив. Во всю широкую стену полутемной студии раскинулась панорама ночного города.
— В миллион раз, — кивает Марк. — Это… — и моргает, поджав губы. — Это самое настоящее счастье. Я, наверное, расстрою наших фанов, но я хочу отменить тур, запланированный на эту весну, — он чешет аккуратную щетину, глядя на гитару, которая блестит на стойке рядом. — Сейчас я чувствую, что есть более важные вещи, чем концерты. Но, — он поднимает палец, — писать новые песни мы не перестанем. Просто увидимся с нашими поклонниками немного позже.
— Вот так, дорогие фаны, — разводит руками брюнетка, — попробуйте сказать, что это не уважительная причина. — Она улыбается Марку: — Что сегодня сыграешь?
— Новую песню, — Марк берет в руки гитару. — Написал ее позавчера. Она… — он загадочно щурит зеленые глаза. — Да, о любви, конечно.
— Ну еще бы, — усмехается брюнетка. — Если очаровал главную красотку страны, написать для нее песню просто необходимо. — Марк удивленно моргает, и брюнетка смеется. — Да все уже знают, хватит секретничать. Расскажи лучше, наедине Мелани такая же отвязная или поскромнее?
— Она очень необычная, — Марк проводит пальцами по струнам. — Если честно, кажется, я впервые по-настоящему влюбился.
Экран темнеет, и на нем появляется надпись «После».
За стеклом автомобиля вытянулась большая стоянка. Позади широкого стеклянного здания в чистое небо взлетают самолеты, а напротив мигает аварийкой белый фургон с открытой боковой дверью.
— …и подарил мне кепку эту. Офигенно… Вон, смотри!
Справа лысый мужчина в черной рубашке везет инвалидное кресло, в котором ссутулился заросший полный человек в мешковатом свитере.
Лысый останавливает кресло у двери фургона, и из нее на асфальт опускается белый пандус. Кресло разворачивается, и Марк поднимает голову. У него нет левого глаза. На его месте глубокая впадина, в которую, покосившись, проваливается нос. Волос на левой части головы тоже нет, она глубоко вмята внутрь. Посмотрев в камеру зеленым глазом, Марк отворачивается. Лысый придерживает его за плечи, и кресло поднимается в фургон.
Дверь открывается, и камера движется к фургону.
Кресло исчезает внутри машины.
— Марк! Как вы себя чувствуете?
— Отойдите, пожалуйста, — отвечает лысый, выставив ладони перед собой.
— Да мы беспокоимся просто. Он пропал совсем.
— Прошу вас, отойдите, — повторяет сопровождающий и закрывает дверь фургона.
— Юлечка, скажи, а в туфлях нужно? Я в них просто… не очень.
— Ну ладно, — сопит Аня. — Пока.
Откидываюсь на подлокотник и кладу ноги на колени Саше.
— Аня — это которая оператор у вас? — он гладит мою лодыжку. — Блондинка такая веселая.
— Про нее Лёха спрашивал, — ухмыляется Саша. — Типа есть ли кто у нее.
— Саш, Лёхе твоему пятый десяток пошел. На молодежь потянуло?
— Ну, блин, понравилась она ему, — смущается Саша. — Спроси ее.
— Пусть сам и спросит. Включи вон то лучше, где дьявол или жертва.
Блондин в джинсах и белой футболке широко расставил колени. Между его ног на светлом полу лежит пластиковый манекен без рук. Подняв тяжелую прозрачную вазу над головой, блондин опускает ее на лицо манекена.
— И это нужно повторить множество раз.
— А множество — это примерно сколько? — спрашивает кудрявая женщина в синем костюме.
— Учитывая повреждения, которые получил Марк, — блондин задумчиво смотрит на лицо манекена, — думаю, не меньше тридцати.
— Ага, — кивает женщина. — И человек, который бил таким образом, был бы весь в крови, как Мелани?
— Ну, чистым он точно не остался бы. На коже Мелани было большое количество крови, волос, а также частиц кости Марка. Судмедэксперты говорят, что их положение и количество соответствует воссозданной…
— Да это не она была! — кричит брюнетка с заднего ряда кресел, которые невысокой трибуной окружают светлый пятачок.
— А кто еще? — поворачивается парень с переднего. — Ты ее видела, когда ее арестовали?
— Так, потише! — поднимает ладонь женщина с микрофоном, глядя на планшет с бумажными листами. — Утром полиция объявила о новых уликах. Насколько мы знаем, это наличие чужих отпечатков и следов другого человека от окна дома Марка через сад. Все решат показания Марка, когда и если он придет в сознание. Сейчас Мелани выпущена под залог…
— А почему их нашли-то только сейчас? — вскидывает руки парень. — Какого хрена раньше не…
— Да что ты знаешь, говнюк?! — брюнетка поднимается с кресла, а Саша ставит на паузу.
— Мутная история была, — он косится на коробки. — А ты мой загран не видела?
— Вот там он где-то и лежит. А что?
— Может, по расследованию придется смотаться. На пару дней.
— Вот опять ты, Саш, — легко толкаю его пяткой в ногу. — Вроде как завязывать собирался?
— Да там быстро, — Саша гладит меня по коленке. — Привезу магнитик из Пакистана.
— Ага. Слушай, а про ее отца-то что спросить?
— Да блин, — машет рукой Саша. — Забей.
— Ну вот смотри, — он вводит логин и пароль в какую-то форму и открывает папку, потом скачивает файл и включает старую запись с помехами и блеклыми цветами. — Это, короче, Либерия.
Перед обшарпанной стеной, как попало разрисованной из баллончиков, стоят длинными рядами темнокожие мальчики лет десяти. Одни в шортах и майках, другие в джинсах и касках. У всех на плечах большие рюкзаки и автоматы, а у некоторых пулеметные ленты. Мальчики вытянулись и смотрят перед собой. Вдоль высокого ряда зеленых ящиков позади неторопливо прохаживается крупный мужчина в рубашке цвета хаки и камуфляжных штанах. Тоже темнокожий. Рядом с ним другой мужчина в сером деловом костюме. У него короткие черные волосы и худое бледное лицо. Сложив руки за спиной, он что-то говорит спутнику.
— В костюме, как ты поняла, Роберт Алдерман.
Камера немного трясется, и звучит громкий отрывистый голос. Вроде на английском, но ничего не разобрать. Мальчики поднимают оружие вверх. Голос звучит еще раз, они стреляют в небо и хором что-то кричат. Роберт смотрит на часы, а его спутник улыбается золотыми зубами.
— А вот этот здоровый хрен — местный полевой командир, — Саша задумчиво смотрит на экран. — И через две недели после этой встречи он, короче, развяжет большую гражданскую войну, в результате которой станет президентом.
— И черт знает, что ты об этом спрашивать будешь.
— Про Роберта вся инфа примерно такая. Точно знаем, что после развала Союза он отсюда оружие тоннами вывозил. Потом в Афганистане мутил что-то. Потом в Африке. А погиб — и концы в воду, — Саша гладит меня по лодыжке. — Сдается мне, можно эту тему вообще не поднимать.
— Спроси лучше, у нее все свое или имплантаты, — ухмыляется он.
Выбрала на завтра черную юбку-карандаш, белую блузку и черные туфли на каблуках. Сашин ком одежды на полке в гардеробной, кажется, только вырос. А внизу пара синих кед стоит и ботинки зимние. Может, как в старой квартире, выделить ему две полки, а остальное себе оставить? Он тогда аккуратно все складывал, а к таким просторам не привык, видимо. Настя заявила, что пять миллионов с Мелани наберем. Может, и правда выйдет. Снимем все, и надо будет подумать, кому продать рекламу в ролике с ней. И лучше бы Ане нормально все сделать, иначе придушу дуру.