Этническая реальность против имперского мифа. Часть I
Термин «национализм» употребляется часто; в отношении всевозможных политических течений и взглядов. Не существует никаких объективных критериев этого понятия. Причины такой неразберихи в терминологии уходят вглубь советской истории, когда пропаганда использовала всевозможные штампы для внедрения выгодных для себя идей.
В советском обществе национализм как таковой преподносился как нечто негативное, как некий пережиток дикого общества; нечто такое, что необходимо изживать и искоренять. Аналогичное видение после Второй Мировой Войны распространилось и на Западе, в основном под давлением набиравшего вес культурного марксизма.
Единственным исключением для национализма были так называемые «национально-освободительные движения» в Азии и Африке, где, по взглядам марксистов, национализм местных племён был явлением полезным и прогрессивным. То есть, если азиаты и африканцы отрезали европейцу голову лишь за то, что он европеец – это было хорошо, так как приближало крах европейского колониализма.
Изначально большевики в России исповедовали абсолютную враждебность ко всякому проявлению русского национализма или даже патриотизма. Как только они взяли власть, то тут же принялись искоренять всё связанное с русской идентичностью и государственностью. Лейба Бронштейн/Троцкий был особо ярым пропонентом этих мер. Он был одержим идеей борьбы с так называемым расизмом.
Но уже в первый год Гражданской войны, большевикам пришлось отступить от своей радикальной антинациональной позиции. Для привлечения широких масс необходима была символика и риторика апеллирующая к этнической идентичности большинства населения.
Недолго думая, большевики видоизменили свою пропаганду и включили в неё элемент русской идентичности. Политические агитаторы широко использовали русские народные песни, взывали к образам народных героев прошлого, воевавших против государственного произвола (Степан Разин, Емельян Пугачёв, Кондратий Булавин). Даже знаменитая будёновка была скроена в виде шлема средневековых дружинников.
После закрепления у власти в 1922 году большевики вернулись к своей изначальной программе подавления всех проявлений этнической идентичности среди русского населения. 1920-е годы стали разгулом космополитических течений в советском обществе и искусстве. Фрейдизм, авангардизм и «свободная любовь» свирепствовали в больших городах, а с ними и венерические заболевания и аборты. Большевиков, в общем-то, всё это устраивало.
Но программа мировой революции требовала наличия мощной армии и экономики. А это в свою очередь могло быть основано только на морально здоровом обществе.
Консолидация власти в руках Сталина существенно поменяла политический курс большевистской империи. В отличие от Троцкого и ему подобных, Сталин руководствовался более рациональной идеей традиционного азиатского тоталитаризма.
В 1936 году Сталин запретил аборты. Массовая культура Советского Союза была переориентирована на рельсы патриотизма. Общество готовили к большой войне. Фильмы Эйзенштейна «Иван Грозный» и «Александр Невский» - наиболее очевидные примеры идеологической смены курса. Ставка делалась на традиционные символы русской государственности, вместо пустых и бессодержательных лозунгов о «международной солидарности трудящихся».
В период Второй Мировой Войны, советская система успешно эксплуатировала русское этническое сознание для подъёма боевого духа. Русский национализм был поставлен в услужение интернационалистскому режиму.
Многие склонны считать сталинскую империю неким возрождением Российской империи. Отчасти это так, но во многом это было нечто совершенно иное; несоизмеримо более отвратительное и противоестественное.
Имперская версия русского национализма действительно стала составной частью советской идеологии, фундаментом «советского патриотизма». Русские прониклись иллюзией о том, что СССР – это их страна.
Само собой, что более сообразительные люди понимали лживость, как советской идеологии, так и имперского патриотизма. Но таковые или были уничтожены, или убежали за границу или молчали.
В итоге создался общенародный консенсус, где все любили свою страну, гордились великой победой и проклинали «фашизм» и национализм.
Но чем более лживая формация, тем скорее она приходит в упадок и рушится, что неминуемо и произошло с Советским Союзом. Иллюзия советской коллективной идентичности исчезла в одночасье, как только для этого сложились благоприятные условия. И на месте имперской общности вновь возникли этнические государства или квази-государства в виде федеральных республик.
Советская история поучительна в том, что она концентрировано и наглядно демонстрирует саму суть конфликта между этническим и имперским мировоззрениями.
Имперская общность в период своего могущества всегда более сильная, чем любой этнос, но она быстро приходит в упадок. Этническая же идентичность несоизмеримо более гибкая и живучая, потому всегда приходит на смену рухнувшей империи.
Следует особо отметить тот факт, что любая империя изначально зарождается на основе этнического государства. Она никогда не может возникнуть сама по себе. Никогда и нигде разные народы не собирались добровольно в общую массу и не провозглашали единое государство. То есть, изначально всегда присутствует покорение более сильным этносом более слабых; подчинение инородцев своей воле и их эксплуатация в интересах завоевателей. И только в последующие периоды происходит интеграция инородцев в общество с наделением их равными гражданскими правами.
Одного этого факта достаточно, чтобы увидеть то, что империя по своей сути есть нечто вторичное по отношению к этносу. Потому и этнические интересы всегда должны стоять над интересами какой бы то ни было империи.
Но проблема состоит в том, что, как только возникает империя, она очень скоро становится вещью в себе. Имперская верхушка начинает видеть в империи и самой себе некую высшую ценность, в угоду которой должно быть принесено всё остальное.
И зачастую такая верхушка вступает в конфликт с собственным государствообразующим этносом; начинает видеть в нём препятствие своим грандиозным планам дальнейшей экспансии. Более того, начинает искать союзников среди инородцев, дабы обезопасить свою власть от собственного этноса. Элементы этого феномена мы можем видеть почти во всех империях.
Борьба имперского национализма и этнического национализма имеет глубокую историю.
Наиболее древний конфликт между этническим и имперским мировоззрениями относится к периоду империи Александра Македонского (334-323 годы до нашей эры).
Пример Александра Македонского знаменателен сразу по нескольким причинам. Его империя возникла быстро и так же быстро распалась. Её жизненный цикл чётко отобразил суть эволюции любой империи; причины её возникновения и гибели.
По мере того как Александр Македонский захватывал новые территории и покорял новые народы, потенциал его этнической армии всё меньше соответствовал возникавшим задачам. Требовалось значительное численное увеличение.
После покорения Персии, Александр захотел идти дальше. Но для этого нужно было дополнительное войско. Наиболее удобным и очевидным решением было – привлечь покорённых персов. Так и было сделано. Греки начали обучать и вооружать своих вчерашних врагов.
Более того, Александр Македонский решил, что лучшим способом укрепления контроля будет поощрять своих воинов брать себе в жёны местных женщин.
Сам Александр взял себе в жёны представительницу одного из покорённых племён Гиндукуша (на территории современного Афганистана), чем вызвал негодование среди соплеменников. Скорее всего, это также было обусловлено желанием закрепить своё влияние среди покорённых народов. Отчасти это действительно помогло, но ценой потери лояльности лучшей части своего этноса.
Казалось бы – все эти меры имеют рациональное обоснование. Но у них есть главный недостаток – они идут в разрез с биологическим законом; они нарушают глубинный замысел Природы, в соответствии с которым наиболее эффективная эволюция происходит в рамках замкнутого этнического сообщества; достаточно большого для обеспечения генетического разнообразия, но достаточно ограниченного для формирования и культивирования определённого набора полезных качеств. Часть из этих качеств проявляется во внешних различиях, но это только верхушка айсберга. Основные различия между расами и этносами касаются их глубинных ментальных свойств. Непонимание этого фактора во все времена толкало правителей на губительный путь империализма. Движимые личными амбициями и жадностью, они приносили в жертву сиюминутным интересам, будущее своих этносов.
Очевидно, что многим грекам такая политика не нравилось. В армии росло недовольство. Возможно, что смерть Александра Македонского была результатом заговора его же приближённых.
Как только Александр умер, тут же начался распад его империи. Иначе и быть не могло, ведь всю эту разноплеменную массу держал только личный авторитет завоевателя. Спустя несколько лет греческий царь Кассандр приказал убить азиатскую жену Александра и рождённого от неё ребёнка.
Любое государство всегда возникало на основе этноса, то есть, сообщества людей объединённых общим биологическим происхождением и общей культурой.
Более сильные этносы подчиняли соседние племена, распространяли своё влияние на сопредельные территории.
Пока этот процесс происходил в ограниченных пределах, это сказывалось положительно на интересах этноса; позволяло расширить среду обитания, обеспечить ресурсами своё увеличивающееся население.
Сразу следует отметить тот факт, что древние люди не страдали гипертрофированной чувствительности и воспринимали мир более естественно. Покорённый враг или истреблялся полностью или изгонялся. То есть, захваченные новые территории всецело переходили во владение своего этноса. Так жили все народы; так живут все организмы, так устроена биосфера.
Но процесс естественного расширения своего жизненного пространства – долгий и трудоёмкий. Уже с древних времён у наиболее амбициозных правителей появился соблазн его ускорить. То есть, не заниматься всеобъемлющим поглощением приобретённой территории, а начать захватывать новые земли.
В этом случае возникал вопрос – что делать с покорённым населением? Ведь если оставить его просто порабощённым и бесправным в своём тылу, то оно восстанет при первой возможности.
Решение правителей было простым и эффективным: принять новое население в качестве граждан своего государства, а местную знать сделать частью своей аристократии. Этим закреплялся контроль новой территории, и покупалась лояльность местной элиты. Так рождалась империя и так начиналась гибель победившего этноса.
Любая империя – есть продукт принуждения, а не естественного эволюционного развития. Любая империя порождается насилием и погибает в хаосе межнациональной ненависти. Так было и так будет.
Жизнь всех империй подчинена общей динамики, но реализация этой динамики происходит по-разному; в зависимости от конкретных обстоятельств.
Одни империи возникали быстро, в результате молниеносного захвата сильным племенем. Чем многочисленнее было это племя и чем более беспощадно оно истребляло покорённые народы, тем сильнее и длительнее была их власть (монгольские завоевания). И наоборот, малочисленное сообщество победителей, осуществлявшее номинальный контроль над массами инородцев, быстро теряло власть, растворившись в инородной среде (готы на Пиренейском полуострове и Северной Африке).
Наиболее стабильными были гибридные империи. То есть, этническое государство, подчинившее себе дополнительные территории с инородным населением. При этом численность покорённых народов была существенно ниже численности господствующего этноса. Российская и Османская империи принадлежали именно к этому типу. Отчасти также Австрийская империя функционировала в том же формате, хотя доля немцев была меньше, чем доля славян и венгров.
Колониальные империи, возникшие в XVI-XIX веках, представляли собой несколько иное явление. Там существовало чёткое разграничение между метрополией и колониями. То есть, этническое ядро было защищено своим господствующим статусом; покорённое население колоний не имело равных гражданских прав и не могло селиться на территории метрополии.
Этническое видение, в том или ином виде, господствовало во всех традиционных обществах. Для этого вовсе не нужно было проводить генетические исследования. Люди всегда инстинктивно понимали суть биологических законов и стремились сохранять свою расовую и этническую идентичность.
Но, как и в древние времена, амбиции и жадность правителей запускали губительные процессы бесконтрольной имперской экспансии.
Испанским королям хотелось ещё больше золота, английская аристократия бредила контролем над всеми океанскими торговыми путями, французские купцы завидовали Англии и стремились получить свой жирный кусок от заморской торговли.
Российская империя со времён Петра I вошла в фазу бесконтрольной экспансии. Петербургской аристократии было всегда мало. Сколько бы они не присоединили в очередной войне, им всегда хотелось чего-то большего. В порыве имперского безумия Пётр I был готов израсходовать весь русский этнос.
Кстати сказать, именно политика Петра I задала отношение центральной власти к русскому населению. Оно воспринималось не более как легко восполняемый ресурс.
Екатерина II и Александр I продолжили эту традицию, ввязываясь в войны, перемалывая жизни сотен тысяч русских солдат и обрекая крестьян на нищету и голод. Это была цена российского имперского величия. Выгодополучателями всегда были только правящая верхушка и купцы, а издержки несло забитое и униженное русское население. В этом заключалось существенное отличие от европейских империй. Там экономические плоды имперской экспансии распределялись более равномерно; богатела не только аристократия, но и средние прослойки.
Два навязчивых хобби российских царей – походы в Европу и освобождение Константинополя, особо дорого обошлись русскому народу, не принеся при этом никаких осязаемых выгод. Более того, финальная драма гибели империи стала результатом одновременного преследования именно этих навязчивых идей.
Если проанализировать российскую историю от Ивана Грозного и до 1917 года, то можно прийти к однозначному выводу: русский народ стал главной жертвой империи, но при этом являясь и главным палачом. Превратившись сам в раба, русский человек был послушным инструментом в руках самодержавных безумцев, стремившихся покорить своей имперской воле все окружные народы.
В итоге многовекового имперского эксперимента русское общество превратилось в пассивное стадо, покорно исполнявшее приказания хозяина и разучившееся самостоятельно мыслить и жить.
Поэтому, когда кучка проходимцев взяла власть в 1917 году, русское многомиллионное стадо оказалось совершенно неспособным противостоять узурпаторам. Пассивное население безвольно созерцало, как откровенные враги русского этноса укоренялись у власти и разворачивали машину массового террора. И только казаки, являвшиеся более самостоятельным сословием, оказали активное сопротивление большевикам. Остальные русские приняли новую власть как данность, как новую аристократию, перед которой нужно стоять на коленях.
Имперская власть в той или иной мере всегда подавляет проявление идентичности государствообразующего этноса. Она видит в этом угрозу своей имперской конструкции, основанной на лояльности со стороны всех подконтрольных империи народов.
Российская империя, хотя и не была откровенно антирусской, всё же, по сути, создавала более благоприятные условия для инородцев, чем для русских. В итоге в конце 19 века создалась ситуация, когда среди интеллигенции и аристократии доля инородцев в разы превосходила долю их народов среди общего населения. Не удивительно, что именно эта интеллигенция и стала рассадником революционных антинациональных движений, которые в итоге и уничтожили империю.
Нечто похожее происходило и в Австрийской империи. Сначала венгры добились признания своего особого статуса, затем начали выдвигать политические претензии славянские народы, итальянцы и румыны. Династия Габсбургов, ради сохранения хрупкой имперской конструкции, шла на всё большие уступки, подрывая тем самым немецкое доминирование. В итоге империя Габсбургов за несколько десятилетий переродилась из оплота германской идентичности в её главного врага. Власть в Вене видела главную проблему не в сепаратистских тенденциях венгров и славян, но в растущем проявлении национального самосознания среди немцев. Эти социальные процессы хорошо описаны в книге известного политика родом из Австрии.
То есть, мы видим, что сама суть имперской формации, основанной на поддержании шаткого консенсуса между составными группами, неминуемо ведёт к ущемлению интересов центрального этноса и росту влияния бывших покорённых народов. В итоге этот процесс ведёт империю к гибели, а центральный этнос зачастую остаётся с меньшей долей, чем имел до начала имперской фазы. То есть, долгосрочный баланс имперской экспансии всегда отрицательный.
Имперскую экспансию можно сравнить с финансовой пирамидой. Однажды запущенная, эта схема нуждается в постоянном расширении, в постоянном притоке новых вложений. Но как только этот приток останавливается, пирамида рушится. Нечто похожее с империями. Империя может быть процветающей и успешной только пока она расширяется. Как только процесс расширения прекращается – приходит период упадка и последующая гибель.
Любой человек нуждается в ощущении собственной коллективной идентичности, принадлежности к родственной общности. Этническое и племенное общество в полной мере отвечает этим индивидуальным стремлениям. Каждый член общества, помимо своей индивидуальной идентичности имеет также коллективную идентичность. И эта идентичность такая же естественная и реальная, как и индивидуальная.
Проблема имперского общества заключается в том, что оно по своей сути исповедует отречение от племенной идентичности. В империи верность племени подменяется верностью императору, религии или абстрактному государству. При этом само понятие государства приобретает некое квазирелигиозное значение, превращается в предмет поклонения, в священное чудо-юдо, требующего постоянных жертвоприношений и абсолютной покорности.
В таком обществе теряется связь с природным источником любой государственности и религии. Ведь только культурно-биологическая идентичность племени изначально порождает религиозные верования, понятие права и традиции государственного управления. Ничто из этого не может эффективно функционировать и приносить пользу, если утрачена связь с этническим первоисточником.
Отчасти имперская верхушка понимает необходимость чувства идентичности. Любое государство нуждается в наличии этого чувства среди своих подданных. Иначе, оно долго не просуществует.
Империя решает этот вопрос совершая ментальный подлог. Создаётся фальшивый образ, подменяющий собой изначальные этнические ориентиры. В значительной мере этот образ вбирает в себя хорошо знакомые и притягательные элементы былого этнического общества; но за этими красивыми картинками подкладывается нечто чуждое и неприглядное. За шапкой будённовца в форме богатырского шлема и сарафанами ансамбля русской песни скрывался оскал марксистского зверя с его античеловеческим проектом глобального рабовладельческого государства.
Империя никогда не открывает своих настоящих планов. Она всегда заворачивает их в ароматные красочные обёртки. Империя – это чёрная вдова, цель которой заманить в свою паутину глупую жертву и высосать её без остатка. Цель любой империи – максимизация власти для правящей верхушки, максимизация экономической прибыли и минимизация расходов на собственное население. Потому, в конечном итоге, идеал любой империи – это создание общепланетарного безнационального, безрасового государства, где верхушка будет контролировать абсолютно всё, а стадо безродных рабов будет получать только минимально необходимое для поддержания жизни.
Глобалистские идеи современной западной элиты есть не что иное, как естественная эволюция имперского мышления. Только теперь они привели к катастрофе не отдельно взятый народ и страну, но всю планету.
Вообще конфликт «либерального» Запада и необольшевистского востока есть борьба двух конкурирующих глобалистских проектов; грызня двух голов одного марксистского чуда-юда.