-
Я — то, что будет с каждым, я есть мгла,
Мой нож уже кричит в кровавых драках.
Я — вставший во весь рост угрюмый ангел зла,
Я — смерти хлеб из горьких судеб злаков.
Не прячьтесь те, за кем теперь иду
Бессмысленно пытаться быть живыми
Располагайтесь, бляди, вы уже в аду
И я вас всех найду по запаху благополучия гнили
В личном общении слово может превратиться в нож, в государственном масштабе — в ядерную бомбу.
Это неизбежно приведёт к тому, что нация перестанет думать. Вместе с тем перестанет думать и государство, которое есть бюрократическая эманация нации.
Говорят, что Ветхий зовет суть учебник христианской политики, в то время как Новый Завет — учебник христианской психологии, науки о душе. Ветхий Завет, иначе говоря, судит об общественно-политическом, Новый — о личном.
она все-таки выполнила главное назначение матери взрослого сына: на пороге неизвестности заставила поверить в возвращение домой
...доприседал до возраста, когда вместо члена может встать сердце.
К этому возрасту, методом проб и ошибок, я научился пробовать и ошибаться.
Бога невозможно осмеять, оскорбить или обмануть, но его можно РАЗОЧАРОВАТЬ
Многие даже срут с таким выражением, будто получают Нобелевскую Премию
Концепция справедливой войны – важнейший вклад западного христианства в философию права, а у нас, восточных христиан, иная традиция – не справедливой войны, а трагического мужества.
ТСВ – это формализм, законничество, абстрактный, холодный, сугубо логический подход к вопросу о войне. Мол, есть правила, и, если мы их придерживаемся, – значит, всё происходит правильно. В действительности же война прямо противоположна правилам, это всегда хаос, всегда нарушение тех или иных законов, и, как бы кто ни хотел её отрегулировать, она часто непредсказуема. Это всегда трагедия, и на первый план выходит трагическое мужество – необходимость сохранять в ходе войны честь и достоинство. Даже если противник ведёт себя недостойно. Говоря философским языком, ТСВ – это рациональный подход, а русская философия войны – экзистенциальный.
Наши философы всегда говорили не столько о справедливой войне, сколько о праведной. Справедливое может быть подчинено праведному и не может быть выше его, потому что справедливость – произведение человеческого ума, а праведность имеет божественное происхождение. Русскому человеку всегда важно, чтобы война, которую ведёт Россия, была праведной. На поверхностном уровне она может рассматриваться в контексте экономики, перераспределения ресурсов, но в глубине лежит несчитываемый опытом или внешними средствами корень, который свидетельствует о праведности или неправедности.
Для русской философии, война всегда трагична, сложна, неоднозначна. Но это, заметим, не пацифизм. Война осмысляется как трагедия не в том смысле, что надо непременно избежать её, а в смысле рока, неизбежной судьбы. Всегда есть над человеком что-то такое, что вовлекает его в свою машинерию, в громадный процесс мировой истории, не спрашивая его. Можно против этого восставать, морально осуждать, но перед лицом рока это бессмысленно.
Война, если угодно, – другая реальность, трансцендентная … об этом писал отец Сергий Булгаков: «война – откровение, соприкосновение с божественным планом, как бы парадоксально и страшно нам это ни казалось».
Интернет опиум для народа. Соответственно айтишники служители культа со всеми вытекающими
Всякий, кто обещает человечеству освобождение от тяжести секса, будет приветствоваться как герой, и ему будет позволено нести любую чепуху, которая ему заблагорассудится
можно на таком антобусе отправиться в путь скажем по побережью скажем большой мужской компанией и прорываясь через апероли и голладские штурвалы доехать даже скажем до Геленджика!
жизнь словно бы приняла вдруг снотворное да так и застыла в оцепенении, полная внутренней связи, резко очерченная и все-таки в целом ужасно бессмысленная