-
осиротев от самого себя, понемножечку пил водку
Он алкоголик, проказник и в общем (и целом) уже заебал
Постмодернистская позиция напоминает мне положение человека, влюблённого в очень образованную женщину. Он понимает, что не может сказать ей «люблю тебя безумно», потому что понимает, что она понимает (а она понимает, что он понимает), что подобные фразы — прерогатива Лиала (автора мелодрам, второсортной писательницы. — ред). Однако выход есть. Он должен сказать: «По выражению Лиала — люблю тебя безумно». <…> Он доводит до её сведения то, что собирался довести, — то есть что он любит её, но что его любовь живёт в эпоху утраченной простоты.
Единственное предназначение русской цивилизации — это преобразование солнечной энергии в народное горе
для того, чтобы мыслить, необходим риск быть обидным
Мир созданный для дельцов с железными локтями
Но Павла ничего в частности не смущало; его смущал скорее весь мир в целом, на который он смотрел всегда с широко разинутым ртом. Он ничего не отличал в нем, и в глубине полагал, что жизнь это просто добавка к половому акту.
стал не способен выразить эмоцию – лишь символ, её обозначающий
Не гляди на меня виновато,
я сейчас докурю и усну —
полусгнившую изгородь ада
по-мальчишески перемахну.
Мы версии бога в низком разрешении
С тех пор они, конечно сильно поглупели… но мы то могли поглупеть еще сильнее
оказывается за феминизм выдавался образ жизни состоятельных бездельниц, а за сексуальную свободу - промискуитет, за которым прятался кондовый патриархат
Вот тут моё раздражение перешло в глубокое удовлетворение
Люди, не умеющие писать, делают интервью с людьми, не умеющими думать, чтобы готовить статьи для людей, не умеющих читать
В конце концов победителем всегда оказывается смерть
Известно же, что совесть и душу наука не нашла, а русский народ не смог доказать их существование опытным путем.
Во время просмотра «Матрицы» в местном кинотеатре мне посчастливилось сидеть рядом с идеальным зрителем фильма, а конкретно — с идиотом.
сценарий прямо в бухгалтерии написали
Самый сильный писатель допетровской России - это, конечно, протопоп Аввакум. Вот, например, фрагмент из его жития, описывающий его с женой путь в дальневосточную ссылку:
"Пять недель по льду голому ехали на нартах. Мне под робят и под рухлишко дал две клячки, а сам и протопопица брели пеши, убивающеся о лед. ... Протопопица бедная бредет-бредет, да и повалится, — скользко гораздо! В ыную пору, бредучи, повалилась, а иной томной же человек на неё набрел, тут же и повалился; оба кричат, а встать не могут.... на меня, бедная, пеняет, говоря: «долго ли муки сея, протопоп, будет?» И я говорю: «Марковна, до самыя смерти!»
он строил баррикады из мыслей в надежде, что однажды выйдет на них сражаться
Из всех крайностей самая опасная, быть может - крайность в старании быть хорошим. От неё труднее всего исправиться, так как виновный тут аплодирует сам себе, и никто не осмеливается его укорять
И такая фрустрация, замыкаясь на самой себе, со временем рождает парадоксальное ощущение “упущенного, но не отпущенного”. Состояния, в котором человек из раза в раз принимается возвращаться в то время, где рубикон был еще не пройден и все можно было повернуть совсем иначе. Даже не для того, чтобы было лучше, а просто для того, чтобы было не так, как здесь.
Это состояние — принимая некоторые вольности в трактовке — можно назвать коллективной хонтологией, которая принимает образ не банального призрака ушедшего прошлого, шастающего по пятам, а призрака “так и не наступившего”, что, на самом деле, куда более страшнее.
перебирая историю 90-х годов авторы, сами того не сознавая, принимаются создавать мертворожденных детей несостоявшегося будущего, которому сбыться не суждено. И которое, однако, существовать от этого не перестает — оно просто принимается блуждать по миру призраком “неосуществимого”. Марк Фишер, один из самых опасных авторов для любого тонко чувствующего этот мир человека (в депрессию вгонит на раз), называл подобное состояние “ностальгией по настоящему” — состояние тоски по будущему, которого нас обманом лишили. Тоски по “модерну”, скажем так. Ибо, если модерн подразумевает под собой развитие, то постмодерн (настоящее) соткан из анахронических артефактов, которые тасуются из раза в раз, не давая современности чего-либо нового.