Нет у конца начал

События и публикации 3 сентября 1991 года комментирует обозреватель Георгий Сатаров

Странная сентенция, вынесенная мной в заголовок, придумана, столь нелепо, прямо сейчас. Применительно к сюжету, которому посвящена статья, это должно означать примерно следующее: трудно обозначить, с чего начался распад СССР. Но его вехи прослеживаются весьма четко, и последний Съезд народных депутатов СССР–одна из таких вех.

Этот съезд я помню очень хорошо, точнее–его сюжет. Дело в том, что перед началом съезда мне позвонил Сергей Станкевич–один из основателей ИНДЕМа–и спросил: не может ли ИНДЕМ поработать при Горбачеве на съезде в качестве аналитической группы. Мы согласились: упустить такую возможность (речь не шла о вознаграждениях) было бы просто нелепо. Мы оказались в небольшой комнате из числа бесконечных помещений в многочисленных коридорах служебных помещений Кремлевского Дворца Съездов (так он тогда назывался). Там–большой телевизор, передающий все происходящее в зале, средства связи, компьютеры. Честно скажу: нам было не очень ясно, зачем мы нужны. Это прояснилось, когда съезд начался совершенно неожиданно, просто–с сенсации (мы к ней никакого отношения не имели). Именно о ней писали на следующий субботний день 3 сентября все газеты.

Привычный ритуал открытия съезда нарушил Президент СССР Михаил Горбачев. Он зачитал заявление одиннадцати президентов–одного президента Союза и десяти президентов союзных республик. В заявлении съезду предлагалось санкционировать самороспуск (с сохранением всевозможных депутатских привилегий), благословить подписание нового Союзного договора и учредить временные органы власти. Одновременно союзным республикам обещался статус субъектов международного права с членством в ООН. Речь шла о переходе к очень мягкой конфедерации, почти СНГ. Депутатам была предоставлена возможность поизучать документ и обсудить его в своих делегациях и собраться на следующий день.

Я очень рекомендую почитать газеты, освещавшие ход Пятого внеочередного съезда, начиная с 3 сентября. Историки недооценивают его значение. Я же полагаю, что он внес вклад в распад СССР не меньший, чем ГКЧП. Руководители союзных республик, и особенно–Ельцин с Горбачевым, искренне считали, что они смогут убедить депутатов принять положения Заявления и, тем самым, дать шанс сохранению Союза в новой форме. Но консервативное большинство Съезда не собиралось слагать свои полномочия.

То, что происходило дальше на Съезде, воспринималось как сплошной абсурд. Именно тогда я увидел практическое воплощение известного политологического термина «ответственная элита» на примере полного отсутствия такой ответственности у тех, кто замещал места союзной элиты. Большая часть работы съезда проходила не в зале, а в кулуарах и за кулисами: торговались, разрабатывали альтернативные предложения, искали компромиссы, писали варианты решений. А с трибун–угрозы, увещевания, истерики. «Агрессивно-послушное большинство» (выражение Юрия Афанасьева) превратилось в агрессивно-непослушное. В нем все вязло, что вывело из себя Бориса Ельцина. Российская делегация внесла свои предложения, более жесткие.

В конце концов компромисс был выработан. В частности, был сохранен Верховный Совет СССР, но с резко урезанными полномочиями. Возникло множество новых властных структур, которым только предстояло «врабатываться», но время для этого уже не было. В итоге достигнутый компромисс оказался неработоспособным. Но еще важнее–психологический эффект, вызванный ходом и результатами съезда у руководства России и других республик: «С такой союзной властью каши не сваришь. Надо спасаться самим». Тут был понятный управленческий резон. Можете представить себе несущийся на рифы корабль, гонимый бурей, на котором затеяли менять турбины, рулевое управление да и команду заодно?

«Что же ИНДЕМ?»–может спросить дотошный читатель. Нас после сенсационного начала съезда, когда стал ясен контекст, попросили анализировать и прогнозировать реакцию депутатов. Ближе к концу Сергей Станкевич попросил делать то же самое для Ельцина. Я уже не помню, что мы там анализировали и советовали. Видимо, ничего значительного. Да и вряд ли это было существенно. В такой ситуации прогнозы–дело пустоватое. И не в том суть. А в самом событии, подтолкнувшим республики к беловежским соглашениям. Конец приближался.