DISCO 2000
Интервью с Андреем Левченко, материал из журнала «ТВИСТ», №3, 1996
Текст: Фаина Плотникова aka Светлана Колбанёва
Ранним вечером нижний бар на «Вагонке» напоминает полупустую заправочную станцию где-то на окраине большого города, лучше в Америке. Далеко-далеко, в свете потолочных ламп, едва различимы очертания небоскребов, а здесь — покой и какое-то замедленное состояние. Медленно расставлены стулья и пепельницы, полки неспешно заполнились бутылками, и даже бармен кажется сонным, хотя вечер только начинается.
Ровно в одиннадцать всё меняется, как на балу у Золушки, только в обратную сторону. Часы пробили, и поток людей заполняет бар: девушки и юноши, семейные пары и случайные знакомые устремляются внутрь, заполняя коридоры, столики и танцевальную площадку на втором этаже. Ночь на «Вагонке» начинается! В этой суете и блеске нарядов единственным столпом порядка остаётся строгий мужчина в тёмном костюме, очках и с усами — все атрибуты директора. Он молча прогуливается по периметру зала, и никто из обычных посетителей ещё не видел, чтобы Серёжа Смирнов танцевал.
Но картина остаётся неполной, пока не происходит главное событие: явление народу Лёвки. Это можно описать в двух словах: Карлсон прилетел! Круглое лицо, неизменная улыбка, уши как пропеллеры. На фоне пиджачно-декольтированного общества Лёвка в шлёпанцах и мятой рубашке выглядит как случайный гость, заблудившийся после пляжа. Но несмотря на внушительные габариты, он порхает с невероятной лёгкостью: из машины в бар, оттуда стремглав по лестнице наверх к микрофону, по пути успевая заглотить чашку чая.
Чашка у него своя, «капитанская». Андрей Юрьевич посмеивается: «Вот, мол, за десять лет заслужил, кружка начальника у меня есть». Андрей Юрьевич Левченко — этот ночной плейбой, которому принадлежит «Вагонка», — тридцатидвухлетний холостяк с фирмой, клубом и тучей друзей. Жениться он, по собственному признанию, не прочь, но что тогда делать с длинноногими большеглазыми созданиями, которые подходят к нему каждые десять минут? И что удивительно, Лёвка для каждой (и для каждого) находит ласковый взгляд и несколько слов.
«Вагонка» и Левченко — два неотделимых понятия. По словам Сергея Смирнова, именно Андрей Юрьевич определяет облик и атмосферу клуба, руководствуясь своими настроениями и впечатлениями от многочисленных путешествий. Текущий стиль нижнего бара был вдохновлён одним из таких вояжей. В планах же Лёвки — создание собственного пивного сада прямо у входа, но внутри здания. По периметру расположатся стилизованные домики с черепичными крышами, а в центре, возможно, появится фонтанчик.
Фаина Плотникова: Откуда взялось это оформление?
Андрей Левченко: Ты знаешь, содрал. В Москве есть похожий бар, только у них не было этих огней. Так что мы немного добавили от себя, и получилось замечательно — прямо как на Западе. Я вообще люблю ездить на Запад, куда угодно. Но возвращаться на восток приятно. Домой.
Дом у Левченко везде, особенно на «Вагонке». Ещё бы: кружка своя, друзья вокруг свои. Правда, вот подняли громкость телевизора, и он недовольно морщится. Через пару секунд атмосфера беседы восстанавливается, и мы продолжаем.
АЛ: На «Вагонку» я пришёл уже после армии. Здесь всё начиналось гораздо раньше, ещё в восьмидесятых, когда этим занимался Персиц — великий и могучий. Он всё сделал так, что в Калининграде не было места популярнее, чем «Вагонка». Примерно тогда же в школах начали проводить дискотеки. Мы брали колонки, пластинки, какие-то плёнки и устраивали школьные вечера. Я попал в первую дискотеку, потому что у меня были организаторские способности. Вот, кстати, показатель: я учился в девятом классе, а организовывал выпускной вечер для старшеклассников! (От себя добавлю: организаторские способности сохранились до сих пор, только увеличились в объёме. — Ф.П.). А потом, когда мне было 17 лет, появилась дискотека на перекрёстке Горького и Озерова. Её называли «банкеткой». Так вот, это я её раскручивал.
ФП: Это я помню, я там сама рядом жила.
АЛ: Это было в тот год, когда Брежнев умер...
АЛ: Точно. Я помню, мы долго готовились, но из-за траура всё отменилось. Однако мы всё-таки начали работать и даже умудрились получить лицензию на продажу спиртного. Тогда это было очень сложно, но нам удалось, и мы стали второй дискотекой после «Вагонки», где продавали кир. А на «Вагонке» тогда «сухач» был...
ФП: «Медвежья кровь»[1].
АЛ: Точно, знаменитое вино. Шампанское ещё было... (Приносится порция пива.) А потом хозяева поняли, что здесь можно зарабатывать деньги, и нас выгнали. Дискотека там, правда, осталась, но лицензию мы забрали с собой. И я перебросился на Малый переулок.
ФП: Восемьдесят третий год. Сейчас этот адрес — Малый переулок — практически забыт. Что это было?
АЛ: Я работал там до ухода в армию, и скажу: это было лучшее время моей работы. Мы трудились вместе с Колей Апехтиным — я его очень уважаю. Отличный, толковый мужик, который и сейчас занимает солидное положение. А тогда мы работали практически на энтузиазме. Энтузиазм был колоссальный, а знания и опыт людей позволяли держаться на определённом уровне. Тогда всё строилось на человеческом факторе. Мы получали по сорок рублей, одну ставку на двоих делили...
АЛ: Нет, что ты, за месяц! Нам выделяли что-то около ста рублей на двоих или троих, и мы их делили. Но там жизнь кипела, понимаешь? Там было весело! Для меня лучшей дискотеки не было. Правда, я уже не могу точно вспомнить фамилии тех, кто это начинал. Они были старше нас: Саша Конюхов, Джапаридзе... имя его, к сожалению, не помню. Дискотека существовала при экономическом факультете, и туда приходил весь цвет калининградской молодёжи. Если «Вагонка» считалась элитной, больше для старшего поколения, то для студентов лучше Малого переулка ничего не было.
АЛ: А на всём, что было под рукой. Всё монтировали своими силами: «Электроника», «Маяк». Фирменную аппаратуру тогда было просто негде достать. Но работали. Я технарём никогда не был, и не буду врать — я был, наверное, шоуменом, если можно так сказать.
ФП: Сейчас ты разбираешься в технике?
АЛ: Нет, и сейчас не разбираюсь! У меня просто есть способность сводить всё воедино. Например, я работал диск-жокеем, но при этом я до сих пор не знаю английского языка! Стыдно, конечно, но с 1983 года я справлялся. Просто выходил на сцену — и всё было понятно. Я говорил: «Всё, ребята, начинается рок-н-ролл!» И мы на Малом такое устраивали…
ФП: Ты можешь вспомнить какой-то особенный вечер или день, который тебе особенно запомнился?
АЛ: Я чётко запомнил концерт «003». Это был первый концерт вообще, просто для нашего поколения. Все ребята из группы так или иначе были связаны с КТИ. Сам Глеб учился на промрыбе, Токмянин тоже оттуда. Вова Демиденко играл... Царство ему небесное, мы его похоронили в апреле этого года. Вот это был концерт, о котором до сих пор говорят и помнят. Они выступали на сцене, а потом мы с Колей Апехтиным залезли на сцену: я сел за барабаны, Коля взял гитару, и мы вдвоём начали играть. Такое можно было сделать только на Малом переулке!
Тогда была популярна группа TRIO, и их песня «Да-да-да». Мы её лабали на барабанах, Коля играл на басу – ту-ту-ту. Он тогда ещё на Дэвида Боуи походил: худой, угловатый. Представь, весь зал с нами пел и танцевал! А ещё на дискотеках мы включали летку-еньку: весь зал выстраивался в цепочку, двигались два шага вперёд, один назад. Или ставили берлинскую польку и танцевали парами.
Мы же работали не за деньги, а ради тусовки. Ползала друзей собиралось. Мы там буквально ходили на ушах. Тогда слушали музыку, которой сейчас уже почти нет. Да, она иногда возвращается в новой форме, но это уже совсем не то.
Разговор прерывает неожиданное появление дружеской компании. Сегодня суббота, «Балтика» выиграла, и радостные болельщики спешат разделить своё счастье, в том числе и с Лёвкой. Однако он быстро возвращается к столу и неожиданно меняет тему.
АЛ: Смерть Володьки Демиденко — это совсем другая история. История о жизни, смерти и о том, стоит ли расстраиваться по мелочам. Вот Вова ушёл — и все его проблемы закончились. Кстати, недавно утонул ещё один из наших старых работников дискотек —Олег Мариничев. Он работал в «Железке» вместе со Строкиным. У нас так всегда бывало: ходили слухи, что люди из дискотек уходили либо в мир иной, либо в тюрьму, либо уезжали в Америку. Хотя многие, надо сказать, разбогатели. Взять того же Славу Яворского, Харина, Чушкина – мы с ними работали.
ФП: Давай к тебе вернёмся. Летом 1984 ты ушёл в армию.
АЛ: А я и там ухитрялся дискотеки крутить! Служил в Москве, между метро «Беговая» и «Тушинская». На «Беговой» спекулянты постоянно менялись пластинками. Так что я быстро влился в свою среду. И з Калининграда мне присылали музыку и журналы — Bravo, Popcorn. Я их втюхивал тем же спекулянтам. В итоге мне, солдату из Калининграда, пришлось там в одной школе делать дискотеку для московских выпускников.
ФП: Два года. Что происходило в это время на «Вагонке»?
АЛ: Персика посадили в 1984 году, отправили куда-то на «химию». После этого началась мёртвая полоса. Ведь именно он создал это явление — «Вагонку». Это был островок своей культуры. Ты помнишь записки Персица? Ведь в своё время на этих записках всё держалось! Билеты распространяли через комитет комсомола, и их невозможно было достать. А после его ухода и публика разогналась, нужны были новые люди.
Начали работать Серёжа Кириллов, Коля Апехтин, а потом пришёл я. Мы с Колей ещё по Малому друг друга знали. На «Вагонке» всегда чувствовался фактор узнаваемости. Люди приходили, чтобы встретиться со старыми друзьями. Но сейчас этот фактор исчез. Публика сильно изменилась, она повзрослела. Именно поэтому два года назад моё отношение к «Вагонке» изменилось. А в своё время у нас был даже видеосалон. Мы ставили телевизоры и крутили фильмы. Помнишь? На «Челюсти» собиралось по сто человек! А сейчас у нас стоят крутые мониторы и видеопроекторы, но уже всё по-другому.
ФП: Года два назад на «Вагонке» произошла какая-то реорганизация, так?
АЛ: Всё началось с проблем на заводе. Раньше Вагонзавод финансировал всё, что происходило в этом ДК. Но в 1991 году разразился экономический кризис, и их знаменитые вагоны стали никому не нужны. К 1993 году мы завершили работу в круглом зале. Тогда же, приложив огромные усилия, отремонтировали этот холл, где мы сейчас сидим. В тот период мы начали сотрудничать с ДК на новых условиях: создали свою фирму. Это были я, Смирнов и Хохол. Именно сюда мы вложили первые заработанные деньги. А ещё осталась Раиса Ивановна, наша гардеробщица.
ФП: Не было идеи всё здесь перестроить, с размахом?
АЛ: Нет, мы не шумели, что, мол, ща все здесь станет круто. После заводского ремонта здесь, кстати, остались только голые стены. Там, где сейчас нижний бар, была наша раздевалка. Мне просто хотелось создать что-то стоящее. Очень помог на начальном этапе Саша Волков[2]. Он дал денег, и мы купили первое оборудование в Москве. А ещё был Клинчаян. О нём многие отзываются плохо, считают его странным человеком. Но он мне помог. Он дал кредит под минимальный процент, благодаря чему мы смогли купить фирменное оборудование в Германии. Потом я лично всё вернул ему до копейки. Мне важно было, чтобы дискотека соответствовала высокому уровню. А уж потом настало время зарабатывать большие деньги.
ФП: «Вагонка» для тебя — не основное в жизни?
АЛ: Может быть, уже нет. Особенно с тех пор, как появилась своя фирма. Я кем здесь только не числился, даже каким-то техником. И только в 1989 году получил запись в трудовой книжке — «ведущий музыкальных программ».
ФП: Нынешняя конкуренция означает для вас трудности?
АЛ: Конечно. Вспомни, как было у Персика: закрытая страна, закрытый город. И на всю полумиллионную массу людей была одна такая дискотека. Другие площадки я даже не беру в расчёт. А потом пришло новое поколение. Перестройка дала всем свободу – выезд за границу, возможность сравнивать. Начали открываться новые места. А «Вагонка» ведь расположена географически очень неудобно. Поэтому я считаю, что, если к нам до сих пор ходят, это уже показатель.
Считай сама: к стоимости билета на любую дискотеку смело накинь тридцать тысяч[3] на билет в любую дискотеку, потому что на «Вагонку» нужно ещё добираться на такси. Прошло то время, когда сюда ездили на трамвае. Да и людей сейчас стало меньше. В городе открылась куча ночных дискотек: «Пента», «Атлантика», «Бинго», «Шарм», в «Ольштыне», вот недавно «Кока-кола» появилась. До пяти утра — без проблем. А раньше-то «Вагонка» закрывалась в одиннадцать вечера.
АЛ: Да, и все грузились на трамвай и уезжали на «флейт».
ФП: Слушай, действительно, как-то мало на машинах ездили.
АЛ: Так тогда и машин-то не было, милая! Это было совсем другое время. Летом по Кутузова пешком идти – одно удовольствие. А сейчас всё изменилось, ценности другие стали. Время-то неумолимо. А помнишь, как музыку добывали? Мы пластинки обменивали, иностранные студенты через Минск контрабандой привозили горы пластинок. Ночами их переписывали. А теперь? Ты можешь купить самые последние новинки зарубежной музыки. Молодёжь сейчас — она же не чтит традиций!
ФП: Какую музыку сейчас ставят на «Вагонке»?
АЛ: Практически всё то, что крутят на западных дискотеках. Берём хит-парад, берём компакт. Тогда же были бобинники, ленты приходилось накручивать. А сейчас у нас горы дисков. Я иногда бываю в Польше и Германии, и там нет проблем купить компакт двухдневной давности.
Мы снова прерываемся — девушки настойчиво требуют своей доли внимания.
ФП: Ты можешь объяснить, почему здесь так много хорошеньких девушек?
АЛ: Ну, я так скажу: каждая женщина прекрасна всегда. Что касается «Вагонки», то у нас, скорее, девушки постарше. Вот, например, в «Ольштыне» — там в основном школьницы, особенно в четверг, когда вход бесплатный. А у нас девушкам уже 20-22 года. Это возраст, когда они уже умеют себя подать, заработать на хороший прикид.
ФП: Ты среди них крайне популярен.
АЛ: А знаешь, у меня популярность в городе есть какая-то, известность есть. Это, как у нас говорят, народная молва. Есть такое выражение — «дети города». Вот, царство небесное, был Вова Француз — его все знали. Или Хохол, наш бармен, он тоже из этой породы. Это явление, понимаешь? Люди, которых замечают, одиозные фигуры. А я-то кто такой?
ФП: Тебя я помню столько, сколько и «Вагонку». Кстати, как мы познакомились?
АЛ: Да как все. Тусовались. Уже 10 лет работаю на «Вагонке». Можно сказать, что я свою жизнь с ней связал.
АЛ: Тридцать два в мае исполнилось. Я считаю, что ещё достаточно молод, хотя, наверное, пора бы уже задуматься о серьёзных изменениях в жизни: создать семью, остепениться. Но, знаешь, я всё это как будто ищу, но не нахожу. Вернее, оно ко мне не приходит. Не то чтобы я не готов, просто... не моё это пока. Я просто живу и живу.
После этой фразы наш герой в мятой рубашке вдруг вспоминает, что находится здесь всё-таки по делу — как бы дискотеку вести. А поток друзей, как всегда, не прекращается. Поэтому мы расстаемся и договариваемся о встрече как-нибудь в другой раз, чтобы договорить. Но проходит неделя, и Левченко снова потерял покой. Заели дела, на душе неспокойно, да и отпуск бы не помешал. Заели дела, очень хочется в отпуск, и погода испортилась, а он-то так надеялся, что не зря купил себе к лету кабриолет!
Ему всегда чего-то не хватает — какой-то мелочи, детали. Передавая мне свои детские и подростковые фотографии, Андрей озабоченно говорит:
— Ты смотри, чтоб не получилось так, будто мы только о прошлом говорили. А то все подумают: этот Левченко такой старый, что у него одни воспоминания остались. А я же ещё молодой, у меня впереди столько праздников.
И вот уже на улице я вдруг соображаю, что так и не задала один важный вопрос: о будущем. Хотя, зная его неуёмный характер, я не удивлюсь, если через год Лёвка станет владельцем пары новых клубов или весёлых ночных заведений. Конечно же, исключительно для своих друзей, «чтобы можно было собраться, поговорить и вообще» — а значит, и для всего города.
[1] Марка болгарского полусухого вина, производившегося в 1980-е годы.
[2] Александр Волков – прославленный советский и российский теннисист, уроженец Калининграда.
[3] Примерно 500 рублей по ценам 2024 года.