РАССВЕТ МАГА-КОММУНИЗМА

Что-то пробудилось и это только начало…

Предисловие

#MAGACommunism - захватило интернет стремительно, и оно никуда не денется. Все те, кто наблюдают за этим явлением, недоумевают. Как могут быть едины MAGA и КОММУНИЗМ? Очевидно, что один ультраправый, а другой - ультралевый.

Может быть, это подобно синкретической, третьей позиции - политики фашизма, подобно национал-большевизму? Это, конечно, предполагает надлежащее значение политического спектра.

Аналитики, идеологи, мыслители и "основатели полит. контента", начиная с зарождающейся популистской эры 2010-х годов, доселе пользовались в качестве эвристического инструмента для навигации по Евро-Американской политике неким "политическим координатам".

Политические координаты

Любая политическая стратегия начинается, как почти аксиоматическая предпосылка, с понимания "правосторонних" и "левосторонних" сил. Таким образом, часто встретишь такие утверждения:

Должны ли мы голосовать за Байдена? Это зависит от того, можем ли мы сдвинуть его влево? Он более левый, чем Трамп…

Избирателям в Америке не понравился Берни, потому что он был далеко левым, а американцы сейчас очень правые.

Как нацизм может исходить от демократов? Демократы не такие правые, как республиканцы, а нацизм - ультраправый.

Конечно, это не объясняет, как якобы "правосторонние" силы постоянно обходят левых, занимая позиции, причем успешно, которые, казалось бы, ассоциируются с ультралевыми, например, безоговорочный антиинтервенционизм, исповедуемый такими фигурами, как Рон Пол, или дискурс против свободно рыночного неолиберализма, связанный с зарождающейся кампанией Трампа 2016 года.

Верно и обратное. Если бы «Breitbart» опубликовал статью, выражающую благоприятное отношение к евгенике, это было бы воспринято как форма ультраправого нацизма. Но если бы «MSNBC» выпустил ту же статью, попытавшись реабилитировать ее с точки зрения изменения климата, она прошла бы под радаром "левых" без вопросов. Такие немыслимые сценарии происходят постоянно. Западные левые регулярно защищают поставки украинским неонацистам (то есть, некоторые даже не отрицают, что они нацисты, но все равно защищают их поставки), высококлассные военные оборудования, как меньшее из двух зол перед лицом России.

Тем не менее, по-прежнему считается, что сила, оживляющая, движущая и определяющая политику, исходит от некоего континуума, маятника или перетягивания каната, представленного в виде политических координат. Для большинства либералов, у которых, в конце концов, полит. координаты - это как эвристическое устройство, которое берет свое начало (т.е. основано на формалистическом идеализме), нацизм является основной метафизической силой.

Для них это сродни "Звездным войнам", и сила имеет то же значение. Нацизм - это изначальная, жизненно важная "темная сторона", искушениям которой необходимо противостоять через политику "балансирования". Политические страсти должны быть обузданы, а идеологическая вера должна быть ограничена здоровой дозой нигилистического реализма, чтобы темная "сторона" не взяла верх - или, говоря словами Джаббы Вауша, лагеря не вернулись.

Удивительно, что никто не указал на эту забавную иронию. Для либералов и левачков реальным является только нацизм. Политика, оставленная на произвол судьбы, течет и изгибается в направлении нацизма. Полит. координаты для них определяются градациями сопротивления этому фатальному, первичному и жизненно важному выводу. Если мы приостанавливаем либерально-демократические институты и соответствующее им сознание (политкорректность, формализм, морализм и т.д.), мы плывём в "нацистский водоворот", засасываемая гравитационной силой нацизма.

Приписывание политике таких понятий, как "сила", явно подразумевает неявное, бессознательное понимание политической метафизики. Гоббс, исходя из своего бэконовского метафизического материализма, геометрически выстраивает субстанцию политической власти в противоположных и противоположных интересах атомов (то есть индивидов), подвешенных в хаосе их отталкивания в войне всех против всех, которая завершается сувереном, обладающим абсолютной монополией на насилие. Однако Гоббс был политическим метафизиком современной эпохи (или предвосхитил ее), для которой понятие политики определялось в терминах атомов, монад и государств (т.е. как в физическом, так и в политическом смысле) - общественного договора между граждан-индивидами и неким институтом, представляющим их коллективный суверенитет.

Сегодня для либеральных элит, только нацизм существует - для Гоббса, только преступность (корыстная антисоциальность) реальна.

В эпоху распада западного модерна (и либеральной демократии), кульминацией которого стала крах Бреттон-Вудская система, нефтяное эмбарго и Иранская революция 1979 года, политические метафизики - Карл Поппер (наставник Джорджа Сороса), рассматривали в качестве цели политики не суверена, а институционализированное и сознательное гражданское общество: Открытое общество. Суверен не является кульминацией метафизических сил, движущих политикой, но также движим ими и способен привести к ужасным результатам, таким как нацизм или коммунизм. По Гоббсу, люди иррациональны, своекорыстны и движимы дикими метафизическими силами. Они становятся по-настоящему рациональными только с помощью суверена. Но по Карлу Попперу, суверены подвластны тем же силам - поэтому институциональное гражданское общество должно быть бдительным, иначе политически впечатлительные массы создадут обновленную версию гоббсовского хаоса - нацизм.

С тех пор это было основным идеологическим обоснованием и легитимацией империализма США. Америка не является мировым полицейским чтобы контролировать индивидов. Оно контролирует государства. Оно следит за тем, чтобы эти суверены не стали фашистами. Советский Союз был фашистским. Ирак был фашистским. Северная Корея была фашистская. Иран был фашистский. Россия - фашистская. Куба - фашистская. Венесуэла - фашистская. Слово "фашизм" сегодня означает злонамеренный суверенитет: Суверенитет, который не соответствует, не соответствует или даже не соответствует американской однополярной глобальной системе. Злокачественный индивид - это нарушитель, преступник вне закона. Злостный суверен - фашист, потому что его суверенитет используется незаконным образом. Суверенитет - это действительно смешное слово сегодня. Его реальность противоречит его техническому значению. Суверен не является верховной властью. Он подчинен открытому обществу, или глобальности.

Историческая основа для использования этого слова (фашист), лежала в обстоятельствах послевоенного периода. Вторая Мировая война должна была быть войной положившей конец всем войнам. Вследствие неё, архитекторы Бреттон-Вудской системы, ООН, НАТО и т.д. верили в новый мировой порядок прочного мира, пытаясь гарантировать, что ничто и никогда больше не сможет нарушить стабильность международной политико-экономической системы (т.е. британской финансовой империи). Нацизм, конечно же, является подавленным основополагающим грехом этого глобализма. Нацизм был хаосом, из которого эта система основала свой порядок. Нацизм был последним свободным концом, который нужно было отрезать, прежде чем тысячелетний рейх мог быть действительно установлен. И все же их победа стала преследовать их. И поэтому все те, кто пришел сопротивляться этой глобальной системе, были объявлены нацистами, потому что они напомнили либералам, что они не обрубили все концы. Они не победили нацизм, а унаследовали его. Они спроецировали этот факт на других, потому что другие напомнили им об этом.

Революционеров прошлого называли преступниками. А поскольку государству было бесполезно отличать преступных бандитов от революционеров, оно прибегало к преступным средствам борьбы с революционерами. Сегодня политических диссидентов называют фашистами. И поскольку глобалистам нет смысла отличать политическое сопротивление от фашистов, они, со всем своим лицемерием, регулярно нанимают фашистских головорезов-неонацистов и используют фашистские средства для подавления врагов глобализма. Об этом свидетельствует вся история холодной войны. Даже наши политические враги в Интернете дружат с неонацистами и пытаются вербовать их против нас. Ситуация на Украине говорит сама за себя. Нацизм - это грязный секрет глобалистов. Они называют всех нацистами, потому что сами в глубине души являются таковыми. Тот факт, что люди даже готовы сопротивляться им, напоминает им об этом.

Злобные суверены напоминают им об основополагающем грехе американской однополярности. Выход Советского Союза из переговоров по Бреттон-Вудскому соглашению сам по себе породил холодную войну. При всей антикоммунистической пропаганде (которая в основном исходит от реакционного квазипопулизма) прогрессисты и либералы в глубине души действительно считали Советы и их союзников "красными фашистами". Подобно тому, как преступники напоминают суверенам об основополагающем преступлении государства, злонамеренные суверены напоминают глобалистским либералам об их собственном основополагающем нацизме. Метафизический примат нацизма заключается в искусственности глобалистского либерализма, прогрессивной политики, вплоть до откровенно добродетельной демонстрации уродливости.

Таким образом, не только Северная Корея, но даже Дэйв Шапель - нацист. Его пренебрежение этикетом открытого общества означает, что он поддался темной стороне: он приостановил свою институциональную совесть и уступает метафизической силе фашизма. Он может быть индивидуумом, но его индивидуальность политизирована как атом потенциального злокачественного суверенитета (возможно, движения MAGA). И такая политика поляризована ("MAGA - это на самом деле инструмент российского фашизма"). Конечным итогом рассказывания трансфобных шуток является хаос. А хаос крутится в форме свастики. Порядок - левый, хаос - правый, потому что порядок - это прогрессивный глобализм, а хаос - нацизм. Все политическое превратилось в свою противоположность: Большая преднамеренность, искусственность, дизайн и т.д. необходимы для поддержания открытости - в то время как люди, предоставленные самим себе, станут закрытыми. Свобода - это рабство. Рабство - это свобода.

Здесь кроются полит. координаты, больше похожая на теорию политической гравитации. Это гоббсовский либерализм в эпоху постмодернизма. Такая "теория" на самом деле является эвристическим приемом чистой паранойи и бессилия. Это копия тонущего корабля, в затоплении которого виновата вода, а не сам корабль. Все нацистское доказывает неадекватность, несостоятельность и несостоятельность глобалистского либерализма, поскольку нацизм был его санкцией, оправданием и "casus belli". Чем левее крайние, тем больше верится в необходимость большего контроля над этой дикой силой. Чем больше хаоса, тем больше правых (а власть имущие регулярно используют этот "хаос" для сохранения контроля! Только подумайте, сколько контроля дал им 6-ое января).

В конечном итоге, полит координаты, для всех интенсивных целей, является одномерным. Было предпринято множество попыток создать более точную модель политических различий. Однако все они терпят неудачу и неизбежно обречены на провал по тем же причинам, что и первоначальная модель, потому что они используют одни и те же метафизические предпосылки. Пытаясь разработать беспристрастное представление политического антагонизма, такое представление обречено само стать пристрастным к нему. На каком политических координатах находятся сами политические координаты? Абсурдный и парадоксальный по своей сути вопрос.

Полит координаты - это пространственная непрерывность, тогда как политический антагонизм предполагает резкий и острый разрыв, как по форме, так и по содержанию, затрагивающий - искривляющий, изгибающий и изменяющий даже собственную репрезентацию. Первый шаг к пониманию истинных сил, определяющих политику, состоит в том, чтобы понять, что политика, то есть современная политика, является собственной силой. Создание универсальной современной государственности, кульминацией которой является либеральный глобализм, - это сила собственного рода, сила, соответствующая истории буржуазии как класса. Эта сила не основывается ни на какой-либо конкретной агентивной (рациональной, моральной и т.д.) интенции (например, стремление к власти), ни на каком-либо первичном принуждении (например, "нацбольский водоворот" или гоббсовские дикие инстинкты).

Такая сила скорее является имманентным противоречием. Имманентное противоречие - это антагонизм, парадокс, противоречие и т.д. не между двумя дискретными вещами или двумя дискретными элементами, а сам тип чистого различия. История современности (модерна)- это история чистого различия и парадоксальных попыток придать ему форму, от немецкой идеалистической философии, французской революционной политики до английского промышленного капитализма. Трансцендентальная эстетика Канта или априорные чистые формы интуиции разделены на пространство и время, потому что единственным общим для них объектом является чистая прерывность, различие или противоречие. Капитал имеет своим объектом и основанием чистую прерывность, или отчуждение между рабочим и средствами производства. Наконец, современная политика имеет своим объектом чистую прерывность - между революционными изменениями и порядком.

Чистое различие утверждается в современной политике в разделении между универсальной государственностью и гражданским обществом. Всеобщая государственность, в свою очередь, есть всеобщая форма и абстрактная сущность народа, которая сама основана на различии - между человеком вообще и человеком в частности, между абстрактным правом в целом и реальной деятельностью в частности. Эта абстракция создается не произвольно, а на основе абсолютной определенности политической воли, которая не допускает никаких различий за пределами своей формы. Подобно тому, как демоны спровоцировали Декарта найти определенное убежище только в своей мысли, злобные суверены английской гражданской войны спровоцировали англичан найти убежище в чистой парламентской форме (а позже французов - в республике).

Поэтому дебилы уродливой политической теории, критикующие буржуазный формализм и универсализм из-за пренебрежения различиями, полностью упускают суть. "Мы, народ? Вы уверены? А как насчет толстой трансгендерной коренной женщины?" Мы - народ, и подразумеваемая в нем универсальная государственность - это предполагаемое намерение - самомнение. Оно не претендует на то, чтобы действительно знать или представлять каждого отдельного человека, это намерение государства, которое стремится действовать как универсальный народ - и, таким образом, по своей сути абстрагированная форма народа, народа в институциональной цели его суверенитета, т.е. если государство будет действовать как народ, оно может делать это только как чистая форма, которая не знает различий в содержании (т.е. между людьми).

Таким образом, это не просто означает отсутствие чувствительности к различиям между людьми, это означает фундаментальное различие или разрыв между народом как содержательным, конкретным единством - и народом как абстрактным, формальным единством. Универсальное или буржуазное государство не знает различий между людьми. Но оно также не знает различий между собой и своей собственной, реальной действительностью. И здесь лежит основной зародыш, который в конечном счете кульминирует в современном классовом различии, между мнимой формой всеобщего народа и реальностью его всеобщего содержания. Пролетариат не похож на "толстую транс-инвалидную коренную женщину". Он не есть нечто исключенное из всеобщего состояния, он есть всеобщее состояние в его собственной действительной, а не тщеславной реальности - т.е. мясорубка всеобщей меновой стоимости - противостояние между всеобщей формой обмена и ее собственными предшествующими предпосылками в труде.

Однако, прежде чем проводить классовое различие, необходимо понять более фундаментальное метафизическое различие, которое порождает современное политическое различие. Современное политическое различие, хотя и связано с ним, предшествует современной классовой борьбе. Современное политическое различие берет свое начало в душевной боли от злокачественного, или нелегитимного суверенитета. Это, во-первых, суверенитет, нелегитимный в своих собственных условиях, как в бурной истории английской гражданской войны, когда суверен не может доказать свою правоту даже в условиях своей собственной санкции (религия, наследование и т.д.), порождая разрушительную сердечную боль, для которой все, что когда-то считалось хорошим, оказывается нереальным, нелегитимным, ложным и т.д. А затем нелегитимным в терминах современных политических теорий, которые формируются в ответ на эту сердечную боль (т.е. Гоббс, Руссо, Локк и т.д.).

Остается лишь чистая прерывистость, лишенная какого-либо ощутимого или определенного содержания, чистый разрыв в ткани политического бытия, который ставит с ног на голову, после чего мир переворачивается с ног на голову. Политика закрывает свое сердце для сакрального и вечного (которые ее предали), и ей не остается ничего другого, кроме как страдать от противоречия и необходимости обосновывать себя в терминах и средствами, полностью подотчетными и известными ей самой. Божественное право, которое так долго отстраняло политическое в объятия непознаваемого и вечного, в силу собственной невозможности заменяется рациональной современной государственностью, которая отстраняет политическое в рукотворную институциональную санкцию.

Именно в парадоксальных попытках восстановить единство и придать чистую форму этой чистой прерывистости в сердце современной политики появляется определенное и неустранимое разделение. Разделение на изменение и порядок - это саморазделение чистого различия посредством его превращения в чистую форму. Порядок, с одной стороны, есть не что иное, как чистая форма чистого различия, взятая как нечто завершенное. Изменение, с другой стороны, есть не что иное, как воздействие этого самого различия и попытки придать ему чистую форму на статус-кво, определяемый каким-то иным предметным содержанием (а не чистой формой различия), то есть древний режим (отсюда неизбежный крах любой партии порядка, которая обречена быть свергнутой теми же средствами, какими она была создана: консерватор сегодня - это либерал вчера).

Общий знаменатель - это, конечно, формализм, для которого чистое противоречие - это, прежде всего, невозможность, которая должна быть немедленно облечена в определенную и одностороннюю форму. Однако это ограничение не разделяет бессмертная наука марксизма-ленинизма, согласно которой противоречие само по себе является чем-то реальным, имманентным объектам. Но этот формализм - не просто ошибка политической теории. Это то, что определяет историческую эпоху буржуазии и капиталистического способа производства, каким мы его знаем. Это не просто способ представления мира в мысли, это способ отношения к миру в реальности: С точки зрения его редукции к универсальной форме.

Неудача этой редукции - это история современности (модерна). И в частности, история современной политики, чье собственное разделение - на левых и правых - свидетельствует о невозможности такой редукции. Однако она также свидетельствует о невозможности того, чтобы буржуазия и капиталистический способ производства были конечными формами истории. В основе этого конфликта между "левыми и правыми" лежит нечто еще более глубокое, то есть неземное, что непреднамеренно обнаруживает себя в процессе революционных изменений. И вдруг топология политического разделения становится запутанной, головокружительной и дезориентирующей. Левые становятся правыми, а правые - левыми. Ночью дымовые гранаты заслоняют позиции партизан, которые ведут огонь, казалось бы, со всех сторон.

Буржуазия, в тщетной попытке достичь всеобщего формального политического единства, оказывается в осаде террористов, которые совершенно не заботятся о современной чистоте формы. Это партизан.

Партизан-революционер

Полит. координаты можно определить как метафизическую теорию политической выравнивания. Этот формализм заключается в том, что он не делает различия между политическим выравниванием в реальной действительности - то есть, какую позицию занимает человек по отношению к реальной политической власти, реальным политическим противоречиям и т.д. - и политической ориентацией, формально представленной абстрактными ценностями и принципами.

Даже строго взятая с точки зрения информационной войны, она не может правильно определить, где та или иная идеологическая тенденция действительно выравнивается по отношению к политической. Абстрактные "ценности" и принципы располагаются рядом с формальным и якобы беспристрастным спектром. Вместо того, чтобы классифицировать, где данный образец информации действительно соответствует, например, реальной форме реально существующего государства, он классифицирует идеологическую информацию с точки зрения того, где она воображается или претендует быть.

Например, для соответствия у бредтуберов определяется тем, как, по их мнению, должно управляться общество или как они хотели бы, чтобы оно управлялось. Но при этом не учитывается, какое отношение информация о таких "ценностях" имеет к тому, как оно на самом деле управляется сейчас. Оно может выглядеть противоречивой и, следовательно, казаться революционной, но как формы информации они не бросают вызов существующему положению вещей. "Я думаю, что мы должны жить в без государственном обществе" может показаться противоречащим статус-кво, где государство в значительной степени все еще существует. Однако политическая ориентация определяется тем, какое отношение она имеет к реальной форме государственной власти.

Обоснование политической власти на основе надуманного морального консенсуса полностью соответствует существующему современному государству. Их "ценности" о том, как "должно выглядеть общество", занимают ту же позицию высказывания по отношению к обществу, что и современное государство, имея своим адресатом не конкретный сегмент общества, а такого же универсального адресата. Бредтубер обращается к Америке не иначе, чем президент. Поэтому не стоит удивляться, что в реальном содержании бредтубер оказывается силой пропаганды реального (а не предпочитаемого воображением) правления президента.

Конечно, можно быть анархистом, который критикует практически все, что делает правительство. Но чаще всего даже эта информация согласуется с уже давно идущей реорганизацией аппарата формирования политики, подчиняясь надуманному моральному консенсусу "Открытого общества". Не столько конкретность критики, сколько субъективная точка зрения, с которой эта критика делается, определяет ее реальное политическое содержание. Вы можете быть полностью солидарны с современной государственной властью, даже критикуя ее политику и решения - потому что то, как вы их критикуете, может воспроизводить в сознании ее субъективную точку зрения.

Таким образом, существует острое различие между реальным политическим выравниванием и формальным политическим выравниванием. Реальные политические различия проявляются не в разных местах на одной и той же формальной карте политики, а между реальной политикой и самими координатами. Это также означает, что существует острое различие между фактическим выравниванием левых и левачества (то же самое верно и для правых). Левачество и Правачество - это идеологии формального политического выравнивания, которые не могут сказать правду о реальной позиции левых и правых.

Реальная политическая позиция - которая основана не на идеальной позиции, а на реальной, субъективной позиции - не может быть обоснована никаким формальным континуумом политической репрезентации. Реальное политическое разделение начинается только в месте острого разрыва, основанного, как понимает Клаузевиц, на абсолютной вражде или противоречии. Таким образом, создание альтернативного политических координат является невозможным. Политические координаты сами по себе являются политическими. Полит. координаты по своей сути являются "леватским", хотя и не левым по своей фактической направленности.

Левизна - это теория или идеология левого толка. Поскольку вся современная политика берет свое начало в революционном изменении, которое повлекло за собой полное выравнивание политики до чистой формы, не знающей различий в содержании, любая теория современного политического выравнивания будет "левацкой". И на самом деле, "левое крыло" - это не более чем политический перекос, находящийся за пределами современной политической формы. Левизна - это не более чем идеология, с помощью которой современная политика справляется со своим собственным реальным происхождением, а значит, и со своей реальной изменчивостью.

Левых можно определить как современную политику перемен, или путь, по которому движется политическая современность.

Во время Французской революции 1789 года политика перемен была сразу же революционной, меняющей мир. Поскольку не было создано ни одного института современности, участие в этой политике означало участие в чем-то действительно новом, действительно беспрецедентном, с действительно нерешенным завершением.

С окончательным укреплением либеральной демократии после Первой Мировой войны "политика перемен" становится, в некотором смысле, консервативной. Установленные институты современности делают "политический прогресс и перемены" неизбежными. В конечном счете, леваки просто выполняют повестку дня, уже установленную вне политики.

С другой стороны, правые могут быть определены современной политикой порядка, или метафизикой политической современности. Первым правым был Гоббс. Во время Французской революции правыми были термидорианцы и элементы буржуазии, которые хотели подражать английской модели, где король является лишь марионеткой правящего класса.

Но в либеральной демократии постоянный порядок разрушается на уровне устоявшейся политики. Поэтому нужно искать порядок более глубокий и фундаментальный. Но тогда консерваторы становятся революционерами (konservative revolutionary), как в Иранской революции 1979 года, где более глубокий порядок был найден в исламе.

Введите теорию Карла Шмитта о партизанах. Партизанство само по себе является политической ориентацией, независимо от того, где интернет-дебилы пытаются расположить его на своем глупом маленьком "полит. координатах". Партизанство подразумевает фактическую политическую позицию - что означает фактическую борьбу за политическую власть. Партизан спускается к корням народа, повторяя происхождение современной государственности, возвращая ее к реальным (а не формальным) предпосылкам.

Партизаны - не леваки. Но они также не являются и праваками. Партизанский иррегуляр противопоставляется стандартизированному порядку регулярной армии. С точки зрения регулярной армии (порядка), это сила хаоса. Но она глубоко земная, земная, с глубокой привязанностью к почве нации и глубокому порядку сельской жизни.

Но как этот порядок будет установлен, всегда остается нерешенным. Партизан - это настоящая сила перемен, именно потому, что он опирается на то, что действительно вечно. Вспомните исламских партизан, преданных вечному Творцу, или партизан типа Че Гевары, преданных вечным принципам, таким как справедливость и достоинство.

Леваки просто принимают этот реальный порядок как должное, и то, как он уже установлен институтами политической современности. "Революционный" левак вводит изменения с регулярностью и банальностью обновления Windows. Но партизан продолжает иметь активное отношение к реальному и истинному порядку, а значит, и активное отношение к предпосылкам революционных изменений.

Партизан в конечном счете левый, потому что он революционер. Однако левый характер партизана является вспомогательным и случайным. В конечном счете, они кодируются как левые, потому что участвуют в процессе революционных политических изменений. Но с другой стороны, они выполняют аутентичное ядро правого, которое заключается в разрешении антагонизма современности в порядок - только способом, полностью противоположным правому: Разрешение в порядок становится жестом революционной партизанщины.

И вот уже с партизанством возникает самое фундаментальное нарушение политических координат буржуазной современности. Партизан приходит с недр, разрешая кажущееся противоречие между левыми и правыми путем введения совершенно нового измерения политического выравнивания. Он не "объединяет" или "синтезирует" левых и правых, он скорее вытесняет противоречие между ними в радикально новую форму. Он вытесняет различие между "левыми и правыми", артикулируя это различие в совершенно новый континуум контргегемонистского политического пространства.

Таким образом, партизан является подлинно и радикально революционным, представляя собой нечто разрушительное по отношению к современной буржуазной политике. Партизан воплощает изменения, является изменением, но изменением в форме «замещения» (sublation) или разрешения существующего порядка, ускоряя его развитие к его реальному завершению. Это политический агент в конце истории, для которого изменение - это момент в развитии порядка, более вечного, чем тот, которому может придать форму современная государственность.

Леваки же верят в некую доктрину, некие принципы, некую теорию абстрактных изменений, одомашненных изменений, дистиллированных изменений ради них самих. А в реальности они вообще не участвуют ни в каких политических изменениях. Они исповедуют религию перемен, которая на самом деле является гниением стагнации.

Левак, по сути, является самым большим врагом партизана, не только потому, что у них противоположные ценности, но и противоположные субъективности. Левачество представляет собой высшее развитие буржуазной политической идеологии, которая основана на том, что должно быть высшей формой изменения. Левачество - это идеология американского однополярного империализма, высшей стадии буржуазного политического модерна, который стремится формализовать не только всю политику, но и всю культуру, общество и т.д. по принципу всеобщего формального равенства.

Левачество обосновывает политику не партизанством, а некой якобы универсальной моралью, и фундаментальный непреходящий факт политического антагонизма оправдывает чувство самодовольного превосходства левых. Политические конфликты продолжаются - не из-за какого-то фундаментального противоречия, лежащего в основе политики, - а потому, что люди слишком реакционны, слишком фашистски настроены, слишком аморальны или слишком глупы, чтобы принять якобы универсальные ценности левизны. Для леваков вражда основана не столько на различии "друг-враг" в конкретной борьбе, сколько на злобной, дикой бесчеловечности по отношению ко всем, кто не входит в их собственное дискурсивное сообщество, структурно идентичное худшим аспектам европейского расизма и нацизма.

Таким образом, они представляют собой квинтэссенцию настоящей абсолютной вражды для политического партизана, являясь агентивным проявлением универсального современного государства, своего рода убийственным роботом-наблюдателем, предназначенным для истребления потенциальных партизан. Вражда к левым, которую разделяют партизаны, основана не просто на идеологических разногласиях или конфликте ценностей. Это похоже на враждебность к стукачу, единственная миссия которого - устранить и выдать позицию партизан против их государственного врага. На определенном уровне это даже не личное. Само выравнивание их противоположных субъективностей настраивает их друг против друга в войне на абсолютное уничтожение.

Левачество - это идеология выравнивания и стандартизации, сглаживания стратифицированного социально-политического рельефа в условное гладкое пространство. Поэтому левак, будучи агентом всеобщего наблюдения, возводит каждую точку политического спора, антагонизма и противоречия в статус полосы на топографии универсальной политической формы (подлежащей сглаживанию, т.е. #BLM!). Партизанский нерегулярный, по своей природе, занимает точки антагонистического противоречия, и, таким образом, позиционирует свою позицию по отношению к содержанию, а не форме. Партизан не имеет никакого отношения к какому-либо "полит. координатам" или репрезентации политики, он сам воплощает политический антагонизм.

Таким образом, классовая борьба внутри политического выравнивания может быть понята как борьба между левизной и партизанством. В противоречии между универсальной государственностью и гражданским обществом стоят два противоположных примирения: На стороне буржуазии - расширение универсальной государственности, артикулирующее противоречие в терминах неисчерпаемой универсальности государства (государство недостаточно "большое"). На стороне пролетариата - превращение гражданского общества в место партизанской войны, артикулирующее противоречие в терминах изживания буржуазного государства (т.е. как обреченного на свалку истории).

В той мере, в какой гражданское общество противостоит универсальному государству как диссонирующему или несовпадающему с ним, гражданское общество противостоит универсальному государству как дефекту безопасности, который необходимо починить. В первую очередь это выражается в грубом расширении военно-полицейских полномочий, среди которых не последнее место занимает слежка. На культурном фронте, однако, это также принимает форму расширения полностью санированного искусственного или институционализированного гражданского общества, совместимого с универсальным государством. В определенный момент ускорения развития исторической классовой борьбы реальное существование гражданского общества превратилось в кризис национальной безопасности.

Здесь отчасти кроется исток Открытого общества - внешне децентрализованной сети НПО, академических, некоммерческих, активистских и т.д. институтов, которые, хотя и не подчиняются напрямую суверенной воле государства, по природе своей формы и конструкции являются механизмами фильтрации гражданского общества в совместимую, санированную, прозрачную, открытую и неприкрытую форму. Буржуазное государство, успешно обезопасив себя в военном отношении от вооруженных партизанских боевиков - и, более того, обеспечив гражданское общество (протест, беспорядки и т.д.) в совместимую, санированную форму - похоже, сделало партизанство невозможным.

Диалектику партизана и буржуазного государства следует рассматривать как игру в "кит-а-мол". Партизан занимает все места, куда не смотрит государство, которые можно эвристически представить в виде абстрактного подземного пространства. Глобальность, высшая концепция современной географии, относится к гладкому и нелокальному континууму открытого и абстрактного пространства, своего рода решетке, которая выравнивает целые суверенные государства как соединительные узлы для облегчения товаров, людей и, самое главное, информации. На вершине находится, объединяя небо и землю, современная форма стоимости (т.е. нефтедоллар) финансового капитала.

Американский суверенитет, таким образом, не лежит на вершине американской однополярной системы. Это понятие по-прежнему ограничивается узкой гоббсовской политической метафизикой. Вершиной американской однополярной системы является воспроизводство фиктивного капитала, или глобальной финансовой сети, базирующейся на Уолл-стрит и в лондонском Сити, которая объединяет все суверенные государства, включая американское (его первого гражданина), в качестве соединительных узлов в континууме его всеобщего воспроизводства и циркуляции. Говоря политическим языком, глобальность американской однополярности находит свою артикуляцию, или свое выражение, в институтах открытого общества (и находит свою операционную безопасность в глубинном государстве) - которые главным образом устанавливают, а-ля Грамши, его культурную гегемонию.

Политика, таким образом, становится нисходящим потоком от этой культурной гегемонии, и вначале это происходит в форме разработки политики. НПО, аналитические центры, университеты, лоббисты и т.д. - все проявления однополярного глобализма (возникшего благодаря ЦРУ, отмывающему деньги Рокфеллеров), не меняют форму государства. Но они меняют характер того, как избираются люди, как принимаются законы и какая политика проводится в жизнь. Фиктивный капитал и его воспроизводство, стоящие на вершине однополярной системы, также не являются просто слепым процессом накопления. Он все больше принимает форму экономической информации-сигнала, превращаясь в чрезвычайно динамичную форму экономического планирования, операционализируя информацию для распределения кредитов.

Информация, по сути, является современной эстетикой в конце истории, конечной формой форм, политических или иных. Открытое общество - это, главным образом, информационно-отмывочная сеть. Информация - имманентная формация - это провал современной универсальной формы. В соответствии с созидательным разрушением капитализма, этот провал был операционализирован с целью воспроизводства формы стоимости: Открытая и свободная информация означает совместимую информацию, то есть совместимую с современной формой (которая является абстрактной, негативной, универсальной и т.д.). Информация науки, универсальных ценностей, финансов и т.д. метонимически связана с Божеством однополярности.

Здесь кроется значение левизны, которая является чистой и дистиллированной идеологией открытой информации. Левизна означает доверие к науке, открытым ценностям, последним новостям (Украина, #BLM и т.д.) - определенное когнитивное расстройство, которое полностью уравнивает разум с однополярной системой. Левачество не является фактическим наследником исторической левой политики, берущей начало во Французской революции, но скорее является машиной информационной безопасности, которая навязывает аффект политических и культурных изменений посредством утверждения информации, соответствующей статус-кво, обществу, постоянно находящемуся в подвешенном состоянии. Таким образом, аффект перемен возникает в результате навязывания мертвого порядка живому, который все чаще, благодаря развитию производительных сил, ускользает из-под его контроля.

Левизна - это разновидность умственной отсталости, согласно которой последняя "открытая" повестка дня представляет собой реальные исторические изменения. В действительности же такая повестка дня уже определена вне политики и полностью предсказуема заранее. Она задана природой "открытой" глобальной системы, чья открытость скрывает радикальную закрытость по отношению к подлинной альтернативности и подлинным историческим изменениям, которые она подавляет с помощью жестокой силы. Левачество - это мускадин, эскадрон смерти, белый терроризм американской однополярности, посланный вниз, чтобы "открыть" все слои общества для обеспечения их надлежащего соответствия системе в качестве производителей и потребителей информации.

Информация стала самым важным пространством боевых действий в современной войне. Будучи вытесненным со своих позиций как в вооруженной борьбе, так и в гражданском обществе, партизанский революционер отступил в информационную войну. Информационная война - это последняя форма современной войны, потому что она является местом, в котором универсальная современная форма сама подвергается имманентному оспариванию. Во всех пространствах войны до сих пор современное государство могло считать само собой разумеющимся базовое различие между сферой своего собственного волеизъявления, оперативных возможностей и идентичности - и сферой преступности за ее пределами.

Однако в эпоху информационной войны современное государство подвергается инфильтрации изнутри. Сама его способность информировать, то есть принимать форму и реальность в сознании людей, может быть напрямую захвачена с помощью нерегулярных тактик "наезд и бегство", "рой" и т.д. партизанскими инфовоинами (т.е. выборы 2016 и 2020 годов). Конечно, партизан в основном политически (не)соответствует, но информационная война представляет собой наиболее продвинутую (но отнюдь не исключительную) сферу деятельности для партизана сегодня. Это та сфера, в которой отказ от глобальной системы становится возможным на уровне сознания - процесс, который социологи называют "радикализацией".

Как категория полярности, уравнивание относится к своему месту по отношению к континууму данной глобальности. Глобальная система выравнивания включает в себя очень нетипичную географическую форму отношений между городскостью и сельскостью. Вместо того чтобы быть пространствами, разделенными расстоянием (хотя часто так и есть), они разделены главным образом отношением к глобальному континууму. Таким образом, Airbnb в центре Айдахо в некотором смысле является "городским", а приходящий в упадок район Лос-Анджелеса в некотором смысле может быть "сельским". Сельскость - это не обязательно несоответствие глобальной системе, скорее, она потенциально может быть таковой. Будучи "незамеченной" (т.е. "пролетные штаты"), она имеет главный потенциал для возникновения злонамеренных суверенитетов или контргегемонистских, партизанских видов политики - от исламского фундаментализма до движения ополчения, от мальчиков-букашек до черных партизанских движений (включая ранних "пантер").

Ограниченность концепции партизана Карла Шмитта заключается в его гоббсовском формализме - невозможности определить партизана иначе, чем через то, чем он не является, т.е. только через оппозицию, которую он представляет стандартизированному порядку, тип бунтаря без причины. Различие между другом и врагом, на котором основано понятие вражды, наряду с определением партизана в терминах нетрадиционности представляют понятие партизана с точки зрения антипартизанских операций. Но партизанство может быть определено и через специфическое гегелевское замещение устоявшихся политических различий, представляя собой тип политического субъекта, интерпеллированного новой формой универсальной государственности - Кожевниковской империей, полярностью или детерминированной глобальностью.

Бескрайный смысл сельскости - даёт толчок зародышу детерминированной и конкретной глобальности - не универсального открытого общества глобализма, но общества, замкнутого или определённого своими специфическими ограничениями, образом жизни или земным характером. Постмонгольские азиатские земные империи раннего модерна, а также современные коммунистические государства, которые во многом возродили их, могут быть определены именно в форме этого типа универсальной государственности. Поскольку сельскость, представляющая собой определенное ограничение и реальную основу универсальной современной государственности, может порождать злокачественные суверенитеты - она должна жестоко сдерживаться современным государством. Идиотизм и банальность сельской жизни должны поддерживаться, чтобы не было вспышек. Сельские жители, таким образом, не являются современными индивидуальными субъектами, а рассматриваются как вид домашнего скота. Таким образом, предел современной универсальной формы является для нее также местом вражды, преступности, терроризма и злонамеренного суверенитета ("Фашизм").

Но для монгольской универсальной государственности предел государства - это скорее штамп его самобытности и характера, чем его недостаточности. Это источник его жизненной силы. Современное государство основано на сдерживании и отрицании своего собственного источника в сельской жизни. Но как только между источником и государем в Земной Империи возникает явный разлад, государя немедленно свергают (как в случае свержения династии Юань династией Мин) - длительное состояние грубого угнетения невозможно. По сути, Земные Империи являются Партизанскими Империями, которые, вместо того чтобы навязывать стандартный порядок за счет конкретной реальности народа, создают порядок на его основе: Универсальная государственность определяется своей реальностью, а не только формой. Ее форма определяется, по сути, этой реальностью. Эти имперские суверенитеты сами по своей сути партзиански, которое определяется по содержанию земной реальностью, составляющей их реальную основу, а не формальным "состоянием" бытия, которое тщетно пытается искусственно установить свои собственные предпосылки.

Современная эпоха многополярности показала, что историческая преемственность Азиатских Земных Империй сохраняется, и что их упадок - в форме колониализма, современного конфликта, пауперизации и подчинения Западу - был лишь преходящим и временным всплеском в длительном процессе их исторического развития. Теперь однополярная система американского глобализма столкнулась с появлением определяющих глобальностей - противоположных и уникальных полярностей, в которых заключен весь динамизм, технологическое и культурное развитие и т.д. американской глобальной системы без манкирования абстрактной формальной универсальностью. Здесь кроется истинный, материальный и жизненный источник так называемого "фашизма": объективный распад Американской однополярной системы в силу ее собственных внутренних противоречий.

Истинная угроза, исходящая от злонамеренных суверенитетов - государств-изгоев - состоит не в том, что они являются геополитическими анархистами, а в том, что они придерживаются совершенно противоположных и различных полярностей, которые служат зародышем новой глобальной системы - системы, которая вместо того, чтобы завершиться "открытием" обмена-стоимости, завершится детерминированным "закрытым" характером, необходимым для развития и взаимодействия между народами. Этот истинный конец истории, кульминирующий, наконец, в злокачественной глобальности (вы когда-нибудь задумывались, что Инфракрасный символ коллектива означает?), глобальности, беременной развитием детерминированных цивилизаций и народов - это злокачественная "равнина имманентности", из которой в будущем рождается вся контргегемонистская политика.

Различие между левыми и правыми вытесняется различием между Левачеством (которое в политической реальности все чаще принимает форму "аполитичного центра") и Партизанством, причем последнее включает в себя всевозможные эклектичные, дикие, пограничные идеологии, которые появляются "по всем полит. координатам". Она предстает в таком виде не из-за какого-то мистического " Нацбол засасывания" или глубокого метафизического значения фашизма - но потому, что она представляет собой, в конечном счете, отрицание современной политической формы как таковой. В отличие от "синкретизма третьей позиции", партизанские политические идеологии в должной мере хаотичны, определяясь лишь своей непредсказуемостью с точки зрения современного политического сознания.

Если сегодня партизанщина ассоциируется с "крайне правыми", то это только потому, что каждая партизанская идеология на сегодняшний день достигла кульминации в виде культа, догмы, путаницы или бессилия, которые, взятые по отдельности, обездвиживают партизанскую политическую борьбу, В отличие от различных форм социализма, описанных в "Коммунистическом манифесте". Политические идеологии, стремящиеся вернуться к истинному порядку или обнаружить его, создаются в противовес преобладающим "Левацким" идеологиям. Однако, взятые по отдельности, они не представляют никакого вызова. Взятые вместе, они представляют собой лишь общую форму враждебности к статус-кво, и поэтому все вместе представляются как "крайне правые" - "пропасть", которая для либерального сознания (и, надо признать, для некоторых самих идеологов) заканчивается Нацизмом. Однако не какая-то общая ультраправая политическая идеология определяет эти партизанские идеологии вместе взятые, а лишь общая форма (потенциально) злокачественного политического суверенитета.

Политика во всем мире стала глобализированной, то есть Американизированной. Левизна, даже сейчас в Латинской Америке, где левые партизаны были самыми грозными противниками американского империализма, все чаще стала означать одно и то же. Немецкий левизм сегодня неотличим от американского, в то время как "крайне правые" партизанские движения вроде "AfD" пытаются восстановить исконно восточногерманские коммунистические традиции. И эта тенденция быстро распространяется во всех уголках земного шара. Решающее противостояние в современной политике назревает почти в каждой стране, что представляет собой величайшую политическую перестройку современной эпохи, и не в последнюю очередь в самих Соединенных Штатах.

Красное солнце Америки

В Соединенных Штатах движение MAGA стало определяться как единственная американская форма партизанства. Как известно, различие между республиканцами и демократами почти в каждом избирательном цикле никогда не было реальным политическим различием на основе клаузевицевской абсолютной вражды. Партизанство, то есть бесстрастная политическая пристрастность, окончательно вернулась в США исключительно в движении MAGA, которое вновь внесло реальную политическую вражду и различие в брюхо самого глобалистского зверя. Возникнув в результате довольно случайного стечения обстоятельств, в результате президентских выборов Дональда Трампа в 2016 году, это движение стало вместилищем всех возможных реальных контргегемонистских идеологических тенденций в Соединенных Штатах.

MAGA стала определяться как земная Америка, Америка-бизарро, Америка альтернативной хронологии, другая Америка, пролетная Америка и т.д. - и возникла как своего рода злокачественная тульпа глобалистских Соединенных Штатов. Земная версия, которая каким-то образом не совпадает с самой глобальной системой, возглавляемой американцами, и которая несет в себе зародыш того типа суверенитета, который может окончательно вырваться из однополярной глобальной системы и забить последний гвоздь в ее гроб. Америка как будто разделилась сама с собой в процессе бесполого размножения, только для того, чтобы обнажить свою темную вторую часть (темная другая часть - это глобалистский истеблишмент!). И в основе этого лежит не кто иной, как американский рабочий класс, на спинах которого глобалисты пришли к власти в первую очередь, и который, следовательно, имеет с ними незаконченное дело.

Движение MAGA сформировалось как движение народа, лишенного до сих пор своего суверенного представительства, и, следовательно, народа, который сейчас борется за то, чтобы получить призвание своей истинной полярности. Оно порождает, подобно нестабильному вакууму, лишенному своего элемента, целое множество противоречивых гиперощущений, устремленных в небо, являясь почвой, из которой рождаются суверены, государства и полярности. Для архитекторов глобальной системы американский рабочий класс был самым упущенным и недооцененным элементом, но в итоге он, наряду с общественными работами и инфраструктурой Нового курса, стал истинной основой и двигателем американской экономики. Экстравагантные проекты "прогрессивных глобалистов", таких как Рокфеллеры, просто приняли их как должное. Как и в случае с метаболическим разрывом в промышленном капитализме, описанном Марксом, когда накопление капитала приводит к истощению его собственных предпосылок в почве, движение MAGA является продуктом политического метаболического разрыва между государством и его собственными народными предпосылками.

Он выдвигает на первый план основной вопрос: Должна ли была Америка достигнуть того, чем она является сегодня? Или, начиная с тех же самых предпосылок, был бы возможен совершенно другой результат? Сделать Америку Снова Великой - значит снова бросить игральные кости, повторить (со всеми делёзовскими коннотациями) происхождение Америки, перезагрузить американскую историю. Вернуть Америку на милость ее прародителя. Ничто так не свидетельствует о сознании среднего класса и историческом нигилизме, как лозунг "Америка никогда не была великой". Америка была великой. Она была великой, когда она была другой, чем кажется сейчас, когда она была латентной и кульминировала в нечто другое, время, которое было забыто, потому что его невозможно вспомнить. Время, которое прошло, навсегда оставшись эхом в летописях утраченного прошлого, утраченного, но все еще ощущаемого как дежавю - как воспоминание из будущего. MAGA - там, в настоящей Америке, а не здесь, в империи лжи, чья самая главная и основополагающая ложь заключается в представлении о том, что высшая необходимость Духа достигает кульминации в настоящем времени гниющей современности.

Отвращение к "MAGA" как к лозунгу свидетельствует о самом низком уровне недиалектического филистерства и снобизма в очках, предательских настроениях класса, не желающего подчиняться материальной реальности. Любимый пронзительный крик "демократических социалистов" и левых: "Другой мир возможен!" - это солипсический эскапизм джентрификаторов и воздушно-феерических социальных паразитов, неспособных обосновать свою позицию какой-либо реальной необходимостью. MAGA ясно дает понять, что ее виртуальная проекция - великая Америка - основана на конкретной необходимости, а значит, на чем-то реальном, поэтому ее нужно сделать снова великой, даже если технически в истории не было ни одного момента, достаточного для определения этого величия. MAGA не хочет вернуться к какому-то периоду времени, она хочет вернуться к предпосылкам самого техномического американского времени, которому нужен злой суверен(которого они нашли в самом "Великом короле MAGA", Трампе). MAGA представляет собой полный разворот хронологического "американского прогрессивизма", кульминацией которого является выход в безбрежное "открытое атлантическое море" глобалистского открытого общества, установление временного потока, загибающегося назад к изрезанной и в конечном итоге металлической Земле.

Даже забавная ирония заключается в том, что Дональд Трамп, известный своей ассоциацией с золотом, стал символическим покровителем этого движения. Возможно, однажды цвета американского флага должны измениться с синего на золотой, чтобы символизировать это алхимическое превращение из атлантических вод в земное, металлическое золото. Золото, в конце концов, является высшим элементарным принципом теллурических обществ как наиболее совершенное земное благо, суверенное сияние, исходящее от земного труда людей, продукт труда, который в то же время является его конечной движущей целью. Золото, реальное богатство, в конце концов, является обычным цветом на флагах, представляющих диктатуру рабочих, по этой же причине. И MAGA, безусловно, является единственным рабочим политическим движением, которое существует в Америке. Американский рабочий класс ("меха-пролетариат", определяемый владением средствами увеличения своей рабочей силы - грузовиками, инструментами и т.д.) составляет фундаментальное ядро, без которого MAGA перестает обладать силой политической независимости. Без него все остальные окружающие его социальные слои легко рассыпаются по ветру, не имея независимого основания для своего существования.

Даже владельцы малого бизнеса (так называемые "торговцы лодками", как их называют деклассированные, люмпен-буржуазные дегроиды Чапо) не обладают такой социальной независимостью от Открытого общества, как великое большинство рабочего класса MAGA. Представляя самые непосредственные и общие чаяния труда, движение MAGA с самого начала характеризуется требованием возвращения производства и возрождения промышленного производства. Но простое стремление к "возвращению старых рабочих мест", обычный фальшиво-марксистский анализ, преобладающий среди либеральной интеллигенции, только царапает поверхность в том, что касается стремлений MAGA. Вместо наивной попытки повернуть вспять колесо времени, требование возвращения производственных рабочих мест показывает стремление к установлению совершенно иной временной линии, развитие которой имеет в своей основе совершенно иные цели и задачи, чем те, которые определяют текущее экономическое развитие - и, следовательно, совершенно противоположную основу суверенной власти. Истинное стремление движения MAGA - это новое солнце, красное солнце, рассвет которого ретрохронически устанавливает его предшествующее закрытие в ночном небе.

Красное солнце - или красная звезда - является самым стойким и элементарным символом коммунизма. Коммунизм означает приход чужого, но в то же время по касательной знакомого солнца, резкое прерывание бесшовного континуума чистой формы капиталистической современности. Коммунизм пробуждает утраченное и забытое прошлое, впервые представленное в советском сознании как революционная история человечества (среди первых мер большевиков было воздвижение статуй французским революционерам, а балет "Спартак" до сих пор популярен в сегодняшней сельской России). Эта идеология также четко прослеживается в сталинском Советском Союзе, который перенес свою столицу в историческую Москву, возрождая славное прошлое Ивана Грозного и Александра Невского, вплоть до того, что династия Романовых, которая когда-то считалась символом азиатской отсталости, стала считаться слишком западной и "современной". Наконец, Китай, который сейчас приступил к Великому омоложению китайской цивилизации, под руководством коммунистической партии обращается к летописям своего 5000-го прошлого.

И самый главный тезис MAGA-Коммунизма (ложно называемого "патриотическим социализмом", который подразумевает институциональную лояльность государству) заключается в том, что в Америке восходит красное солнце, завершающее трагическую историю современного Запада, каким мы его знаем. Буржуазная современность берет свое начало на Западе, и развитие истории Запада соответствовало ликвидации историй, народов и цивилизаций. Англия была кульминацией хронологии Запада, которая окончательно завершилась в Америке. И вот в эпоху многополярности и возрождения подлинной истории человечества встает вопрос, не состоит ли вся история Запада в одной, бессмысленной и случайной катастрофе - не является ли Америка самым неискупимым, противоестественным, франкенштейновским ублюдком мировой истории, который может надеяться только на ожидание уничтожения (как считал Хайдеггер). Ошибка этого искушения заключается в том, что само человечество породило Запад, и что, следовательно, развитие западной истории говорит что-то о человечестве в целом.

Как бы легко ни казалось обвинить европейцев в каком-то исключительном зле в силу уникального для них дефекта, правда в том, что зло Европы лишь отражает зло человечества в целом, являясь неотъемлемой частью его универсальной мировой истории. Предполагаемые "третьему миру" "деколониальные" интеллектуалы, которые часто являются социал-демократическими морализаторами, в любом случае всегда оказываются проститутками западного глобализма. Они не противостоят истории Запада, а используют моральный шантаж, чтобы извлечь из нее какую-то выгоду, не только продолжая принимать как данность его фундаментальное зло, но и сами представляя это зло (т.е. морализируя универсализм, ликвидаторство, разбуженный глобализм и т.д.). MAGA окончательно доказала в конце эпохи англосаксонской гегемонии, что в истории Запада есть нечто большее. Однополярный глобализм (и его прародитель - колониализм, империализм, рабство и т.д.) - это лишь один из итогов истории Запада. Одновременно с этой историей утрачена хронология подлинного развития его цивилизаций и народов, найденная в точке исторической земли культивируя из низов, а не момент раскрытия, истории, из вершин.

У Америки действительно есть реальная история, и она не просто случайность, созданная Франкенштейном. Подлинная цивилизационная встреча между различными народами характеризовала историю ее развития, даже с самого начала ее заселения европейцами. Исторический нигилизм глобалистов стремится стереть из памяти народа эту утраченную историю Америки, вплоть до ее величайших литературных и художественных сокровищ. Американский народ, как и европейские народы до него, не были изначально настроены против геноцидной преднамеренности универсальной формальной современности. На самом деле, те, кто сегодня наиболее предрасположен к этой универсалистской, геноцидной и ликвидаторской интенции, - это западные леваки и их финансово-капиталистические папочки, которые являются самыми ярыми врагами движения MAGA. Американский народ восстал против того же зла, высокомерия и сатанизма, которые поразили всю историю Запада, а значит, и всю историю мира, чтобы вернуть себе настоящую Америку, а значит, спасти потерянную историю Запада, породившую ее. Здесь, а не в далеком прошлом Древней Греции, лежит истинное другое начало.

Теперь может начаться эра настоящей американской цивилизации, освобожденной от оков европейского прошлого и ориентированной на будущее подлинно новое развитие, не имеющее прецедентов. Вот что значит Сделать Америку Снова Великой (MAGA), вернуться к утраченной истории Америки, будущее которой действительно не определено. Тогда вместе с остальным возрождающимся человечеством Америка сможет помочь построить славное будущее для всего человечества, как достойный член великих земных империй мира. MAGA-Коммунисты считают, что для реализации истинного, объективного и фундаментального стремления необходима бессмертная и бесценная наука марксизма-ленинизма, чтобы дать правильную ясность, формулировку и понимание множества социальных, исторических и политических сил, которые представляют собой как величайших союзников, так и врагов движения MAGA. Единство коммунизма с MAGA - это не что иное, как единство марксизма с рабочим движением. Но это единство будет достигнуто не попытками навязать снисходительный тон западных марксистов, а подлинной взаимодеятельности между коммунистическими партизанами и народом.

Леваки насмехаются над MAGA-Коммунистами из-за якобы не преодолимого раскола между коммунизмом и движением MAGA. Но они сами являются главной причиной и самыми большими выгодополучателями такого раскола! Именно предательство ревизионистов и предателей движения рабочего класса - карьерное восхождение через институциональные академические круги, НПО и, в конечном счете, высшие уровни правительства - принесло коммунизму то грязное имя, которое он сейчас приобрел в Америке. «Коммунисты», сидящие на своих постах как самые злобные представители профессионального управленческого класса, сами в основном виноваты в непопулярности Коммунизма. Поэтому неизбежно, что самыми большими врагами MAGA-Коммунистов будут леваки, которые больше всего потеряют от единства марксизма с рабочим движением. Оно изживет их до неактуальности и превратит идеологию, которая так долго была санкцией их паразитизма и зла, в оружие социальных сил, настроенных на ликвидацию их как класса.

Коммунизм - это реальное движение рабочего класса, объединенное с сознанием рабочего класса. Это означает партию для и от рабочего народа, потому что рабочий класс представляет всеобщие и общие интересы всего общества в реальной действительности. Критика частной собственности, которую несет в себе коммунизм, не означает, что коммунисты стремятся добровольно изменить все отношения собственности. Напротив, она означает противостояние экономическому нигилизму, согласно которому производительные силы общества служат нечеловеческим, чуждым и антисоциальным целям. Господство института частной собственности - это не то, что гарантирует людям свободу иметь собственные дома, землю, усадьбы, предприятия или вещи, которые они действительно используют в погоне за счастьем. Это то, что их уничтожает. Правящий класс обманул Американский народ, заставив его думать, что "частная собственность" означает иметь свое собственное дерьмо. Но на самом деле это означает, что банки и Blackrock крадут ваше дерьмо.

Коммунисты не хотят "социализировать" реальное имущество людей или даже предприятия. То, как будут развиваться фактические производственные отношения, является вопросом истории. Маркс и Энгельс считают, что в ходе фактического развития производительных сил институт частной собственности станет излишним, поскольку производственные отношения будут развиваться как формы свободной ассоциации - производство будет иметь субстанциональное человеческое качество, основанное на отношениях между людьми, а не на абстракциях вроде денег. Коммунисты не хотят навязывать этот результат людям, но позволяют ему произойти. Это не может произойти за счет того, чего хочет народ, это может произойти только в результате собственного исторического развития народа. Тем временем, коммунисты стремятся свергнуть монополистов, банкиров, крупную фармацевтику, крупное сельское хозяйство, крупную технологию и других, которые захватили американскую республику во имя "священного института частной собственности".

Коммунистическая критика частной собственности позволяет проводить политику в интересах людей, включая снижение налогов, прекращение государственных субсидий монополистам и устранение бюрократии, потому что она ставит интересы людей выше интересов денег и так называемой "частной собственности". Коммунисты хотят, чтобы у людей было больше вещей, а не меньше - больше богатства, больше предприятий и больше процветания. Если у людей будет больше этих вещей, то производительные силы будут ускоряться, высвобождая человеческое процветание и творчество до такой степени, что такие вещи, как Уолл-стрит, лондонский Сити и другие враги народа никогда не получат шанс снова захватить власть. Критика частной собственности не означает отъем собственности у людей. Она означает использование политической власти таким образом, чтобы она служила общим интересам народа, а не частным интересам денег. Контрактные формы объединения людей, которые позволяют людям обеспечить свои права собственности, будут существовать и в будущем, и исчезнут только тогда, когда они станут ненужными производительным силам - когда не будет даже институционального оспаривания права собственности.

В отличие от них, леваки и "демократические социалисты" хотят расширить наше прогнившее и коррумпированное правительство, чтобы наступать на пятки американскому народу, выходя за рамки его прав и конституционных свобод. Как и нацисты до них, их "социализм" означает расширение корпоративно-государственной власти, обеспечение монополий Билла Гейтса, Рокфеллеров, банкиров Федеральной резервной системы и других, устраняя любую возможность конкуренции с ними. Они планируют "финансировать" свой "социализм" путем повышения налогов, что денежные интересы без проблем сделают, поскольку это хорошая цена за обеспечение их монополий на тысячелетия. Между тем, они хотят повысить налоги на обычных работающих американцев, которые и так уже "обложены" до смерти долгами и банками. 'Вы не будете ничем владеть и будете счастливы' - таков социализм, который элиты запланировали для американского народа. И единственный способ победить их социализм, который имеет больше общего с гитлеровским, чем с советским или китайским, - это коммунизм, который лишит их источника власти. Коммунизм переворачивает стол против глобалистов, говоря им: Вы не будете владеть нашей страной, и нам все равно, если это сделает вас несчастными!

Никто не отрицает, что коммунизм непопулярен среди движения MAGA. Открытое сознание движения MAGA, очевидно, характеризуется всеми видами антикоммунистических взглядов. Для многих конспирологов коммунизм - это теория, стоящая за глобалистским врагом и "силами, захватившими наше правительство". Эта теория сохраняет свою связность, потому что в ней есть доля истины: леваки действительно являются гегемонистской идеологией американской однополярной империи, а глобалистская политика действительно может восходить к международной социал-демократии, фабианским социалистам и другим. Кроме того, культурная программа глобалистов во многом унаследована от "новых левых", и среди них широко представлены бывшие коммунисты. То, что мы наблюдаем, не является каким-то внутренним обвинением в том, что движение MAGA по сути своей антикоммунистическое, но это самые непосредственные "доморощенные" теории и сознание, от которых избавляется американский рабочий класс.

Опираясь на реакционное популистское наследие эпохи маккартизма и общества Джона Берча, а также пропаганду времен холодной войны, "антикоммунистические" настроения являются американскими, как яблочный пирог. С этой точки зрения, антикоммунизм движения MAGA даже в какой-то степени привлекателен, отражая его низовую природу. Люди просто делают конструкции из старых материалов, которые уже валяются дома. Рассматривать это как некое существенное препятствие для возможности распространения коммунистических идей или совместимости коммунизма и движения MAGA - чистый обывательский идиотизм. MAGA по сути не определяется антикоммунизмом. Оно, в первую очередь, определяется тем, что является американской формой контргегемонистской партизанской политики, пытающейся обосновать политику на земной родине американского рабочего класса, а не на "ценностях" глобалистского "открытого общества".

Учитывая это, развитие современных правых хотя бы по касательной связано с появлением движения MAGA и самой партизанщины. И поэтому, исходя из этого, оно - как и непосредственные (и неудачные) правые идеологии, которые пытаются придать артикуляцию и сознание движению MAGA - заслуживает внимания.

Невозможность правой политики

Проблема всей сегодняшней "правой" политики заключается в том, что когда она становится определенной идеологией и определенным сообществом - за редким исключением - она стагнирует, парализует и обездвиживает партизанскую политику, которой пытается придать артикуляцию. Вместо того, чтобы действовать как проводник движения, он действует как проводник формирования замкнутого сообщества.

Органические популистские движения постоянно "порождают" идеологии, которые спонтанно приобретают правый характер только потому, что пытаются дать немедленную артикуляцию смысла самой реальной партизанской позиции, которая создала необходимость в этой формулировке- с помощью готовыхконцептуальных инструментов, предрассудков и идеалов статус-кво. Это в некотором смысле похоже на различные "социализмы", описанные в Коммунистическом манифесте, которые, будучи антикапиталистическими, не артикулируют свой антикапитализм эффективным образом. Правая политика никогда не приведет движение MAGA к победе, потому что она просто невозможна.

Политические правые всегда были очень реальной ориентацией в истории современной политики. Однако, в отличие от левых, правое партизанство всегда был самоочевидным абсурдом. Массовая политика и партизанщина по своей сути левые, и не по той причине, что они влекут за собой революционные политические изменения. Часто приводимые примеры массовых движений правого толка, от черносотенцев до фашизма, на самом деле больше напоминали военизированные полицейские силы, состоящие в основном из деклассированных, люмпенских элементов. Вместо того чтобы быть подлинно народными, они репетировали зрелище народной политики как средство нейтрализации и разоружения тех, кто реально существовал. Таким образом, сегодняшние ЛГБТ-парады или протесты BLM 2020 года имеют больше общего с "массовой политикой" фашизма, чем сегодняшнее движение MAGA.

Правые, как и левые, берут свое начало в политической современности (модерне). Хотя реальный древний режим, а также великие мировые религии часто служили санкцией реальной исторически правой политики, они делали это только оппортунистическим и неаутентичным образом. Правая политика принимает как должное абсолютное разрушение ancien regime (принимаемого за мир премодерна в целом), только для того, чтобы вновь собрать его с теми же самыми современными субстанциями, ответственными за его разрушение. Самым честным примером правой политики были термидорианцы, которые, признавая необратимость революции, пожинали ее плоды самым бесстыдно коррумпированным образом - во имя установления постоянства этого нового "революционного" порядка. Термидорианская реакция, в отличие от различных правых притязаний на возвращение к древнему режиму, представляет собой наиболее обнаженное и точное выражение современной правой политики.

Это контрастирует с английскими правыми, которые фактически опустились до разврата, восстановив институт монархии после того, как он был фактически уничтожен. Это все равно, как если бы вы убили своего отца, а затем сохранили его труп для использования больным садистом-чревовещателем, притворяясь, что он все еще жив. Современная политика превращает истинный, подлинный суверенитет, основанный на приобщении к вечному, в механические, простые метафизические субстанции (т.е. в форму права). Правые, произвольным и самодельным образом, пытаются собрать реальность из этих субстанций (как из Лего), воссоздать некогда единый порядок, иерархию и т.д. Обе позиции - и левая, и правая - основываются на Картезианском Cogito, сводя всю реальность к форме универсальной, отчужденной мысли - так же, как господство капитала сводит ее к универсальной форме обмена (деньгам).

Таким образом, исторические правобуржуазные защиты очевидно священного порядка - порядка монархии, религии, собственности, семьи и т.д. - делаются как бескорыстные метафизические прозрения. Они защищают порядок с помощью средств, которые не совместимы с этим порядком. Феодальная привилегия, например, должна защищаться с помощью Бентама, гуманизма и прогресса: Если феодальная привилегия не будет сохранена, это приведет к разорению общества, общество не сможет функционировать, никто не сможет зарабатывать деньги, и люди будут менее счастливы. Феодальная привилегия нигде не фигурирует в логосах, с помощью которых она отстаивается. Это не Великая Цепь Бытия, благодаря которой - да будут прокляты общество, деньги и люди - таков закон природы, закон Бога и закон бытия. Это буржуазная польза, Разум и справедливость. Точно так же, когда праваки занимаются защитой современных гендерных норм, они делают это не как люди, субъективно вовлеченные в сакральную реальность гендерных норм, а как эволюционные психологи, ученые и пр. - ссылаясь на безличную статистику, данные и т.д.

В отличие от партизан (например, боевиков "Хезболлы" или сандинистов), они не рискуют собой в объятиях святыни, которую якобы стремятся восстановить, защитить или отстоять. Правые не лицемерят. Они просто сами не верят в то, о чем говорят. Они верят, что это необходимо для других, для масс, для общей стабильности. Для поддержания своих доходов в виде ренты и процентов. Отсюда разврат, декаданс и распутничество большинства "правых". Сегодня, если взглянуть на дегенерата, любящего аниме, это не так уж и мало. Собственно говоря, сегодня нет никаких "правых", о которых можно было бы говорить. Дегенераты-неонацисты, если не считать дурного тона присутствия на публике, являются собственно леваками. Вся их острота и развращенность, часто с использованием дарвинистских или биологических аналогий, коренится в точно такой же метафизике открытого общества, использующей гротескное, шокирующее идеологическое зрелище в качестве порнографического инструмента для "выравнивания" политического пространства до чистоты его современной формы.

Аниме-дегенеративные "неонацисткие" позиции "прямо противоположны" левым только как контрастные плоскости на одной и той же полосе Мёбиуса. Реальная прерывистость, лежащая в основе современной политики, "сглаживается" в идеальный континуум. Таким образом, нигилистические дегенераты приняли форму "совместимых правых", часто предлагающих себя в качестве преступников левым и либеральным элитам, чтобы делать грязную работу, которую первые не хотят делать. Именно здесь достигается кажущаяся слияние между "левыми и правыми", делая то, о чем синкретические третьепозиционисты только мечтали. Правая субъективность стоит в стороне от установленного порядка, который она принимает как должное (и в то же время защищает), как циничник и трансгрессор. Левые, как и Де Сад (возможно, один из первых леваков в истории?), лишь пытаются очистить и переработать суть этого трансгрессирования: Таким образом, частный порок правого становится публичной добродетелью левого. Однако у дегенеративных неонацистов этот частный порок становится открытым секретом - что делает их фактически неотличимыми от левых.

Более того, поскольку левачество на самом деле является не более чем идеологизацией (и, следовательно, приручением) перемен (а не самом деле быть политикой перемен), его существование подразумевает довольно неудобный, но все более неизбежный факт: левачество на самом деле является правым. Правая партизанщина никогда не проявлялась в какой-либо открытой форме на протяжении всей истории. Правая политика существовала только на уровне установленных порядков. Правые ориентации в политике никогда не являются результатом каких-либо страстных революционных изменений, а лишь кажущимися неизбежными историческими результатами (как, например, политика НЭПа "два шага назад" в раннем Советском Союзе). Правая политика подразумевает не какие-либо изменения, навязываемые политическими партизанами, а неизбежную преемственность некоторого существующего статус-кво. В историческом примере фашизма банальная политическая преемственность итальянских и немецких государственных институтов сопровождалась лишь кажущейся революционной феерией. Однако они также удваивались как примитивные формы информации, представляя собой чистую и дистиллированную идеологию этой инерции либеральной современности, которая навязывала чувствам аффект изменения.

Истинным наследником фашизма является не кто иной, как само Левачество. Фашизм, как и левачество, устанавливает мертвую форму современности в виде булавочного колеса - свастики, - активно и добровольно сохраняя ее за счет своих собственных реальных техномических предпосылок, и потому излучая аффект революционного изменения. Если и существует модель, достойная представлять "политический спектр" (который на самом деле представляет не политические различия, а скорее политическую однородность современного государства), то это именно модель свастики, поскольку она не может отклониться вправо, не отклонившись при этом влево. Мертвая форма современности не может быть сохранена без того, чтобы на ней не появилось пятно перемен. Этот шокирующий факт уже самоочевиден во всей Европе и Украине. Называть левых фашистами было бы излишне, поскольку левые уже гораздо более фашисты, чем когда-либо мог быть фашизм. Все геноцидные намерения, насилие, терроризм и звериный оскал фашизма усилены, с гораздо большей порочностью, жестокостью и эффективностью в левачестве, и этот факт обязательно станет очевидным для всех в ближайшие годы.

Однако в отношении правых верно и обратное. Действительно, существует определенная преемственность между преобладающими идеями сегодняшних партизан и идеологиями исторических правых. Однако это объясняется главным образом тем, что последние полностью превратились в формы информации. Как формы информации, правые идеологии стали представлять партизанство, потому что они совершенно независимым образом пытаются обосновать (и в основном повторить) сущность современного порядка. Пере-представляя современный порядок, пусть даже внешне идентичным образом, они создают независимую основу для политической субъективности. Что так глупо в таких людях, как Джордан Петерсон, так это то, что он, будучи самым низкопробным "правоцентристским" "консерватором" статус-кво, случайно представляет нечто базированное - это минимум политико-идеологической субъективности, несовпадающей с истеблишментом. Наблюдение за Джорданом Петерсоном - это вектор в направлении "радикализации" - потому что он является случайным проводником злонамеренного суверенитета, обосновывая состоятельность, истинность или ценность мыслей чем-то иным, нежели легитимные авторитеты (аккредитованные профессора, эксперты, говорящие головы мейнстримных СМИ и т.д.).

Так называемые "Правые" идеологи, таким образом, сегодня расколоты на Азовцев и случайных базированных. Чем спонтаннее правосознание, тем сильнее в нем партизанский элемент. Чем более острым является противоречие между независимостью и современным государством, тем больше оно выражается в форме партизанства, основанного на принципе. Однако как форма нигилизма, извращенно потакающая чистоте современного политического формализма, она неотличима от левизны. Бывшие "правые", в той мере, в какой они вообще могут быть эффективными политическими агентами, неизбежно станут какими-то левыми партизанами в своей фактической ориентации. Современные правые как форма "идеологической партизанщины" обречены на историческое исчезновение, учитывая невозможность какого-либо постоянного современного порядка. Таким образом, правые эскадроны смерти в Латинской Америке в конечном итоге выполняли левацкую рокфеллеровскую программу "прогрессивных глобалистских перемен". Тем временем большинство мировых националистов вели антиколониальные и антиимпериалистические партизанские освободительные войны, которые привлекли симпатии некоторых сил европейских новых правых.

Поэтому правые неизбежно будут служить инструментом для "прогрессивного" статус-кво или в конечном итоге станут левыми партизанами. Все правые силы послевоенного периода были ассимилированы в одну из фракций, и силы современных правых также пройдут аналогичный процесс ассимиляции. Фактическая политика Правых - это всегда консолидация левизны. Штраусианцы, ставшие неоконсерваторами эпохи Буша, были правыми. Но они были правыми лишь постольку, поскольку придавали некую постоянную форму "свободному и открытому Западу". Быть "правым" означало защищать "западные ценности" - права геев, феминизм, толерантность, политическое равенство, демократию и т.д. - что выглядит довольно неловко с точки зрения исторических правых. Но на самом деле, это все, к чему сводится политика правых: Придание солидности, обобщенности и формы "прогрессивной" и "левой" культурной и политической политике буржуазии. В конце концов, Иудео-Христианскую цивилизацию необходимо защищать от Азиатской орды!

Это потому, что правая политика означает не что иное, как чистую и неискаженную политическую власть буржуазии. Это не идеология, это реальность. Господство современного порядка заключается в господстве "Тёхне" (как отмечал Хайдеггер), это порядок беспорядка, порядок нигилизма, абстракции, отрицания и духовного опустошения. Это установленный порядок, ложный порядок, мнимый порядок. Вся политика является правой, что влечет за собой момент ее сохранения, секьюритизации и продления. Партизан, напротив, революционен, он движется в объятиях вечного, он движется как рыба по водам народа. Его политика порядка не исходит из временных интересов уже осужденного режима, а черпает свою санкцию из звездного неба над головой, бескрайних и вечных небес. Партизан - истинный консервативный революционер, застывший в объятиях вечного, вечного огня Гераклита, который не может быть постигнут односторонне, но только как единство противоположностей - и там истинный, сакральный порядок (kosmos), порядок, для которого разрушение реальности - лишь момент становления, может быть воспринят - не оправдан, не извинен, не инструментализирован - но схвачен.

Если реальность разбита на куски, нельзя просто собрать эти куски обратно, чтобы снова сделать реальность целостной. Разбивание доказало, что оно само является частью целой реальности. И поэтому настоящая политическая борьба происходит по линии примирения, не простого противоречия между "изменением" и "порядком", "разрушением" и "сохранением", - но того, как изменение разрешается в порядок, и как разрушение само по себе сохраняется. Конец истории повлек за собой, таким образом, конец политических левого и правого крыла: Первые обрели свою окончательную форму в партийности, а вторые - в левизне как таковой. По своей природе "левые" - нечто злое. Существование "левых" - несчастье, пережиток катастрофической современной эпохи, от которой человечество сейчас пытается оправиться. Таким образом, партизанство не только приведет к уничтожению левизны, но и сделает "левую" политику устаревшей и ненужной, поскольку развитие цивилизаций устремится в гармонии с истинным, сакральным порядком в анналы будущего. Политика больше не будет определяться самим изменением, но тем, во что она превращается - позитивное бытие, а не пустое отрицание современности, станет объектом человечества.

Для движения MAGA самая смертельная угроза заключается в прямо противоположном "примирении" Агенты обмана, такие как Рон ДеСантис, вместе с предполагаемым "правым шифтом" CNN теперь делают то, что не смогли сделать республиканцы из проекта Линкольна, а именно - препятствуют MAGA-захвату Республиканской партии. Неоконсерватизм совершает свое самое злобное, окончательное и мощное возвращение - примиряя "левый" хаос последнего десятилетия в новый "западный" порядок, определяемый геноцидными замыслами в отношении Китая и России. По мере того, как Европа приближается к своему самому тяжелому энергетическому кризису, а Китай продолжает свергать власть Уолл-стрит и лондонского Сити, последний вздох "правого крыла" политики и левачества примет форму того, что мы уже наблюдаем на Украине, и это будет слияние левацкой программы "разбудить", неоконсервативных ястребиных устремлений в отношении Китая и России и фальшивой оболочки возрожденной Америки ("Построить лучше, чем было"). Полный захват власти гитлеровского типа уже практически неизбежен, который попытается удовлетворить патриотические устремления движения MAGA в поддержку войны, войны, которая будет направлена на сохранение власти банкиров и глобалистов.

Си Цзиньпин из Китая недавно был назван Джорджем Соросом: "самой большой угрозой открытому обществу". И хотя многие считают, что Китай является союзником глобалистов, это только потому, что они пытались использовать его после китайских реформ и открытости, чтобы продлить свое экономическое правление. Они недооценили и не учли, что Коммунистическая партия перехитрила их, и теперь она готовится к тотальной конфронтации. Тогда правящий истеблишмент начнет распространять всю типичную фальшивую "консервативную" риторику - между "западной цивилизацией" и "азиатскими китайцами", между "свободолюбивыми американцами" и "коммунистическими китайцами". Все это не что иное, как оппортунизм, стремящийся одурачить и погасить партийность движения MAGA и превратить его в проводника тех же глобалистов, против которых оно в глубине души пытается бороться. Они понимают, что попытка силой навязать им ценности будителей не сработала, поэтому они собираются начать притворяться консерваторами, чтобы обмануть народ и добиться тех же целей.

Со своей стороны, коммунисты не скрывают своих целей. Мы открыто считаем, что движение MAGA нуждается в собственной политической партии. Хотя мы по-прежнему симпатизируем кандидатам-республиканцам, искренне выступающим против истеблишмента, большинство членов Республиканской партии по-прежнему прочно укоренились и находятся в руках того же глобалистского правящего класса. Мы надеемся, что великие лидеры и деятели движения MAGA выдержат грядущую перестройку и объединят усилия со всеми настоящими партийными силами для формирования настоящей третьей партии рабочего класса. Трамп, со своей стороны, будучи настоящим политическим аутсайдером, подвергается шантажу, втянут в политически мотивированные судебные процессы и является мишенью для ФБР. Что бы ни случилось с Трампом, дух движения MAGA должен выжить, потому что 2016 год был только началом. Мы верим, что движение MAGA имеет потенциал для турбонаддува в революционное движение, созданное американским рабочим классом, от него и для него. У нас, американских MAGA-Коммунистов, иного выбора нет.

На предстоящем пути мы столкнемся со многими трудностями и препятствиями. Люди могут не сразу согласиться с нами, и это нормально. Мы пойдем туда, куда идет движение MAGA, потому что мы искренне верим в его истинные стремления. Долг Американских Коммунистов - стоять на стороне народа и стать настоящими борцами за народ, независимо от того, насколько хорошо будет воспринято их идеологическое послание. У нас нет другой веры, кроме веры в силу Американского рабочего класса. Мы победим движение MAGA, или мы политически вымрем. Нам больше некуда идти. Мы не заинтересованы в том, чтобы заручиться поддержкой изолированных и самодовольных левацких отбросов, которые являются проститутками буржуазии. Наша вера принадлежит только народу, и поэтому MAGA-Коммунисты теперь ставят своей целью идти к народу и сражаться вместе с ним в общей, партизанской борьбе против правящего класса.

Призрак преследует Американскую политику, и это призрак MAGA-Коммунизма. Сколько бы нас не клеветали, не нападали на нас, не подвергали цензурировали, мы никуда не денемся. MAGA-Коммунизм крепнет. И скоро все остальные "коммунисты" и "социалисты" даже откажутся от этих ярлыков и станут откровенными Азовцами. Значение Коммунизма скоро будет полностью переосмыслен в этой стране. И у нас нет никаких проблем с тем, чтобы оставить леваков позади.