Кирпич дом бережёт.

Иной путь, он трудный самый. С большим и намеренным опозданием напомню, кто не знает, о второй книге Б.Акунина-Чхартишвили "Другой путь". В продаже в России она появилась 10 сентября во всех видах: бумажном, электронном аудио и книжном. Появилась из-за рубежа, родилась в туманном Альбионе. О чем она? Автор объяснил читателям: " Если в «Аристономии» мой герой сочиняет трактат о мире больших идей и высоких целей – о Большом Мире, то «Другой Путь» - это про Малый Мир, мир чувств, привязанностей, семьи, счастья. Мой герой, и я вместе с ним, пытаемся погнаться за двумя зайцами, не упустить ни Большого Мира, ни Малого. Я очень давно ломал себе голову над тем, возможно ли такое в принципе. А впрочем глупо писателю пускаться в объяснения, зачем он написал роман да какая идея проходит через него красной нитью. Кто станет читать и доберется до конца (а это будет нелегко) – узнает."

В семейном альбоме книги, т.н. Малом Мире, пусть в художественном, выдуманном, живут люди. Им он не кажется малым. Он такой какой есть. Они не подменяют (или подменяют?) лозунгами новой власти свой внутренний, бесконечный мир.

Ничего нового я тут не скажу, да и нужно ли говорить новое и что оно такое есть в действительности? У Акунина, или Чхартишвили, в зрелом авторском возрасте сомнения проявились... Уж куда и зачем простому читателю быть категоричным, поэтому и не торопился сообщать о "Другом пути".

Вот он, незнакомый и забытый мир, на бумаге из 1801 г. Лишь прочитав, а значит узнав, этот мир заговорит, станет понятным. Пусть даже он маленький, бытовой, но разве не важнее человеку семья, близкие? Путь страны, государства конечно же совсем другой. У Малого и Большого Мира разные ценности. И пути достижения цели разные. И цели не одинаковые. Но как они влияют друг на друга!

Отца матери я никогда не видел, лишь на фото. Его часть мира осталась в воспоминаниях матери. Вот они идут рядом, ей 13 лет, ему 39, по Оренбургу. Он держит её за руку. Через 2 года он умрет. В дом не входят. Дом ему уже чужой. Там другой мужчина, муж, и мать его дочери. Фрагменты Пути и Мира остались в памяти моей матери (ей уже 80 лет) и ушли навсегда с её отцом.

А сколько таких таких мозаик и миров ушло? Не сосчитать. Но помнить, знать о них нужно. И чувствовать. Из блога Акунина: "Не согласен. Не всегда. То есть, конечно, это прекрасно, если прочтут и оценят, но homo scribens - это такое существо, которое может разобраться в головоломной теме, только когда пропустит ее через письменный текст. В свое время я написал книгу «Писатель и самоубийство» именно для этого – чтобы разобраться в сложной проблеме. Но тогда я был намного моложе и немного глупее. Я не понимал, зачем в наши времена вообще писать серьезные романы. Потом понял: такая литература – единственный способ заглянуть в жизнь не своими глазами и даже отчасти прожить чужую жизнь. Никакой иной род искусства подобной возможности не дает."
Получается, воспоминания, чувственно оформленные уподобляются литературе?

Получается, обычное, рядовое фото того времени в настоящем почти реликвия. Другой мир. Сколько учеников столько и путей. И миров. Разных, порой и непримиримых.

Даже в сухом телеграммном тексте есть жизнь, незнакомый мир чужих переживаний. Между "болезнь" и "целую" конкретный человек. С иным, отличным от вашего или моего, выбором пути.

Получается, нет иного пути? Есть конкретный твой, мой путь? Иной путь не более чем условность, некое допущение, возможность предположить другое развитие событий? Но иного Мира нет, это точно. Мир один для всех. Банально, всем известно? И что? Кто-то стал лучше и войны прекратились?

Закончу цитатой из блога Акунина: "В серии «Семейный альбом», начатой три года назад романом «Аристономия», я сначала выстраиваю некую концепцию, а затем испытываю ее двойной проверкой. Во-первых, пропускаю ее через опыт, характер и внутренний мир другого человека, своего героя – я сам, может быть, подошел бы к теме иначе. Во-вторых, я отдаю теорию на растерзание жизнью – это способен совершить только художественный текст. И пишу я его без поддавков, без заранее разработанного плана – в отличие от архитектурно расчетливой беллетристики. Я бросаю своих персонажей в воду и смотрю, как они будут барахтаться, выплывут или утонут, и если выплывут, то к какому берегу прибьются."