Без эмоций.

Гимназисты в возрасте от 8 и до 24 лет описывали, как рушился их мир, когда в 1917 году "Россия быстрыми шагами приближалась к роковой черте".

"Когда долго не стреляли, мне делалось скучно", - пишет один мальчик.

"Я стал почти психопатом, стал нравственным калекой; малограмотный, озлобленный, ожесточенный на всех, запуганный, как лесной волк; я хуже волка... вера рухнула, нравственность пала, все люди - ложь, гнусная ложь, хочется бежать, бежать без оглядки, но куда я побегу без средств, без знаний... о, будь все проклято!"

"Расстрелы у нас были в неделю три раза: в четверг, субботу и воскресенье, и утром, когда мы шли на базар продавать вещи, видели огромную полосу крови на мостовой, которую лизали собаки", - описывает свои будни другой мальчик.

"Я стонал только, когда мне хотелось есть. Жизнь моя за время революции была похожа на жизнь животного, которому не было никакой заботы, кроме желудка, и так я незаметно докатился до Сербии".

"Не участвовал я в первых днях - но помню, помню я смутно, как из другой, прошедшей жизни, это кровавое реяние красных знамен, эти толпы пьяные от весеннего ветра и солнца, эту злополучную пародию, вкривь и вкось горланившуюся фабричным городским и казарменным людом: "Вставай, подымайся!" - и, Господь да простит мне, не могу без едкой, острой, какой-то даже подсасывающей иронии подумать: "Да, встали.... поднялись... и в грязи и смраде остались".

"В одно прекрасное утро, когда я спала в детской, вошли вооруженные солдаты и стащили меня с кровати. Как я ни плакала, но они разбили мою любимую куклу…"

"Но вот настала Октябрьская революция. Как у меня болит и сжимается сердце, когда я приступаю к описанию этого периода. Хотя не было никакой стычки и никого не избивали, я чувствовал, что нерусские люди захватили власть, относился к ним с пренебрежением".

"Они собирали людей и говорили, что все будут равны между собой и что они будут помогать бедным, и что все будут товарищи. Но все вышло наоборот. Голод, притеснения, убийства".

"В грязь падало все: и нравственность, и глубокая религия, которую я унаследовал от своих родителей. Партизанские отряды, участником которых я был, изломали мою душу. Я теперь это понимаю. Грубая нечувствительность к чужим страданиям вытеснила прежнюю кроткую любовь к человеческой личности".

(C)

Все цитаты из сочинений детей приводятся по сборникам "Дети в изгнании" составителей Катрин Кляйн-Гуссеф и Анны Соссинской, "Дети русской эмиграции" составителя Лидии Петрушевой, "Дети эмиграции. Воспоминания", 1925, "Воспоминания детей-беженцев из России" под редакцией Сергея Карцевского. (Орфография и пунктуация авторов сохранены).