Русская транспечаль: Виктория Соковых.
Лиса с кухни Дьявола.
Простая истина: активная гражданская жизнь приводит к формированию у человека собственного окружения. Как правило, это окружение собирается из людей с похожими политическими предпочтениями. Левый будет стремится окружать себя левыми, а правый — правыми.
Россия в этом вопросе — не исключение. Это правило работает всё так же, несмотря на дышащее на ладан гражданское общество и отсутствие нормальной политической деятельности. Из этого правила зачастую выводится право — делать что-то от лица собственного окружения. Или хотя бы говорить от его лица, продвигать ту или иную политическую повестку.
Из этого рисуется характерный, стереотипный образ. Кого вы представляете при слове «националист» или например «консерватор» (шутки про Инцеслава Людоедкина и автора легендарного гей-фанфика оставьте для комментариев)? А коммунист? Либерал? Либертарианец? Сложно с чётким представлением будет только наверное со словом «экстремист». Список можно продолжать. Но взгляды касаются не только политики. Политизированы сегодня и религиозная вера, и национальность, и пол, и гендер, и сексуальная ориентация. Стереотипные образы связаны и с этим. Кого вы представляете, при словах «лесби», «гей», «би» и «транс»? Наверное, вы сразу представляете человека, похожего на самых громких квир-активистов, или на худой конец вы вспомните образ редакции ультралевого журнала «DOXA».
Каково отличаться от этих образов? Каково жить под пристальным взглядом государства и заниматься активной гражданской деятельностью? Об этом расскажет Виктория Соковых!
— Здравствуйте Виктория! Расскажите о себе кто вы, чем собственно занимаетесь и каких взглядов придерживаетесь?
В.С: Меня зовут Виктория Соковых. Я живу в Санкт-Петербурге и занимаюсь политикой уже больше 10 лет. Срок я считаю от момента первого задержания 😅 Мои взгляды сложно описать одним словом. Я люблю свободу и свою Родину, верю в лучшее будущее.
В части политики я чем только не занималась (от дизайна листовок, до организации и координации крупных митингов), но сфера моей экспертизы — контроль за выборами. Обучение наблюдателей, менеджмент, документы, обжалование решений избиркомов. Считаю, оппозиции очень важно иметь в своих рядах людей, которые не только умеют критиковать нечестные выборы, но и понимают, как организовывать честные.
А ещё я трансгендер, в 2022 году сменила имя с «Пётр» на «Виктория». Так мне комфортнее жить.
— В РФ как мы знаем запрещён и трансгендерный переход, а ЛГБТ признано экстремистской организацией. Какого вам жить и вести собственную деятельность в такой обстановке сегодня, учитывая и вашу активную гражданскую позицию, и то кем вы являетесь?
В.С: Сам трансгендерный переход не запрещён. Запрещено оказывать в нём квалифицированную помощь. Во-первых, медицинскую — для изменения своего тела. Во-вторых социальную — сменить гендерный маркер в документах больше нельзя, хотя документы сильно облегчают интеграцию транс-людей в общество.
Просто быть представителем сексуальных меньшинств, и даже говорить об этом вслух — легально. Нелегально требовать чего-то сверху. В этом смысле отношение власти к сексуальным меньшинствам совпадает с отношением ко многим другим социальным группам, да и к обществу в целом. Равенство в нищете.
Лично я из-за закона о трансгендерности не смогла сменить документы. Поэтому на работе я продолжаю использовать паспортное имя. Все всё понимают, — когда видят телеграм-аккаунт на имя «Виктория», или когда я сижу на видеозвонке в макияже и лёгкой блузке, — получается эдакое «Don’t tell, don’t ask». При наличии формальных отношений (а у меня легальная работа) избежать использования именно паспортного имени всё равно не получится, поэтому сейчас что-то менять нет смысла.
Что касается признания ЛГБТ-движения экстремистским — меня это пока никак не коснулось, т. к. я никогда не занималась именно проблемами сексуальных меньшинств. Просто приходится чуть больше думать, когда что-то говорю публично. Как например сейчас, в этом интервью.
— Вы проходите ЗГТ (заместительная гормональная терапия)?
В.С: Да
— И проблем из-за запрета с еë прохождением тем не менее нет?
В.С: Препараты для MtF перехода доступны без рецепта в любой аптеке. Контроль состояния осуществляется через анализ крови — это тоже не запретить. Единственная проблема — в том, что врач не может мне оказать медицинские консультации легально. Эту проблему я решила, но по понятным причинам я не хочу углубляться в эту тему.
В целом очень мотивированный человек может сам зайти на pubmed, прочитать актуальные исследования, и следовать описанным там протоколам приёма препаратов. Многие так и делают, но это может быть рисковано. Наблюдение у профессионала — более надёжный и безопасный путь. Который, увы, может обернуться для врача негативными последствиями.
— В одном из своих постов, где вами обсуждался материал одной нежелательной организации посвящённый ЛГБТ-активистам, выбравшим эмиграцию, вы писали что за свою антивоенную позицию вы получаете: — "удары шокером и заявления в ЦПЭ." — расскажите об этом поподробнее?
В.С: Это две разных истории. Наверное, не самые интересные или жёсткие в моей истории отношений с полицией, но довольно примечательные.
Шокером меня били на «Гостинке», где 24 февраля 2022 года жители Санкт-Петербурга протестовали против введения русских войск на Украину. Росгвардия избирательно «винтила» людей, а нам ехать в отделение не хотелось, поэтому мы стояли в своего рода сцепке. Росгвардеец решил задержать моего знакомого, и говорит мне, мол, отпускай, забираем его. Я отказалась — ну он меня шокером в бедро и жахнул. Делали они это очень аккуратно, чтобы никто не видел, что шокеры применяют. Подходит вплотную и из-под полы так тыкает. Не очень больно, но руки у меня как-то рефлекторно разжались 😔
Обращение в ЦПЭ случилось через год, в марте 2023-го. Об этом тогда писала Ротонда. Жаловался некий профессиональный сутяжник — активист из пригожинского движения «Киберфронт Z». Если открыть его канал — так он на всех подряд пишет жалобы во все инстанции, чуть ли не круглосуточно. Вот и на меня решил пожаловаться — переживал за мой «моральный облик» и за пост про присоединение новых территорий. Я тогда написала, и от этих слов не отказываюсь:
«С „референдумами“ в регионах Украины по поводу вхождения в РФ всё понятно. Вот только никак в новостях не могу найти, а когда референдум в самой России? Ну, по поводу того, согласны ли люди принять себе на шею ещё дотационных и криминогенных республик, выводящих на новый уровень территориальные споры?».
Жалобу на меня он подал в избирательную комиссию Санкт-Петербурга, т. к. я на тот момент была членом территориального избиркома. А вот уже СПбИК эту его жалобу перенаправил в ЦПЭ, отказавшись самостоятельно что-либо предпринимать по этому поводу. О результатах рассмотрения этой жалобы эшниками мне ничего не известно.
— К слову о ЦПЭ в Санкт-Петербурге: у них на службе кажется есть такой персонаж, как "Лектор" (злые языки говорят что педофил и провокатор). Вам приходилось с ним сталкиваться в каком либо виде?
В.С: Да, это известный персонаж. Про то, что он педофил говорят не злые языки, а факты — он был осуждён за это в 1996 году, об этом сохранилось множество газетных публикаций того времени. Сейчас он участник семинаров детско-юношеского воспитания правительства Санкт-Петербурга и полицейский провокатор — специализируется в основном на подростках и студентах.
Да, мне приходилось с ним сталкиваться. Он пытался вербовать (и частично успешно) людей из моей команды. В ответ мы опубликовали расследование, доказывающее его связь с полицией, ЛДПР, комитетом по молодёжной политике, Милоновым... Всё то, что раньше было известно питерским активистам лишь по слухам. И даже то, что не было известно.
Одного моего знакомого он вытравил из страны регулярными доносами. Пробовал угрожать и мне, но всё чего добился — напугал мою жену. Видеть панику в её глазах, когда мы получаем сообщение «завтра вас придут сажать» — один из самых тяжёлых эпизодов в моей общественной работе.
— А в целом сталкивались ли с проблемами в избиркоме из-за своих взглядов? Действий? Трансгендерности?
В.С: Я сталкивалась с проблемами ещё до каминг-аута. Я была членом одного из самых жёстких ТИК, где порой мне препятствовали в выполнении работы физически. После каминг-аута я просто передала формальные полномочия другому человеку. Я продолжаю участвовать в координации деятельности в районе, просто в другой роли. В том числе и из-за трансгендерности, но не исключительно.
— Это наверное ожидаемый вопрос, который можно вам задать: принято считать, что люди не скрывающие свою ориентацию и/или трансгендерность, имеют взгляды, которые классифицируют как «левые», во многом из-за того, что те кто выступают в публичном поле за права людей ЛГБТ-людей, сами причисляют себя к «левым». Скажите, вы просто исключение из этого правила, или же людей с подобными/близкими к вам взглядами на самом деле не мало в той же среде транс*людей?
В.С: Действительно, такая ассоциация существует. И нельзя сказать, что она беспочвенна. Но ключевое в вашем вопросе — «не скрывающие».
Точнее было бы сказать — демонстрирующие. Для левой идеологии вообще характерна демонстрация принадлежности к чему угодно — лишь бы не к обществу в целом. Левой идеологии необходим ресентимент, необходима священная война, необходимо разделение общества — на угнетённых и угнетателей. В этой парадигме демонстрировать, что ты «на правильной стороне» — естественно и органично.
С другой стороны, классический либеральный подход больше внимание уделяет индивидуальности — отдельным людям и их добрососедскому сосуществованию, сотрудничеству во имя общей цели. В этом контексте сексуальная ориентация — просто одна из сотни характеристик человека.
Попросите вашего знакомого охарактеризовать себя в трёх словах. Он скажет, например, «Анимешник, Слесарь, Любящий муж». Вряд ли он начнёт перечисление с того, что любит BDSM или что его возбуждают ноги. Потому что есть первостепенные качества, а есть второстепенные. Левая идеология поощряет принятие в качестве основополагающих черт личности то, что позволит человеком манипулировать. Самый удобный человек это «Гей, Тувинец, Сирота». Он угнетён, и кроме этого у него ничего нет. Но ведь когда кроме обиды ничего нет — разве это не печальный взгляд на себя?
Вы спрашиваете, является ли мой взгляд на эти вещи особенным, исключительным. Нет, не является. Более того, таких как я — большинство, просто нас не слышно из-за vocal minority, «крикливого меньшинства». У меня было много поводов убедиться в этом. В твиттере выплывают посты квир-активистов, которые жалуются на то, что «в русском гей-сообществе одни „нормисы“ какие-то, политической „матчасти“ не знают, просто хотят сексом с людьми своего пола заниматься». На reddit люди жалуются, что трансы после успешного перехода покидают активистские тусовки, потому что им больше не нужна поддержка, они интегрируются в общество как просто женщины и мужчины, без приставки «транс-».
Поэтому если кто-то хочет перестать плодить «леваков» — нужно перестать мешать людям вливаться в общество и становиться, как сейчас говорят, «нормисами». Это общий принцип, он не только к сексуальным меньшинствам относится.
— Вы считаете возможным преодоление такой ассоциации посредством предоставления возможности людям нормально вливаться в общество и меньшего обращения внимания на «крикривое меньшинство»?
В.С: Да, эта ассоциация преодолима, и мы даже видим движение в этом направлении. Но есть нюанс.
К человеку, который приходит на тусовку и первым делом говорит «я веган, вот мой последний айфон» всегда будет несколько натянутое отношение. Как к, в некоторой степени, фрику. Люди реагируют на это как на нежелательное вторжение в личное пространство. А если у поднятой темы есть политическая подоплёка — то такой человек и с ней будет ассоциироваться, безусловно. От этого никуда не деться
Другой вопрос, как люди будут реагировать, когда тема принадлежности к секс-меньшинствам будет появляться в нейтральном контексте. И здесь мы видим ряд очень положительных тенденций. Если мы посмотрим на смешные картинки из вполне нейтральных каналов, в каком контексте там упоминаются люди с гендерно-неконформным поведением?
* «Девушка должна то, девушка должна это… Нет, девушка должна носить доспех с двуручным мечом, чтобы защищать своего фембоя»
* «Мужики, на улице холодно, надевайте колготки выходя на завод (с изображением женственных ножек в колготках)». Этот условный Лёха, нормис, который в чулках идёт на завод в Саратове — прям целый сюжетный троп в мемах, он широко разошёлся.
* Чуть раньше были популярны шутки с персонажами из Gachimuchi. Вообще-то это гей-порно. Совершенно недооценённый и недоисследованный феномен — ну как в «гомофобной стране» каждый второй может слушать ремиксы популярных песен со всеми этими «boy next door» и «ass we can»?
И вот эти мемы, они ведь внесли куда больший вклад в нормализацию гендерно-неконформного поведения, чем все ЛГБТ-активисты вместе взятые.
Это не сегодня появилось. В советских ещё анекдотах популярный сюжет — это муж, который отдаёт жене зарплату и боится прийти домой пьяным. Боится не потому что жена обидится, а потому что она его изобьёт — сковородкой или скалкой. Домашнее насилие — это чёрный юмор. Но это факт. Наши традиционные ценности состоят из матриархальной семьи как варианта нормы, из слов «крановщица» и «укладчица», из Верки Сердючки на каждой свадьбе, из пожилых пар, слушающих Моисеева, и из группы Тату, выступающей с военным оркестром.
Hot take — русская популярная культура гораздо более прогрессивная и инклюзивная, чем западная. Просто нужно отличать фундаментальные, народные, вещи от наносного и государственного. Попытки изобрести «традицию» нетерпимости, импорт исламизма — это наносное. Калька с западных радикальных левых — это тоже наносное. Оба этих направления мысли существуют друг за счёт друга в парадоксальном симбиозе. Они актуальны только за счёт борьбы друг с другом. И оба станут маргинальными, когда нам не нужно будет оглядываться ни на ЦПЭ, ни на «твиттерский трибунал» при высказывании каждой мысли вслух.
— У вас нет ощущения, что вы не своя для «своих и чужих», для одних из-за взглядов, для других из-за трансгендерности?
В.С: Действительно, иногда такое чувство появляется. На эмоциональном уровне. Но я его прогоняю. Если мыслить рационально, то ситуация «чужой среди своих» — это когда человек просто неверно понимает, кто свои, а кто чужие.
В широком смысле свои — это те, с кем вам есть о чём говорить, и кто готов с вами договариваться. Для меня главное — благополучное будущее моей семьи. И в этом мои интересы совпадают чуть ли не с каждым прохожим.
Про многих я вообще не знаю, каких политических взглядов они придерживаются, тем более половых предпочтений. Например, коллеги из избирательных комиссий. Если я пишу людям по делу — мы обсуждаем дела, а не гендеры, спокойно решаем вопросы. С другой стороны, я иногда я читаю блог какого-нибудь сторонника правого движения «Общество Будущее», а он там в начале июня (который считается месяцем гордости экстремистского сообщества) поздравляет подписчиков «которым есть чем гордится». Люди в целом добры друг к другу, это нормально.
Что не нормально — так это замыкаться в своих микросоциумах, маргинализировать себя. Думаю, для людей любых крайних взглядов я — чужая. Как минимум потому, что общаюсь с «неправильными» людьми с другой стороны. Но радикализм — это скользкая дорожка. Если строго следовать «катехезису революционера», назначать всех подряд врагами, скоро заметишь, что чужой для всех — именно ты.
— Возвращаясь к вашему посту, где обсуждался материал одной нежелательной организации посвящённый ЛГБТ-активистам: вы писали, что знаете одну из героинь данного материала, которая и: — «неплохо зарабатывала, импортируя в Россию продукты из ДНР — сухари, сигареты, зверей из зоопарка. Тот факт, что эти деньги идут на поддержку полевых командиров Новороссии и убийства солдат ВСУ, активистку только забавлял.» — и — "состояла в право-либеральном движении, для которого гей-тема никогда не была профильной" — но при этом всё-таки покинула РФ, и в материале она была представлена как ЛГБТ-активистка. Много ли подобных случаев вообще происходит когда люди выдают себя за тех, кем не совсем являются, чтобы получить разного рода помощь за «правильные» взгляды? Имеет ли подобное на ваш взгляд какие-либо негативные последствия?
В.С: Я не готова осуждать людей, которые спасают себя всеми доступными способами. И говорить, что кто-то находится «недостаточно в опасности» тоже не готова. Есть много случаев, когда человеку опасность угрожает фактически, но основанием для убежища это не является. Например — вручение мобилизационной повестки. И если человек не готов воевать, но ему, чтобы спастись, нужно вспомнить про то, что у него год назад был обыск, и он когда-то вывешивал радужный флаг — пусть вспоминает. Пусть спасётся.
Но когда полученное беженство начинает использоваться как определённый моральный капитал, это неправильно. Мол, я не просто гей, я «сертифицированный» гей-оппозиционер, сейчас я расскажу вам всю правду про Россию. Это в целом странная позиция, а уж если знать цену этому конкретному «сертификату хорошего русского» — так тем более.
— Находясь в не самом лёгком положении, сами не думали об эмиграции?
В.С: Думала. Мне кажется, об этом почти все люди моего возраста думали.
В школе, кажется, все вокруг связывали свой успех с тем, чтобы суметь «вырваться» из страны. Как будто этого уже достаточно, чтобы состояться в жизни. Со временем таких людей вокруг меня становилось всё меньше. И всё больше тех, кто размышлял об эмиграции как о способе убежать от опасности. Некоторые знакомые уехали после избыточного внимания полиции к ним. Некоторые решили этого не дожидаться.
Для меня эмиграция всегда была последним средством. Ведь на самом деле она не гарантирует ни благополучия, ни даже безопасности. Не хочется ни пополнять список самоубийц в нидерландских лагерях для беженцев, ни присоединяться к обсуждениям в твиттере на тему того, как новые санкции бьют по русским мигрантам и как продлить паспорт, если в Россию тебе путь заказан.
Мне очень не хочется покидать Родину, не хочу оставлять родных. Но и риски того, что я нахожусь в России очевидны. Я говорю не только о внимании ко мне напрямую. У меня есть жена. Если я в опасности, то и она тоже. Мы с женой планируем заводить детей. Позволят ли органы опеки воспитывать нам своих детей спокойно, или отберут их? Это большой вопрос. Дело не только в том, что я трансгендер. Полицейские часто используют детей для давления и на гетеросексуальных оппозиционеров. Это то, что случалось с моими близкими друзьями.
Я очень не хочу уезжать. Но если это будет единственным способом защитить мою семью — я им воспользуюсь.