May 8, 2014

Про любимого человека...и с праздником!

Подвиги бывают разные, за некоторые порой приходится расплачиваться. Но этим они не обесцениваются перед лицом Вселенной или индивидуальной жизни каждого.
Деда я обожала и обожаю, хотя он давно ушёл туда, где ему явно лучше. Одно время я думала, что я его идеализирую, но потом услышала отзыв о нём моей двоюродной бабушки: «Это был святой человек», - и поняла, что была права. Я не одна любила его, его любили, пожалуй, все, кто знал. В войну он служил в тяжёлой авиации, летал на бомбардировщиках. Из материального у меня после него  остались памятные вещи.
Первая – это то ли пускатель, то ли ещё какая загадочная деталь от его первой машины. Он посадил самолёт горящим и уже спрыгнул на землю, но понял, что не может просто так расстаться с первой боевой машиной, запрыгнул обратно на крыло и отрезал эту деталь. Отбежал, и самолёт взорвался. Эта деталь так и хранилась потом у него в шёлковом кисете, который бабушка сшила ему в подарок и отправила на фронт. Вот и все его военные трофеи. Я всегда с изумлением смотрела на этот пускатель: два медных кабеля в палец толщиной были отрезаны ножом с одного движения. Дед был очень сильным, хотя не отличался экстраординарными габаритами, и при росте 180 всегда был худым.
Второе, что меня всегда изумляло – это его награды. Он закончил войну капитаном, при этом имел орден Александра Невского, который давали только высшему командному составу. Причём все его награды можно смело умножать на два. Дело в том, что дед не имел привычки крутиться при штабах, как иные, но зато хорошо выполнял боевые задания. Однажды он увидел, что лётчик, с которым у него одинаковое количество боевых вылетов, получил уже  второй Орден Ленина, в то время, как у него нет ни одного. Он пошёл, спросил, почему, и ему, замяв тему, выдали его первый. Так что я просто не представляю, что должен был сделать дед, чтобы получить Невского.

Дед был невероятно удачлив, находчив и изобретателен. Однажды он вынужден был сесть в партизанском отряде, где, понятное дело, не было ангаров и вообще ничего, чтобы обслуживать самолёты. У самолёта сложились шасси, и он умудрился поднять машину обратно на шасси с помощью обычной лебёдки и нехитрой системе блоков. Ещё как-то раз раз он умудрился посадить машину, хотя его шлем вместе с головой оказался зажат разбитым самолётным фонарём (стеклом кабины). Однажды ему пришлось выпрыгнуть с парашютом  на оккупированной немцами территории и пробираться через линию фронта. Он всю войну отлетал без единого ранения, причём все его боевые товарищи утверждали, что это исключительно благодаря его потрясающему лётному мастерству.

Он умел вообще всё. В его доме жили два старых стула, которые были такими крепкими, что переживали все прочие. Я всегда думала, это модерн – стулья были очень добротно сделаны и красивы. И только после смерти деда я узнала, что он сделал их сам в гараже, когда его «перепилила» бабушка на тему, что в доме нет мебели. У деда были золотые руки и сердце.

Пройдя всю войну, он не мог зарезать петуха на суп. Вернее, мог, конечно, но ему это было трудно и вызывало массу страданий. Он гораздо лучше давал жизнь, чем отбирал. Людям и вещам. После него остался чемодан с патентами на изобретения. Чемодан!

Он умер от рака, и его врач, наблюдающий его последние месяц  жизни в захолустной абхазской больнице, без обезболивающих и возможности излечения, сказал: "Это был железный человек".

Я могу долго рассказывать про деда, круглые сутки точно. Одна женщина, которой я как-то всю дорогу из Крыма рассказывала про него, сказала, что ему в Сухумском аэропорту, для которого он столько сделал, должен стоять памятник. Она права. Но аэропорта, считайте, нет, а дед был настолько скромным человеком, что такая мысль ему бы в голову ни за что не пришла.

Он был внутренне свободным человеком, поэтому делал вещи, порой неприемлемые с точки зрения системы.
Один его поступок я расцениваю очень высоко, может даже, выше остальных, хотя он за это поплатился карьерой. В 1944 родился мой отец, первенец. Бабушка в это время находилась в Иркутске. Дед был романтиком. Он так соскучился по жене и сыну, что самовольно улетел на боевом самолёте с линии фронта, ночью, втихушку, навестить их. Представляете? С линии фронта 44 года в Иркутск, туда и обратно! Повидать жену с сыном! И всё бы ему сошло с рук, если бы не оказалось, что на аэродроме Иркутска нет подходящего для боевых машин топлива. Самолёт пришлось ремонтировать, а на деда особисты завели уголовное дело. Весь отряд как один ходили ходатайствовать за него, подписывали прошение. Судимость с деда сняли, но на карьере поставили большой жирный крест и войну он закончил капитаном.

И я ему за это именно очень благодарна. За то, что он был такой вот настоящий. За то, что для него семья в жизни стояла всегда на первом месте, и за это он мог рисковать и нарушать всякие правила. За то, что воевал за эту семью.
Он меня любил и если бы не эта его любовь, мне здесь было бы вообще очень кисло.

Я долго не могла понять, почему у нас с ним такая сильная связь, что, кажись, посади меня в самолёт и заставь им управлять, я попрошу деда помочь,  и он поможет, я благополучно полечу. А когда я вспомнила свои прошлые жизни, я поняла, почему: в прошлой жизни дед был моим отцом, которого я обожала и к которому не успела приехать попрощаться перед его смертью. Так что не только сильная любовь, но чувство вины перед ним и чувство «незаконченности» притянуло его в мою жизнь. В этой жизни я тоже не успела с ним попрощаться, такая вот карма. Хотя сейчас это всё уже пустое.
Главное, что он есть и был и будет в моей жизни.

И каждое 9 мая я с ним пью за него и других моих родичей, прошедших эту страшную войну.

На фото он в 1943, сразу, как получил Орден Ленина, и со мной на руках в его доме в авиагородке.