Комплекс Лая - часть 2
Почему же, когда маленький Сиги помочился в спальне родителей, его отец не сказал что-то типа: «Ах ты, маленький зассанец, я тебе уши надеру!» ‒ а наотмашь "кастрировал" своего сына пророчеством, что из того «ничего не получится»?
Отец Фрейда был неудачливым предпринимателем, жившим в городе, в котором часто пренебрежительно и даже агрессивно относились к евреям. Фрейд вспоминает, что был случай, о котором рассказал ему отец, когда ему было 12 лет: Прохожий сбил шапку с его отца и крикнул: «Жид, долой с тротуара!». Отец Фрейда молча поднял шапку и сошел с тротуара. (“Толкование сновидений”. Фрейд) Подобные унижения и вынужденное подавление ответной агрессии должно было делать его достаточно озлобленным. Это не могло не приводить к идентификации с агрессором и смещению агрессии на домочадцев.
Но дело не только в этом. Сиги с ранних лет проявлял свою талантливость, что у его отца, весьма образованного человека, похоже, вызывало страх, что его сын оказывается лучше его самого.
«Пианист Мориц Розенталь рассказывает нам случай о том, как однажды он, споря о чем-то со своим отцом на улице, случайно столкнулся с Якобом Фрейдом [отцом Фрейда], который, смеясь, упрекнул его следующим образом: “Как, ты перечишь отцу? Один мизинец моего Сигизмунда во много раз умнее моей головы, но он никогда не осмелится противоречить мне!”»
(там же)
Этой фразой отец Фрейда смог выйти из затруднительного положения, в котором он оказался: хоть он и подтвердил умственное превосходство своего сына, но особо подчеркнул свою безраздельную власть над ним.
Никогда не надо забывать, что не только мальчик испытывает ревность к отцу по отношению к матери, как утверждал Фрейд. Нередко, отец ‒ это, всего лишь, состарившийся мальчик, все его комплексы, в том числе и Эдипов, не всегда претерпевают радикальную трансформацию за все годы жизни.
Фрейд считал, что залог благоприятного разрешения Эдипова комплекса заключается в том, что, в случае мальчика, влечение к матери смещается на неинцестуозный объект, подругу или жену. Конечно, большинство мальчиков оставляют своих матерей и связывают себя узами с "чужой" женщиной. Однако, смещение влечения может вызывать и смещение всех эдипальных переживаний, которые остаются в неизменном виде. Суть невроза не в буквальном застревании в эдипальной ситуации (хотя и такое бывает), а, как выразился Фрейд, в новом издании старых отношений. Нередко, в результате фиксации на травме эдипального поражения (необходимого условия отказа от инцестуозной привязанности), состарившийся мальчик, будучи отцом, будет продолжать разыгрывать свою эдипову драму в новом издании, только теперь объектом убийственной ревности станет его собственный сын, который пока не может угрожать ему кастрацией. Этот процесс называется идентификаций с агрессором, когда отец проделывает со своим сыном то же, что его отец проделывал с ним. Более того, отец, "кастрированный" своим отцом, боится быть "кастрированным" и своим сыном, и стремится "кастрировать" его первым.
Драма такого состарившегося мальчика усугубляется, если его сын будет расти, набираться сил, добиваясь в жизни все новых достижений, чем сыскивать все большую любовь его матери, жены отца. Отец же будет только стареть, дряхлеть и все больше проигрывать в эдипальной конкуренции сыну. Это будет вызывать только страх за свое будущее, чувство обреченности, стыд, зависть и ненависть по отношению к растущему сыну, который "убивает" своего отца своими достижениями в жизни. Такой комплекс отца можно было бы назвать комплексом Лая.
Радоваться успехам сына от души, искренне желать ему побед может только очень сильный духом человек, вне зависимости от того, насколько он сам оказался успешен в жизни.
Успех, сам по себе, увы, автоматически не излечивает от комплекса Лая. И самого Фрейда не миновала чаша сия. Будучи создателем Международного психоаналитического общества, отцом-основателем одного из самых известных учений XX века, Фрейд был авторитарным и деспотичным по отношению к своим ученикам, он изгонял от себя каждого, кто не следовал буквально его учению. Адлеру, Штекелю, Юнгу, Райху, Ранку, Ференци, каждому из них, можно представить, Фрейд в своей душе кричал вслед: «Из тебя ничего не получится!».
::
Читая “Толкование сновидений” Фрейда можно наблюдать, как Фрейд мечется между взглядом на отца и взглядом на сына. На стр. 133 Фрейд пишет:
«Туманные сведения, дошедшие до нас из мифологии, и сказания о первобытном состоянии человеческого общества дают довольно безотрадное представление о власти отца и о бессердечии, с которым он ею пользовался. Хронос пожирает своих детей, как боров пожирает помет свиньи… Чем полновластнее отец в древней семье, тем больше оснований у сына как у признанного его наследника занимать враждебную позицию, тем сильнее его нетерпение достичь власти посредством смерти отца. Даже в нашей буржуазной семье отец, стесняя самоопределение сына, сам способствует развитию естественного зародыша вражды, скрывающегося в их отношениях. Врач зачастую имеет случай наблюдать, что скорбь о потере отца не может подавить у сына радости по поводу обретенной, наконец, им свободы. Остаток сохранившейся и в нашей семье potestas patris familias [власть отца семейства] каждый отец судорожно старается сохранить за собою; это хорошо знакомо всем поэтам, которые выдвигают на первый план своих произведений вековую борьбу отца и сына.
А уже на странице 136 находится цитируемый выше отрывок о том, что «…миф об Эдипе возник из древнейшего материала сновидений, который имеет своим содержанием мучительное нарушение отношения к родителям благодаря первым побуждениям сексуальности»
Конечно, психоаналитику необходимо держаться обоих взглядов, но приведенное выше высказывание Фрейда о желании отцом сохранить potestas patris familias было совершенно забыто и Фрейдом, и его последователями, включая многих современных психоаналитиков.
Только в 40-х годах прошлого века в психоанализе, наконец, была замечена проблема отцов в отношении своих детей ‒ мексиканским психоаналитиком Хосе Луисом Гонсалесом был введен термин комплекс Лая, но это прошло совершенно незамеченным для мирового психоаналитического сообщества.
::
Существует малоизвестное продолжение трагедии Софокла “Царь Эдип” ‒ “Эдип в Колоне”, рассказывающее о событиях происходящих после изгнания слепого Эдипа из Фив. В ответ на очередное обвинение в отцеубийстве, Эдип говорит:
«Если б не тронул я, был бы я сам убит.»
Читая “Эдип в Колоне” создается впечатление, что Эдип, ослепив себя физически, прозрел психологически и увидел ситуацию со стороны.
Конечно, Эдип имеет в виду конкретную ситуацию, сложившуюся много лет назад, когда, на перекрестке трех дорог, защищаясь, он был вынужден убить своего отца, не зная, что это его отец.
Оценивая символизм этой трагедии, следуя принципу Фрейда, мой учитель психоаналитик Михаил Васильевич Ромашкевич выразил квинтэссенцию этой драмы в диалектической формуле: «Каждый ребенок вынужден убить отца. Нет альтернативы: жить, убив или не убив отца. Есть альтернатива: отцеубийство или детоубийство.» (“Детоубийство и нарциссизм”, 1994). Но, к сожалению, это идея не была услышана психоаналитическим сообществом.
Для аналитической психологии Юнга, в отличие от психоанализа Фрейда, символическое убийство матери и отца является необходимым условием обретения личной психической независимости взрослеющего ребенка и его развития в качестве индивидуума (индивидуации). Если Юнг больше уделял внимания спасению от поглощающей матери, то Эрих Нойманн расширил эту идею до постоянной борьба между поколениями.
Александр Павлов