Художник, Муза и Чума души -2
Продолжение рассказа о том, как на самом деле в Москве возникла угроза эпидемии чёрной оспы, начало здесь.
Известную фразу про звёзды я бы перефразировала так: "Если травля начинается, значит, это кому-то нужно". Почему её не остановили, можно только гадать. Она могла быть выгодна каким-нибудь недоброжелателям А. Кокорекина, чтобы дискредитировать его имя. Или партийным деятелям, которым было важно закрепить в сознании современников свои заслуги в борьбе с чёрной оспой, а на людей, попавших "под раздачу", было глубоко наплевать. Статьи могли быть заказными, или просто попали в мейнстрим, играя на низменных чувствах читателей. Но всё информирование населения происходило по принципу: "Чем страшнее, тем лучше".
Чтобы сразу обозначить остроту темы, несколько лет не сходившей со страниц газет и бурлившей в сознании современников, начну с отрывка из статьи Аркадия Ваксберга.
Аркадий Ио́сифович Ва́ксберг (11 ноября 1927— 8 мая 2011) — советский и российский адвокат, писатель, прозаик, драматург, публицист, киносценарист, кандидат юридических наук.
Статья называлась "Человек и его репутация" и была опубликована в Литературной газете от 14 апреля 1962 г. № 45 (4478)
Аркадий Ваксберг
"...Всем памятна трагическая история, случившаяся в Москве два года назад. Известный советский художник К. "привёз" из Индии оспу и сам стал жертвой этой тяжелейшей болезни. Многие годы наши врачи не сталкивались с ней лицом к лицу, и, возможно, поэтому им не удалось сразу поставить правильный диагноз.
Тем временем множество людей, так или иначе общавшихся с К., стали переносчиками инфекции. Возникла реальная угроза эпидемии. В город пришла беда...
"В город пришла беда". Так молодой литератор Александр Мильчаков назвал свою повесть, которую недавно напечатал в журнале "Москва". Ещё раньше этот же автор опубликовал в журнале "Смена" очерк - "По следам "Вариола Вера". И очерк, и повесть - об одном и том же: о том, как оспа обезврежена и побеждена.
Конечно, триумфальная победа советской медицины над грозившей вспыхнуть эпидемией достойна воплощения в художественных образах. Но детективная мелодрама А. Мильчакова, к сожалению, не сумела, как мне кажется, достойно воспеть этот подвиг советских врачей. Впрочем, я, собственно, не собираюсь рецензировать повесть. Я упоминаю о ней по другому поводу.
Чтобы никто не подумал, что имеет дело с авторским вымыслом, с неким художественным обобщением, повесть снабжена эпиграфом: "Эти события произошли в Москве в январе 1960 года. Все вы были их участниками. Изменены только (выделено мною. - А.В.) подлинные имена героев этой истории".
Этот эпиграф - не только погоня за сенсацией. Он - пропуск на журнальную полосу, призванный в какой-то мере искупить художественные просчёты повести, возбудить читательский интерес напоминанием о нашумевшей истории, участниками которой были москвичи. Но что сделал автор с главными участниками трагической истории - художником и его женой?
Литературная газета от 14 апреля 1962 г. № 45 (4478), (кликабельно).
Со страниц повести встают образы стяжателей, хапуг, прохиндеев, бесконечно далёких от искусства, от духовных, творческих интересов, целиком погрязших в болоте приобретательства. Не раз и не два заводит автор разговор о дорогой мебели, заграничных коврах, роскошном телевизионном комбайне, "костюме из Калькутты", "золотом товаре" - вот, мол, мирок, в котором жила чета К.! Вот, мол, к чему сводились все их интересы!..
Но доказательств нет никаких.(Выделено мной, А.Л.)Есть несколько справок, заботливо собранных А. Мильчаковым (вот уж странное занятие для литератора - собирать справки, порочащие "прообраз" героя), которые ничего не утверждают и не подтверждают. В них говорится, что велись розыски каких-то вещей, проверялись чьи-то доносы.
Всё это ничего не дало:в возбуждении дела за нарушение правил борьбы с эпидемиями было отказано. Никаких поспешно сбытых заразных вещей не нашлось. (Выделено мной, А.Л.)
Да, жена художника вскоре после его смерти уехала в Ленинград. Право, надо быть уж очень подозрительным человеком, чтобы найти в этом криминал. Одинокая женщина, на которую внезапно обрушилось несчастье, едет к матери, чтобы самые первые, самые тяжёлые дни своего горя провести с близкими ей людьми. Этот естественный человеческий поступок А. Мильчаков именует языком милицейского протокола, как "бегство в неизвестном направлении".
Он не договаривает, что в то время ещё не только не был установлен карантин, но даже не было диагноза болезни и никто не подвергал жену К. в связи с вспышкой оспы ограничениям в передвижении. (Выделено мной, А.Л.)
Если даже произведение А. Мильчакова было бы шедевром, оно всё равно заставило бы меня выступить. Потому, что наша литература никогда не приносила человека в жертву литературному замыслу. А для того, чтобы воспеть мужество наших врачей, санитарок, лётчиков, милиционеров, шофёров - всех тех, кто внёс свой вклад в борьбу с оспой, - вовсе не нужно было оскорблять память покойного художника, обливать грязью его жену. Это жестоко и несправедливо! Кому это нужно? И зачем?
Мы пытались задать эти вопросы автору. Он сослался на то, что подлинная фамилия художника и его жены им ни разу не названа - всюду её заменяет буква "К" или вымышленная фамилия Колесниковых. Прелестное объяснение! Совсем как у И. Ильфа и Е. Петрова: "Мы сидели в Севастополе, на Интернациональной пристани, об адмиралтейские ступени которой шлёпались синенькие волны Н-ского моря (мы умеем хранить военную тайну)".
Кстати сказать, мы знакомы пока с двумя Мильчаковыми - очеркистом и беллетристом. Скоро нам грозит ещё знакомство с Мильчаковым-сценаристом и Мильчаковым-драматургом. И всё о тех же самых "К". Но и этого мало. В ближайшее время несчастная женщина будет "взвизгивать" по радио А что ещё впереди? Жанров много, тема щекочет своей скандальной таинственностью, а "бард" у неё только один.
Кадр из фильма "В город пришла беда", снятого по художественному вымыслу А. Мильчакова
Доброе имя человека... Его честь... Его достоинство... Это не пустые слова. Это не только личное, но и общественное достояние. То, на страже чего стоит не только наш моральный кодекс, но и кодекс уголовный, и кодекс гражданский.
...В своё время культ личности создавал почву для чиновного равнодушия к отдельной человеческой судьбе, к доброй репутации честного человека. Кляузник, подхалим, завистник, приспособленец мог иногда ославить человека, пустить про него подлый слушок, наклеить ярлык...
Настало другое время. Партия вернула к жизни много незаслуженно опороченных имён. (Эта история приходится на времена "оттепели", 1956-1964гг., пояснение моё, А. Л.) Среди них не только те, кем гордится весь народ, кто составляет его славу и гордость. Среди них и скромные, "простые" люди, в труднейших условиях не запятнавшие своего доброго имени."
......................
Из статьи А. Ваксберга становится понятно, что жене покойного художника, выражаясь современным языком, устроили настоящую травлю в средствах массовой информации, а обстоятельства распространения оспы исказили лживыми домыслами, выдав их за факты. Алексея Кокорекина знала вся страна, от чего он умер - тоже. В своих публикациях А. Мильчаков поменял фамилию Кокорекин на Колесников, но кого он этим обманул? Учитывая эпиграф, в котором сказано, что "Изменены только подлинные имена героев этой истории", публикации Мильчакова можно расценивать, как клевету. Эта клевета имела далеко идущие последствия. Казалось бы, что может быть страшнее смерти любимого человека? Я тоже знаю что. Травля, которую устраивает вдове близкое и далёкое окружение. Тот, кто испытал это на себе, знает, что это пережить сложнее.
Продолжение следует.
Свидетельство о публикации №220052300303