Добровольный уход из жизни — приговор или опыт?

Во сне мы можем посещать духовный мир, общаться с ушедшими близкими. Это давно не новость. А вот то, что добровольный уход из жизни - не приговор для души - это, пожалуй, пока звучит непривычно.

Суицид - неприятная и печальная тема. О ней боятся говорить. Церковь запрещает молиться за самоубийц, делая их души по сути изгоями для христианского эгрегора. И как в любой другой табуированной теме, в этой существует масса искажений, иллюзий и страха.

Чтобы отделить зёрна от плевел, нужно выйти за рамки социальных шаблонов и постараться посмотреть на эту тему с точки зрения опыта, который мы получаем, путешествуя по многочисленным земным воплощениям. Суицид - не приговор для души, а тяжёлый опыт.

Эта история произошла несколько лет назад.

Ко мне обратилась мама молодого человека, вернее, подростка, с просьбой помочь её сыну.

С разрешения мамы, назову её Елена, я публикую нашу переписку и рассказ о своей работе, изменив имена.

"Здравствуйте, Алёна,

Пишу Вам вдогонку посту "Про отправку душ в Портал", потому что думаю, пришла пора просить помощи.

Мой сын покончил с собой в ноябре 20.. года, в возрасте 17 лет. Я молилась о нём , но этого, понимаю, недостаточно.

Он приснился мне вчера так, как не снился ни разу после своей смерти. Он жаловался на что-то, стоя за металлическим барьером. Рядом со мной в этом сне была другая женщина, что давала наставления девочке лет пяти, тоже вышедшей за барьер. Та должна была отправиться в какую-то инстанцию, где ей должны были помочь. Думаю, что это её мама объясняла, как девочке действовать. Я послушала и велела сыну отправляться по тому же адресу. 

На что он мне ответил: "Мама, я же не могу - у меня нет права (допуска, страховки, чего-то такого)". 

Говорю: " Иди, я разберусь с допуском!" 

Он: "Ха, это деньги!". 

Я: " Не твоя забота, сын. Иди давай". Он послушался, развернулся, и они вместе с девочкой спустились в тоннель.

Думаю, надоело сыну там, где он сейчас. Думаю, что я должна что-то сделать.

Прошу Вас мне помочь разобраться."

Я начала смотреть, могу ли помочь сыну Елены, назову его Максим, и поняла, что могу. Но это должно было происходить в два этапа, и занять около трёх месяцев.

Когда я стала просматривать обстоятельства произошедшего, то почувствовала сильный удар будто бы плашмя, который "убил тело". Это считывание случилось автоматически, хотя я не ставила перед собой задачу смотреть подробности самой смерти. Мельком я подумала, что возможно, мальчик "вышел из окна". Уже потом, когда мы разговаривали с Еленой, она рассказала, что Максим бросился под поезд.

Выяснять обстоятельства нужно для того, чтобы понять внутренний конфликт Максима. Ведь именно из-за душевной боли люди уходят из воплощения, и психологические подробности дадут ключи для разговора с душой. Без согласия души вывести её из заточения невозможно.

Например, некоторые души самоубийц отказываются уходить с нижних слоёв астрала, когда я предлагаю им помощь. У меня были случаи, когда души решали таким образом наказать себя за то, что сделали. Это их выбор.

Просматривая жизнь Максима незадолго до его ухода я увидела, что у него было два определяющих обстоятельства.

Первое - он жил в другой стране, куда переехал из России. В школе у него возник конфликт со сверстниками, он подвергся травле. Но на его решение повлиял не страх и желание сбежать из невыносимых обстоятельств, а желание самоутвердиться и доказать свою силу.

Второе обстоятельство связано с «Синим китом».

В школе, где учился Максим, существовало что-то вроде скаутской организации. Те из читателей, кто прошёл через пионерские лагеря, помнят ночные страшилки, когда после отбоя в палате гасили свет, и дети начинали рассказывать истории про "чёрную-пречёрную руку, которая едет в чёрном-пречёрном гробу по чёрному-пречёрному городу, чтобы... задушить тебя!"

Это отдельная тема "подросткового фольклора" и легенд, это андеграунд, часто невидимый или игнорируемый взрослыми. Подобные страшилки - это выход на поверхность сознания теней страха. Редко кто из детей делится с родителями подробностями подобных игр. Ведь если бы у подавляющего большинства родителей были доверительные отношения с детьми, то и потребности в подобных играх не было.

Сегодня место страшилок про чёрную руку заняли истории про "Синего кита" - некую подпольную организацию, провоцирующую подростков на самоубийства.

Нечто похожее я увидела в школе у Максима. Не знаю, существовала ли данная организация на самом деле. Но вот слухи о ней существовали определённо. Среди учеников ходили легенды о реальности этой организации, и провокации типа: "А ты бы смог выйти из окна? Да, куда тебе! Ты слабак!"

Эти попытки взять "на слабо" жертву травли были частью этой самой травли. В скаутском коллективе существовал некий лидер и два-три его "помощника", остальные ученики молча наблюдали за представлением - как "сильная личность" самоутверждается за счёт назначенного на роль жертвы ученика. И для Максима его шаг под поезд был способом доказать агрессорам, что ему "не слабо", а вот вам - точно "слабо".

Самое неприятное во всех подобных историях то, что учителя и воспитатели обычно догадываются о происходящем, но ничего не делают для его предотвращения. И когда случается трагедия, они в попытке снять с себя ответственность начинают травлю уже матери подростка, что и испытала на себе Елена. Руководство школы попыталось доказать, что причиной произошедшего была не обстановка в школе, а обстановка дома у Максима.

Понятно, что у матери, переживающей горе после утраты сына, подобные обвинения усиливают естественное чувство вины, возникающее у всех, кто потерял близкого человека.

На первом этапе работы с душой Максима я вывела её с "низов" и отцепила от инфернальных привязок "нижнего мира". На руках, ногах у него были кандалы, на шее что-то вроде ошейника, удерживали его две больших инфернальных сущности. Мы забрали ключи от всех этих привязок и расторгли договоры с сущностями. Эти контракты возникают в момент самой смерти - на тонких планах существует нечто вроде "института", отслеживающего самоубийц. Бывает, что душа заключает такой договор перед смертью, но чаще — сразу после. Иногда и "до" и "после", и тогда первоначальный договор усугубляется последующим.

Когда я разговаривала с Максимом, он попросил меня передать маме, чтобы она не винила себя за произошедшее. Попросил отпустить его. Люди сами своим горем и чувством вины удерживают души развоплотившихся близких возле себя. Сам Максим никого не винил, у него не было претензий к обидчикам.

Дальше нужно было дать время на то, чтобы в полях простроилась новая ветка реальности для Максима. Ему нужно было временно побыть на уровне астрального плана. Это место шаманы называют "средний мир".

По прошествии двух месяцев, непосредственно перед тем, как отправить его на высшие планы, я попросила Максима присниться маме и сказать, что у него всё хорошо.

Вскоре он выполнил обещание.

Привожу его свидание с мамой так, как о нём написала Елена.

"Я увидела себя перед старым добротным загородным домом и в следующий момент входила не то в полукруглую беседку, не то в полукруглую веранду. Она была застеклённой узкими полосками стекла и заканчивалась стеклянным же куполом. Были ещё несколько кованых, очень тонкой работы металлических украшений. Пол и стены за мой спиной были белые. В центре стоял низенький деревянный табурет. 

Меня никто видимый не сопровождал, но я почему-то знала, что мне делать и как себя вести. Я прошла к табурету, села. Они появились, когда я разглядывала пол. Тут же у меня возникла мысль, что мне не следует поднимать глаза, иначе они исчезнут. Они - это Максим, два парнишки и две девушки его же возраста. Одна из девчонок точно была крашеная блондинка с длинными волосами. Они как бы парили в воздухе на фоне стеклянных стен беседки.

Заговорил Максим, все остальные молчали и просто смотрели на меня.

- Мама, нас забирают. Год. Приходить не буду. Если тебе что-то нужно мне сказать, пиши мне вот так.

На коленях у себя я увидела что-то вроде серебристого мягкого планшета, примерно формата А4. У него был маленький жидкокристаллический экран.

Снова слышу голос сына: "Вот так, мама".

Появляется маленький серебристый стилос, и я вижу , как рука Максима просто чертит зигзаги на нём. В голове возникает вопрос: "А а как же ?.." и тут же ответ: "... поймёт". 

Сын подхватывает: "Пойму".

Его тень, облако, не знаю как это назвать, назову просто "он" - он начинает отдаляться от меня, не отводя от меня взгляда, присоединяется к другим, что всё также безмолвно парили у круглого стеклянного купола, и они просто постепенно растворяются. Всё также глядя на меня.

Знаю, хотя и не смотрела прямо на них.

Ещё звук, был какой-то звук. Даже нет, не звук, а просто будто слух залило чем-то невыразимо нежным и ласковым, будто мягким кремом. И лёгкое, едва уловимое перламутровое сияние. Даже вкус ощущался, такой же неуловимый, но абсолютно четко присутствующий. Это я осознала, только когда они совершенно исчезли. Появился запах пустого помещения, пола, воздуха снаружи. И звуки моих движений, одежды, передвижения моих ног по полу.

В этот раз меня не выбросило из сна, а будто аккуратно вывело."

Я удивилась, насколько красиво Елене удалось описать ощущения астрального плана. Очень красиво.

В течение следующего года она думала, что имел в виду Максим, когда сказал: «Год, мама». Перебирала в уме варианты — может, через год она тоже уйдёт? Или что?

Через год жизнь Елены начала непредсказуемым и кардинальным образом меняться. Она начала открывать в себе новые возможности души, её судьба сделала неожиданный поворот. Поначалу она сопротивлялась изменениям, но потом решила испытать себя в новом качестве.

Свидетельство о публикации №221032700180