Дневник О. / часть 1
Короткие заметки о дурацкой болезни.
Май месяц, самоизоляция в самом разгаре, сижу на диване. На почту приходят анализы биопсии, в которых вижу сочетание неведомых мне слов и одно ведомое — рак.
Мне кажется, у онкологии такой фон, что начинаешь плакать толком не зная, почему. Но если бы я тогда знала, что меня ждёт, рыдала б сильнее. Серьезно. Билась бы в истерике неделю. Но хорошо, что всё это невозможно представить заранее — иначе никто и никогда не согласился бы лечиться добровольно.
Примерно с апреля испытываю перманентное чувство боли в теле. Сначала болела грудь (у меня рак молочной железы), потом разные части тела из-за кучи исследований, затем мне установили порт –– специальную штуку, через которую капают лекарства (это в сто раз лучше, чем через вену!), началась химия. И я поняла, что до неё у меня в принципе ничего и никогда не болело.
После каждой химии прощаешься с жизнью дней семь. Болит всё — и тело, и душа. И знаете, что самое тупое можно спросить онкобольного — ну как тебе химия? Ну как, как — супер! Рекомендую! У меня в больнице акция: если приведу друга, ему все процедуры бесплатно, а мне ещё одна бонусом.
В общем, никогда не надо спрашивать у больного, как ему химия. Это невозможно описать. Как и то, что именно болит после лечения. Блин, ну всё.
Помню перед третьим курсом купила новый крем для рук. Начала пользоваться, эффект был очень крутой — кожа стала такой мягкой! Насторожилась, когда попыталась открыть бутылку и, думала, что крышка содрала мне кожу, ауч.
Пришла к своему врачу, говорю, мол, крем странный какой-то прикупила, кожа нежная какая-то и горит иногда, печатать больно. А он так деликатно — а это не крем. В общем, это у меня ладонно-подошвенный синдром из-за лечения начался: проблемы с кожей рук на ладонях и стопах, когда любое прикосновение к чему-либо вызывает адскую боль, когда изнутри жжёт кожу так, что хочется орать, ходить сложно, потому что ноги опухают и носки натирают. Но я ещё легко отделалась, не было волдырей, только мелкие трещинки. Вот такой вот кремчик.
Я не знаю, что лучше после химии — трёхдневная диарея и днём и ночью или запор?
Самое тупое и не укладывающееся в голове — это когда надо идти на лечение (добровольно!) ДО которого тебе ок, а после хочется выброситься в окно. Это как вообще?
Пятый день после четвертой химии. Спасибо, что живой!
Вообще у меня до сих пор нет ощущения, что я больна. Рак он такой: ничего не болит, а я прусь каждые двадцать один день на капельницы, после которых как раз и начинает болеть. Полный бред.
Вот сейчас у меня ломит ноги так, как будто я пробежала марафон. А я за всю неделю в лучшем случае сделала пятнадцать шагов.
Удивительно, как хочется жрать (именно так) жирное — рыбу какую-нить, сыр, икру после химии.
Заказываешь себе, но, на самом деле, есть всё это невозможно. Так и лежишь голодным. Поэтому после первой химии я начала смотреть ASRM, прости Господи, видео, где корейцы (или кто они там) едят что-то в тишине, снимая весь процесс. С голодухи и не то начнешь смотреть.
И вот я подумала –– если бы надо было создать видеоиллюстрации каждого греха, то для чревоугодия уже всё сняли. Нет, ну правда, как можно столько есть и зачем так быстро-то?!
Но я все равно смотрела эти видосы четыре месяца ежедневно. Не спрашивайте.
четвертый день после пятой химии
Как легко быть здоровым. Пока не заболеешь и не поймешь этой простой истины.
Говорят, находиться в унынии — грех. Но возникает вопрос: в чём еще находиться после пятой химиотерапии? И не грех ли говорить людям в состоянии, которое не описать, что их грусть — грех и вообще ни к месту?
Я захожу в клинику, надеваю бахилы и иду налево — в третьем кабинете буду оформляться на госпитализацию.
Со стороны кажется (надеюсь), что я спокойна или даже слегка весела. Ведь в дни лечения я надеваю все самое лучшее, наношу макияж — пусть все думают, что мне не страшно, пусть все думают, что я очень сильная. Хотя я думаю только о том, почему не сбежала из страны или в какой-ниюудь непроходимый лес россиюшки сразу после первого курса. Что заставляет меня приходить на лечение снова и снова? Ответ, кажется, прост –– мои близкие, которые классно меня поддерживают, и с которыми я ещё хочу покутить на этой странной планете.
Я вхожу в свою палату, вижу женщину лет 65. Кажется, ей плохо. Хотя нет, не кажется — кому в отделении химиотерапии может быть хорошо?
При виде меня она начинает плакать — странно, ведь я накрасилась, надела бриллиантовые серьги моей любимой тети-крестной, нанесла парфюм и выгляжу очень даже. А ну да, её расстроил мой молодой вид. Как будто в каком-то другом возрасте онкология это более приятное событие.
Женщина спрашивает, есть ли у меня дети и, конечно, мой отрицательный ответ расстраивает ее ещё больше. Она начинает уже рыдать. Мне становится неловко — вроде как надо переодеваться и отдыхать перед процедурой. А она всё не угомониться.
Прелесть клиник в том, что туда приходят такие же больные, как и ты — вместе вы можете здорово друг друга поддержать. Серьёзно, мы почти всё время ржём с моими соседками по палате. А тут на тебе. Женщина, думаю я, идите уже — страдать я и без вас сама отлично могу. Здесь плакать не гоже, здесь — в палате 311 — мы смеёмся.