Дневник О. / часть 2
Короткие заметки о дурацкой болезни.
Наркоз — вещь! Мне понравилось, выспалась. Проснулась после операции, попала в свою палату и сразу позвонила маме пожаловаться, что мне не наливают шампанского (на отходнике, конечно) . Затем попросила бокал игристого у врача. Он посмеялся. Но его смехом пьян не будешь, и возвращение к жизни не отметишь. Абсолютно наплевательское отношение. Но я отходчивая: позлилась коротенько и, забыв об отказе, начала болтать с соседками по палате.
Волосы умерли после первой химии — стали тусклыми, но продержались на голове ещё две недели. Помню, они посыпались по дороге домой из офиса: я шла по Долгоруковской, начал дуть ветер, волосы (кажется) полетели в разные стороны. В такие моменты, конечно, очень хочется провалиться сквозь землю или хотя бы улететь вместе с волосами.
На первой химии оказалось, что у меня аллергия на одно из четырех лекарств. Поняли все это очень просто — через 5 минут после начала терапии мои ногти стали синего цвета, а потом начались адские судороги.
Ума перекрыть лекарство у меня не хватило, но хоть успела попросить соседку по палате позвать врача. Сразу после просьбы у мне свело челюсть, и я могла только мычать и плакать. Плакать – потому что было очень обидно: я ведь шла на химию с таким классным настроем! А тут на тебе. Ну, организм, ну ты че?!
Когда мой волшебный и испуганный врач прибежал в палату, меня трясло так, что мы не могли поймать руку, чтоб измерить давление. Это меня страшно развеселило. Но я все равно плакала. Плакала и смеялась — в общем-то нормальная реакция на все происходящее.
В момент моего полного отчаяния — у меня поднялась температура до 40 градусов за 5 минут — прилетел Ангел. Серьезно. Я сидела на кровати, содрогаясь всем телом, зареванная, с поникшей головой, как вдруг на мои плечи легки две теплые руки. Затем прозвучал (думаю, с небес) спокойный голос: «Все хорошо, сейчас тебе станет легче, у 70% людей случается именно такая реакция на это лекарство — это нормально, мы тебе уже помогли, теперь потерпи немного».
В этот момент я смогла разжать челюсти и, прикусывая язык, спросить Ангела: "Уточните, пожалуйста, почему я не в 30% нормальных людей?". Ангел засмеялся и улетел. Ну а я такая – раз мне сказали успокоиться, пожалуй, так и сделаю. Прилегла.
Стало рубить. Видимо, от лекарств, которые закололи. Когда меня отпустило, пришли главная по химиотерапии и еще какой-то человек. Последний что-то спросил меня голосом моего Ангела, родненького. Оказалось, что Ангел —это заведующая отделением )пошли ей Вселенная всего самого доброго). Врачи улыбались и спрашивали: «Ну как тебе от супрастинчика?». А мне от него было зашибись!
Дальше мне сказали, что через минут 30 меня отпустит, и мне докапают оставшееся лекарство. Я прям сразу расхотела спать, говорю – стратегия-то так себе, я его докапывать не хочу и не буду, по понятным причинам. Все улыбнулись, погладили меня по голове и молча ушли. А я лежала и думала – я ведь даже уползти не могу, сволочи.
Докапали. Реально. Осталась жива.
Операция позади, уложила дренаж поудобнее, засыпаю. Слышу шепот, близко так, около головы — "Сашуля, вы уколоться не хотите?". Мне очень страшно, глаза не открываю. Фраза повторяется. Поднимите мне кто-нибудь веки что ли, думаю. Но помощь не приходит, открываю глаза сама –– а это бабуля-соседка по палате предлагает пройтись до процедурной. От скуки или от одиночества, наверное.
Бабуля-соседка –– зожница со стажем, у нее четыре правнука от "бестолковой внучки". Прабабка долго объясняла, что лечить онкологию мне надо было куркумой и энергетическими сеансами. Последние она себе проводила самостоятельно, итог — ее опухоль уменьшилась. Я ей почему-то верю. Классная тетка, жизнерадостная, хотя боль в словах нет-нет, да прольется, потечет по палате, в коридор, сольется с болями других людей. Пусть выходит, правильно, пусть не сидит в сердцах человеческих, авось и болеть перестанем.
А вообще я правило новое выдумала: пусть в больницах обязательно окно одно будет открыто, хоть стужа, хоть жара – боли надо улетать куда-то.
Он говорит, что не ожидал, что с таким заболеванием можно быть такой. Веселой, наверное, имеет в виду. А какой мне быть? Я очень старалась печалиться, кататься по полу и умирать. Но быстро забывала о цели страдать – отвлекалась на нормальные вещи (читайте: жизнь). Я как та собачка из фильма Вверх: О, белка! Только у меня – О, жизнь!
После операции я не хочу оставаться у родителей, хочу к себе домой. Мама не понимает, мама спрашивает: почему тебе легче проживать все это одной? Я задумываюсь. Наверное, потому что с кем-то рядом я начинаю чувствовать себя больной. А когда я одна – нет: надо встать, самой налить себе воды и как-то начать двигаться. В этой игре в самостоятельность я набираю все больше больше очков – они мой индикатор, сколько еще я могу вынести. Много могу, много.