Искусство отдаваться

Я едва помню вкус его поцелуев... В течение этого года мы несколько раз встречались "на бегу", но о сексе не было и речи. Обычно это выглядело так...

Пошатываясь, он взбирался на пятый этаж, обычно с коробкой дешёвого вина в руке. Когда-то стройная фигура выглядела постаревшей, хотя губы по-прежнему казались горячим "туннелем" в нашу беспутную молодость.

Пьяные попытки целовать меня выглядели прелюдией к изнасилованию. И я отстранялся, помня о загулах, пьянках и наркотиках любовника. Впрочем, я не собирался верить всему, что он говорил о себе.

Наша переписка в смс ограничивалась серией порнографических "новелл", но несмотря на откровенную физиологию, она не сильно меня возбуждала. "Я хочу, чтобы ты меня выебал... Делай с моим горлом или задницей что хочешь.." - писал настойчивый любовник. Но слишком многое мешало эрекции: политика (в которой мы не совпадали), пьянство, ролевые игры в "Верлена и Рембо" и любование градусом своего падения.

Саморазрушение бойфренда было вставлено в раму и повешено на стену. Роль почётного зрителя отводилась мне.

К плюсам же, безусловно, относилось наше общее прошлое, его сильные губы, 17 его крепких сантиметров и беспробудное детство в глазах, мешавшее спорить всерьёз с тем, что он говорил.

Загульная волна, спровоцированная разводом с женой и чувством свободы, потеря работы и пара романов с девицами (скорей, напоминавшими бля*ей), пьяные поиски "плешки" (между романами) сделали своё дело. Казалось, что ноги упёрлись в дно... Но эта полоса сменилась чем-то новым. И на днях парню удалось удивить меня неожиданной трезвостью.

Его телефонный басок был бодрым, не спотыкался, как обычно, на словах - и я наконец-то, сдался.

Пакет "Изабеллы" в его руке и шаткая походка дали бы мне повод избежать постели. Но взгляд был чистым, словно не прошло и десяти лет после первой встречи. Он заметно похудел, помолодел лицом и не ответить его губам прямо у двери было бы предательством юности. (Иногда целоваться - лучше чем говорить).

Продвигаясь к центру зала и продолжая обниматься, я тонул в табачном вкусе его губ, а на пороге спальни моя рука наткнулась на его раскрытую ширинку; его член уже стоял и упирался мне в ладонь...

В юности секс с парнями не вызывает такой гаммы противоречивых чувств, как сейчас. Но с годами всё сложнее отключить самоконтроль и раствориться в процессе. Впрочем, я никогда не был мастером "улётов" и "отключки". "Вгоняя" член в партнёра, я наблюдаю за процессом, словно вижу нас со стороны.

Как машина времени, крепкий хуй любовника может запросто отправить в дни первых свиданий. Кажется, так и случилось, когда его стояк раздвинул мои губы. Я провёл рукой по дорожке волос на животе. Вокруг его ствола наблюдались брутальные заросли, которые бойфренд обычно брил, несмотря на мои отговоры..

Я всегда любил смотреть на член бойфренда снизу вверх, пока орудие любви (порока, похоти - нужное подчеркнуть) нависало спелой тяжестью над моим лицом - в виде экзотического фрукта. Мы упали на кровать. Жестом ловкого ковбоя, откинув руку за спину, он энергично мастурбировал. Это было то, что я любил: он сидел верхом, развинув ноги и водил членом по лицу. Ниточка его предэякулята свисала с головки к моим губам. Редкий момент нашей гармонии...

Потом мы поменялись местами: нижняя позиция была его фетишем. Это касалось не только постели. В нашей переписке, когда отсутствие контакта доводило мозги до кипения, тема унижения вдохновляла френда на интимный "экстремизм". "Быть твоей выебанной шлюхой.." - вот что его возбуждало.

"Отдаваться" (ещё лучше "грязно отдаваться") - это настоящий божий дар, который, поднимаясь из глубин мужского подсознания, меняет структуру личности. (Привет от Джекила и Хайда). Но меня немного напрягало желание любовника слепить из меня мачо, вручив наручники и плеть для полного шока и трепета.

Шок и трепет - были основными составляющими секса для полной гармонии с миром. И не только в постели. Впустить в себя «хозяина», вставить в себя его "вертикаль", быть грязно изнасилованным им, отдаться "до самых гланд", засосать "до самых помидоров", захлебнуться потоками спермы, быть оттраханным "во все дыры" одновременно, - это не только эстетика “грязного” секса, но, возможно, и свойства натуры в широком смысле слова.

Дешёвый "Вермут" в руке бойфренда иногда казался мне скрытым упрёком, потому что я не мог доставить ему желанного счастья. Мне было ближе равенство в постели - я был неисправимым демократом. Мой стандартный член был далёк от брутальных форматов, а равнодушие к доминированию довершало проблему нашей совместимости.

Но как сказал поэт, "есть лишь один день в году, когда любовникам всё удаётся". Наши комплексы были забыты. Когда волосатые голени парня нетерпеливо легли мне на плечи, он потянулся вперёд. И этот поцелуй, видимо, послал мне в кровь дозу первобытной агрессии...

Старая советская кровать давно не видела такого "разврата" и тихо постанывала в знак протеста. Мы оба задыхались, и когда я тонул лицом в его прядях, то слышал шёпот: "Да.., отъеби меня, как шлюху..." Мне показалось, что ещё несколько свиданий - и наша связь вернётся к началу романа.

Наконец, его лицо и губы поплыли у меня перед глазами...

Когда-то бойфренд подарил мне сборник Кавафиса, который был интереснее мне чем ему. А я дарил в ответ "пролетарскую эротику" Паоло Пазолини (чьё антибуржуазное кино было скорее гимном «разврату», чем его бичеванием). Но с появлением политики в нашей жизни, логика общения сильно упростилась, - она не оставляла места для манёвра.

Современное искусство, постмодерн, литература были изгнаны из нашей постели, зато "Запад" и «пиндосы» наводнили наши споры, потеснив Ролана Барта и даже любимого френдом Жижека.

«Твой Жижек, - кипятился я, - банальный имперец, хоть и прикинулся "левым". И вообще интеллектуальные игры на крови – это позорная вещь». - «А империя вообще – такая штука (басил любовник), что границы не должны жать нас в плечах». И он эротично дёргал смуглыми ключицами. «Какие к Путину претензии? Америкосы поступают точно так же»…

В сущности, это был спор о реальности и мифологии ("патриотической", имперской - какой угодно). Но отчаянный спор о политике был последней попыткой сохранить любовные отношения. Я ещё надеялся на чудо. Но в то же время было ясно: никакая постель невозможна, останься мы по разные стороны фронта. Мозги плавились от тоски и ненависти к «этому идиоту», а тело тянулось к нему.

Моя последняя любовь на глазах отдавала концы и швартовы. На губах ещё сладко горчила его сперма, но чувство утраты не давало строить иллюзий. Свидание было последним. Он еще найдёт, кому "отдаться", но теперь это буду не я.

Надеюсь, что он встретит доминантного громилу. И обожание постельной «вертикали» вступит в полную гармонию с близкой ему политикой. Это было его право.

В конце-концов, кто я такой, чтобы мешать любовнику «грязно отдаваться» «хозяину» в роли «шлюхи»?