Язык

— Отлично! А теперь попробуй еще раз, только медленней и несколько разборчивее произноси слова. Но не слишком чётко выделяй звуки, как ты это обычно делаешь. Просто прислушайся, как он сглатывает половину звуков, но при этом все еще понятно, что он говорит.

Амелия Куэрво никогда не видела себя в роли учителя английского языка, но не помочь своей новой подруге девушка просто не могла. Она не знала, что привлекло ее в миловидной молчаливой блондинке, по факту оказавшейся весьма занятным собеседником, довольно хорошо начитанной и к тому же ужасной болтушкой, однако в один момент Мэл поняла, что она еще никогда не чувствовала себя столь комфортно в компании другого человека: Эйлин Маккензи, несмотря на весьма культурную профессию ее отца, была на редкость далека от мира классического театра и чопорной английской классической литературы, большую часть времени просиживая над слезливыми романами эпохи сентиментализма, она могла с равным успехом процитировать Амелии какой-нибудь сонет Шекспира и тут же переключиться на очередной хит своей любимой группы. Она была совершенно непредсказуема и это нравилось Мэлли, если бы одно «но».

У Эйлин Маккензи был самый шотландский акцент из всех возможных шотландских акцентов.

— Не слишком раскатывай «р» и делай его чуть мягче, — Амелия на мгновение оторвалась от учебника по английскому языку и подняла взгляд изумрудных глаз на покрасневшую от напряжения подругу.

Мэл уже и не вспомнила бы, кому пару месяцев назад пришла в голову мысль учить американское произношение по сериалам, но эта идея сразу пришлась по вкусу обеим подросткам, нашедшим друг в друге намного больше общего, чем просто взаимная неприязнь к вездесущему младшему брату Амелии.

Эйлин прокашлялась, внимательно вглядевшись в текст субтитров, а потом, набрав в лёгкие побольше воздуха, решилась на еще одну попытку повторить все в точности за актёром на экране:

— Может быть ты и мой брат, но ты самая огромная задзница!

Амелия хихикнула, тряхнув собранными в хвост волосами, — почему-то эта фраза звучала как нельзя актуально, учитывая родство девушки с не слишком приятным для общения юношей, которого впору было называть «самой огромной задницей». Да еще и Эйл произнесла все с таким серьёзным и сосредоточенным видом, что спокойно воспринимать все это было просто невозможно.

Эйлин нахмурила светлые бровки, посмотрев на подругу поверх очков.

— Я сказала что-то смешное? — блондинка надула пухлые розовые губки, состроив грустное и даже несколько обиженное выражение лица, от которого Амелии лишь больше захотелось смеяться, глядя в эти огромные от увеличивавших все за собой толстых линз васильковые глаза.

Еще одной уникальной чертой блондинки Мэл находила феноменальную способность довольно быстро располагать к себе людей своим миловидным личиком, на котором за короткий промежуток времени сменялся не один десяток самых различных эмоций, пока Эйлин выбирала, какую именно ей стоит использовать. И что Мэлли никак не могла отрицать — в блондинке актёрского таланта явно было предостаточно. Уже не раз за недолгое время их общения этой блондиночке удавалось вытащить Амелию из не слишком приятных ситуаций просто невинно захлопав глазками и прикинувшись девушкой, не слишком одарённой умственными способностями в силу своих природных данных в лице светлых волос. Амелия даже сама на мгновение верила тому, что видит, и несколько завидовала такому таланту подруги, явно доставшимся ей от отца.

— Нет, все… все просто замечательно. У тебя отлично получается! — Амелия подняла вверх сразу оба больших пальца и широко улыбнулась подруге.

Проложившие себе путь на лбу Эйлин складки тут же расправились, а лицо девушки просияло самодовольной улыбкой от собственного результата, к которому Эйл стремилась долгие два месяца, стараясь максимально избавиться от прилипшего к ней, кажется, навечно акцента, о котором она в общем-то никогда и не беспокоилась, разговаривая на нем в школе, в театральной студии, дома с отцом. Эйлин никогда не думала, что ее жизнь столь резко изменится, когда ее отцу предложат весьма заманчивую работу за океаном и ей придётся переехать вместе с ним в совершенно непохожую на Шотландию страну, с пугающими ее людьми и просто отвратительным английским языком.

Как истинно влюблённая в свою страну шотландка Эйлин Маккензи считала свой английский лучшим, что случалось с этим языком за всю его долгую и насыщенную историю.

— Только… Только не надо говорить «задзница», — Мэлли хихикнула, спародировав то, как Эйлин произнесла это слово, и покачала головой. — Надо говорить «задница». Хотя твой вариант нравится мне не меньше.

Поначалу приготовившаяся отбивать свой вариант Эйлин, заметив дружелюбную и смешливую интонацию, с которой Мэл повторяла только что произнесённую Эйл фразу, тут же расслабилась, громко засмеявшись, так что ее смех разнёсся по всей огромной спальне испанки, отразившись от высоких белоснежных окон и заполнив собой каждый уголок просторной комнаты, которую язык не поворачивался назвать комнатой в том понимании, в каком об этом привыкла думать Эйлин, прожившая почти всю свою жизнь в довольно маленьких квартирках, снимаемых ее отцом, в которых наличие гостиной уже было плюсом. Об отдельной спальне блондинка и не думала лет до тринадцати, пока они не переехали из своей эдинбургской квартиры в Чикаго.

— Хорошо, так уж и быть, буду говорить «задница», — сквозь широкую яркую улыбку протянула Эйлин и небрежным жестом поправила сначала съехавшие на нос очки, а затем и упавшую на лоб отросшую чёлку.

Эйл опустила взгляд на волосы, накрутив на палец одну из легко вьющихся прядей и хмыкнула: она уже давно хотела сменить причёску, но времени и денег хватало только на то, чтобы подстричь чёлку, да и то попрося об этом собственного отца, в котором каждый раз открывался все новый и новый талант, начиная тем, что он вполне прилично готовит, и заканчивая знанием нескольких восточных единоборств, о которых Эйлин и слышать не слышала, из-за чего пришлось лезть в интернет. Хотя самым большим открытием в жизни девушки было то, что ее отец, всю жизнь работающий практически круглосуточно в театре, нашёл каким-то образом время и силы в совершенстве овладеть несколькими иностранными языками, ни один из которых не был лёгок в изучении и дальнейшем использовании. И если для русского и французского Эйлин еще могла найти хоть какое-то логичное объяснение, то древнегреческий и хинди — оставались для юной Маккензи загадкой. По крайней мере любви отца к болливудскому кино она никогда еще до этого момент не замечала.

Для Эйлин же иностранным языком оказался ее родной английский язык.

— Что, Мэлли, учишь свою новую подружку нужным для ее будущей профессии словам?

Едкий и полный язвительности голос младшего братца Амелии разом обратил на себя все внимание и всю ненависть двух сидящих на широкой кровати подростков, хмурыми взглядами уставившихся на замершего в дверях Александра.

Александр Куэрво воплощал в себе все те качества, которыми обычно одаривали богатеньких наследничков в подростковых сериалах. Он был высокомерен, заносчив, невыносим, отличался невероятно раздутым самомнением, пресквернейшим характером и действовал на нервы всем окружающим его людям, кроме, разумеется, родителей, души не чаявших в своем долгожданном и драгоценном сыночке, на которого мистер и миссис Куэрво возлагали все свои надежды и силы, при этом, как казалось самой Мэлли, практически полностью игнорирую факт наличия у них еще одного ребёнка в лице Амелии, что впрочем не слишком печалило девушку — подобное поведение глав семейства освобождало ее от многих обязательств по отношению к родителям.

Несмотря на то, что Александру еще только пошёл четырнадцатый год, он уже во всей полноте своего безумного, сводимого с ума гормонами юношеского мозга начал пользоваться предоставленными ему жизнью благами, считая возможным относиться к окружающим его людям свысока, а в качестве мишени для оттачивания своего остроумия, — Алекс искренне считал себя остроумным, — он выбрал удачно подвернувшуюся новую подругу Амелии, убивая одним выстрелом сразу двух зайцев: теперь он мог одновременно унижать кого-то и надоедать сестре.

— Боже, Алекс, сгинь с глаз моих, — Амелия закатила глаза, закрыв небольшой блокнотик, в котором она обычно делала пометки о том или ином смешно произнесённым Эйлин слове. — И желательно как можно скорее.

Эйл нахмурилась, мрачным взглядом глядя на Александра, пока тот со своей неизменной наглой и самодовольной ухмылочкой стоял, облокотившись о дверной косяк. На нем была новенькая форма школы, в которую его перевели родители, дабы обеспечить своему чаду самое лучшее образование, какое только могли найти в пределах штата, белоснежная рубашка под синим пиджаком эффектно контрастировала со смуглой кожей подростка, а черные волосы забавно вились на голове юноши, густой плотной шапкой покрывая его голову.

Амелия знала, что ее слова не будут иметь никакого эффекта на Александра, но попытаться воззвать к остаткам его разума все же стоило.

— А то что, пойдёшь пожалуешься родителям, что я не даю тебе приводить в дом твоих новых друзей? — Алекс оскалился, шагнув в комнату, и прищурил своё тёмные, почти черные глаза, идеально сочетающиеся с его волосами.

Мэл насупилась, прикусив язык: приводить Эйлин в дом ей и правда не разрешалось, потому как родители девушки считали, что это не подходящая компания для их дочери, пусть даже девочки души друг в друге не чаяли и искали любую возможность увидеться, что и так было не слишком часто, учитывая то, что Мэлли училась в частной школе, а Эйл, как любой другой подросток, посещала общественную школу, каждый день имея возможность наблюдать за черлидершами, выдирающими друг другу волосы ради того, чтоб быть капитаном или за еще одним несчастным, чью голову уже успели окунуть в школьный унитаз.

Почему-то Эйлин была уверена, что, ходи Алекс в обычную школу, его голова еще в первые минут оказалась бы в унитазе.

— Алекс, не лезь, куда тебя не просят, ладно?

Голос Мэл оставался невероятно спокойным, так что Эйлин даже в очередной раз поразилась божественному терпению подруги: сама бы Эйл уже давно разобралась с кем-то столь же надоедливым и раздражительным, если бы подвернулась возможность, или бы попросила разобраться с этим отца, как делала довольно много раз в своей жизни в школе, театральном кружке или же в компании незнакомых блондинке друзей друзей.

Изумрудные глаза Амелии сверкнули недобрыми огоньками, словно бы предупреждая юношу и советуя ему уйти, пока еще никто не пострадал, но, кажется, Алекс не обратил никакого внимания на это.

— «Алекс, не лезь, куда тебя не просят», — писклявым голосом перекривлял сестру Алекс, пнув лежащую на полу подушку, и бросил на Эйл презрительный взгляд. — Если бы ты не притаскивала домой… las putas pequeñas, то не было бы никаких проблем, сестрица. Я не собираюсь покрывать тебя, пока ты тут развлекаешься с этой своей… новой подружкой.

К большому удивлению блондинки парень практически просмаковал незнакомые девушке слова, широко и довольно ухмыльнувшись и цокнув языком, однако, по вспыхнувшим алым щекам Мэлли и что-то отдалённо напоминающему второе слово, Эйлин поняла, что никакого положительного окраса данная ей Алексом характеристика абсолютно не несла. Совершенно не привыкшая к подобному Эйл смутилась, быстро захлопав пушистыми ресницами, и многозначительно кашлянула в кулак.

— Я как бы все еще здесь, — чувствуя себя невероятно неловко, вставила Эйлин, резко приподняв изломанную стрелку светлой брови.

Алекс, кажется только этого и ожидавший, еще шире улыбнулся, но в этой улыбке не было ничего доброго или приятного, располагающего к себе. Юноша невероятно пугал и отталкивал своим оскалом, от которого Амелии все время хотелось подправить младшему братцу его слишком ровную и слишком белоснежную улыбку — ни к чему ему пока что было очаровывать девушек своей внешностью.

Алекс нервно облизал отчего-то пересохшие губы, а черные глаза парня засияли как два обсидиана, притягивая к себе взоры двух девушек и в то же время отталкивая от себя как можно дальше — такой взгляд не мог значить ничего хорошего ни для Эйлин, ни для Амелии. Мэл вообще впервые видела, чтоб ее брат выглядел подобным образом: даже в театре он скорее походил на обычного себя, разнузданного и совершенно раздражающего одним своим видом. Сейчас же во взгляде подростка плясали маленькие безумные огоньки, заставляющие табуны мурашек бегать по коже Мэл.

— Ой, смотрите-ка, кто у нас тут выучил наконец английский язык, — язвительным, сочащимся ядом тоном с омерзительно искривлёнными в улыбке губами протянул юноша. — Что, много времени потратила с моей сестрицей, чтоб хоть немного отойти от уровня твоего деревенского языка? Вот только как жаль, что никому не интересно твоё мнение, как там тебя… Маккензи? — Алекс жёлчно прищурился, словно бы припоминая хоть что-то о семье подруги Амелии.

Эйлин, как и впавшая в прострацию от поведения брата Амелия, не успела опомниться, как парень внезапно оказался прямо перед ней, к удивлению блондинки, нависнув над ней близко-близко, сжав до боли зубы, так что девушке было видно как под тонкой кожей ходят желваки и обдав блондинку стойким запахом дорогого табака, до которого он добирался в отсутствие дома родителей.

— Вали туда, откуда приехала, Маккензи, — злобно сквозь зубы прошипел Алекс, чуть ли не упершись лбом в лоб Эйл, отчего последней пришлось отклониться назад. — Уверен, там ты найдёшь себе много клиентов по своему уровню. Здесь тебе нечего делать. И забирай своего глупого папашу. Никогда еще в жизни не встречал настолько тупых людей как ваша семейка. Вы друг друга определённо стоите, Маккензи.

Фамилию девушки Алекс практически выплюнул ей в лицо, — по правде говоря он был бы рад плеваться ядом в неугодных ему людей, однако природа не дала ему такого подарка, ограничившись слишком подвижным и острым языком, — а Мэл, до этого будто бы парализованная исходившими от брата волнами эмоций, на которые был способен младший Куэрво, подскочила на ноги, схватив брата за локоть и оттащив от задрожавшей всем телом Эйлин, что была вынуждена прикусить себе щеку, лишь бы не сказать ничего лишнего этому назойливому, как муха, парню: она не хотела случайно обидеть Амелию, все еще не до конца понимая взаимоотношения между своей подругой и этим маленьким ублюдком, считавшимся по документам официальным и единственным братом Мэл.

— Алекс, это уже слишком, — Мэлли легонько встряхнула парня за плечи, надеясь привести его в чувства.

— А что она мне сделает? — Алекс перевёл искренне удивлённый взгляд на Мэл. — Пойдёт пожалуется своему отцу? Скажет, что «плохой Алекс ее обижает»? Или… пожалуется своей мамаше? Яблоко от яблони недалеко падает, а в их случае это особенно хорошо заметно. Уверен, она столь же тупа и недалёка, как и ты сама, Маккензи.

Амелии только чудом удалось выволочь брата за дверь раньше, чем маленький, но тяжёлый блокнот успел преодолеть расстояние от кровати до головы Алекса, висевшего на волоске от того, чтобы заработать себе не слишком красивое ранение в висок или глаз — с меткостью Эйлин всю свою жизнь, к сожалению, была на «вы». Дверь, за которой Мэлли оставила своего младшего брата, спасла юноше жизнь. Правда он это не слишком оценил, судя по донёсшимся до Эйлин проклятьям, всевозможным непечатным ругательствам и злобному звону какой-то вазы, попавшейся под руку разгневанному подростку.

Закрыв дверь на замок, Мэл подняла с пола блокнотик, с грустью посмотрев на немного надорвавшуюся обложку. Эйлин сконфуженно сжалась, стыдливо опустив взгляд и чувствуя себя неловко из-за необдуманно вырвавшихся наружу сдавших нервов — девушка хотела бы быть чуть более спокойной, находясь рядом с младшим братом Амелии, но маленький самовлюблённый засранец не оставлял ей ни единого шанса остаться невозмутимой и холодной к оскорблениям Алекса, который по неведомой Эйлин причине с каждым разом только сильнее цеплялся к ней.

— Прости, Мэл, я не должна была… — Эйлин тяжело вздохнула, тряхнув светлыми пушащимися волосами, и тихонько шмыгнула носом.

— Ты не должна извиняться, — отмахнулась Амелия, бросая блокнот на покрывало рядом с подругой и усаживаясь обратно на кровать. — Когда-нибудь он дождётся, что ему в голову прилетит что-то потяжелее блокнота.

Мэл нервно хохотнула, через силу растянув губы в улыбку и уже предвкушая вечерние разборки с родителями, которым Алекс непременно нажалуется на старшую сестру и ее подружку, которые посмели его обидеть. Девушка даже не сомневалась в этом, потому как слишком хорошо знала своего младшего и «любимого» братишку, не вызывавшего в ней никаких сестринских чувств кроме того, что ей все время хотелось его убить. И больше всего Амелию пугало то, что эта мысль не вызывала в ней никаких угрызений совести или стыда, как это было должно согласно ее воспитанию.

Стряхнув с покрывала несуществующие пылинки, Мэлли неожиданно щёлкнула Эйл по кончику острого носа и улыбнулась растерявшейся от подобного подруге.

— Не кисни. Это всего лишь Алекс, — с громким вздохом закатила глаза Мэл. — А как ты сама сказала, мой брат самая огромная задзница.

Амелия хихикнула, подмигнув Эйлин, которая уже через мгновение смеялась вместе со своей неожиданно ставшей за столь короткое время близкой и ценной подругой. Им было хорошо вдвоём, и этому не мог помешать даже захлёбывающийся своим ядом и злобой Алекс, который в это время, уже сидя в своей спальне, придумывал изощрённый план мести двум раздражающим его тонкую душевную натуру девушкам.