Α Ω
Высокогорные хребты безымянной планеты. Редкий, пронзительно холодный ветер проносился над скрытой среди скал поляной, словно драгоценный камень в оправе из серой каменной пыли. Поляну, ослепительно белую от множества необычных цветов, напоминающих лунные лилии, освещал блеклый свет двух лун. Одна, некогда доминирующая, постепенно уменьшалась, уступая место растущей малой луне. Камни, похожие на выветрившиеся надгробия, разбросанные по поляне, казались свидетелями бесчисленных смертей. В центре, на самом высоком из камней, словно высеченный из скалы, сидел Экзодус. Его поза была напряженной, но неподвижной, словно вырезанная из камня – тело собрано, готовое к мгновенному действию. Броня, покрытая глубокими царапинами и следами бесконечных сражений, сливалась с пейзажем, словно часть древнего, безмолвного мира. Шлем лежал рядом, обнажая лицо, изрезанное шрамами, как карта завоёванных миров. Слепые глаза были скрыты под повязкой, но от него исходила аура нечеловеческой концентрации, опасной силы, притаившейся за порогом восприятия. «Инструмент» лежал у его ног – его продолжение, его голос, его история, вырезанная в металле.
Из-за поворота скалы появился астартес. Молодой, но закаленный в боях снайпер, он нес с собой взгляд полный решимости вместе с верной болт-винтовкой, а также лицом, левая половина которого была изуродована шрамами от ожогов. Он приблизился к Экзодусу, остановившись на почтительном расстоянии.
Экзодус, не шевелясь, словно почувствовал его присутствие. Его голос был тише шёпота ветра, но пронзал до костей:
— Это место находили многие до тебя.
— Но немногие из носивших твоё имя дожили до необходимости в этом протоколе, — ответил легионер.
— Я чувствую взгляд мертвеца алчущего силы. Ради Власти? Богов? Братьев? Или чего-то ещё, столь же иллюзорного? Наверняка, как и другие, ты пришёл за ней, — Экзодус невзначай коснулся винтовки. — Но я разочарую тебя. Она, как и эта броня, как и само имя, — всего лишь инструмент. Ненамного лучше того, что ты держишь в руках. Но, взяв инструмент, ты сам станешь подобен ему.
— Мертвецам не нужна власть, ни боги, ни братья. Есть инструмент, но нет того кто владеет им. Есть выстрел, но нет стрелка. Есть легион, но нет легионера. Есть Путь, но нет путника. Я — мертвец, и пришёл, чтобы быть погребённым.
И начался не бой, а ритуальный танец смерти, дуэль, выходящая за грань возможностей астартес. Он помнил лишь обрывки – вспышки, фрагменты, призраки движений и звуков. Вспышки выстрелов, сверкание болтов, смертоносный вал энергии. Болты, выпущенные одновременно, встречались в воздухе, взрываясь ослепительными вспышками света, окрашивая белоснежную поляну в цвета кровавого заката. Белые цветы словно покрылись красным инеем – это были взрывы болтов, их кровавые следы на чистейшем снегу. Время исказилось, растянулось, сжалось, превратившись в бесконечный миг, в череду смертоносных фракталов.
Последний выстрел был не выстрелом, а утверждением. Он не стремился убить, а доказать свою готовность, своё право. И в тот же миг Экзодус обмяк, опустившись на землю. Кровь, медленно растекаясь по белому снегу, рисовала замысловатые узоры, последнюю подпись великого убийцы. На его лице застыло выражение глубокого покоя, принятия, освобождения. Ветви лилий склонились над ним, словно простившись с исчезающим воплощением.
Астартес, лицо его было изуродовано грязью и кровью, начал ритуал погребения. Он медленно снимал броню с тела Экзодуса, пластина за пластиной, одновременно надевая её на себя. Броня, словно сменяя поколения, постепенно исчезала, уступая место броне Экзодуса. В конце концов, на космодесантнике осталась лишь броня его предшественника. Затем обмен шлемами, короткий, решительный жест, и наконец, передача «Инструмента». В могиле остался старец, одетый в броню молодого воина.
Порыв токсичного ветра отвлёк воина от воспоминаний. Экзодус стоял на развалинах города Улья. Остовы мусора посреди ровной площадки одного из шпилей вызывали чувство дежавю. Лучи предзакатного солнца едва пробивались сквозь чёрные облака.
Он обернулся на звук тяжёлых шагов. Сзади стоял легионер принявший роль дальнобойного убийцы.
Морщинистое лицо, левая половина которого была отмечена шрамами от ожогов, растянулось в едва заметной улыбке.
