Читать или отложить на верхнюю полку: Эдуард Веркин "Сахалин"
Совершенно не расстроилась, когда Дмитрий Быков сказал, что современные авторы продолжают литературную традицию 70-х: он сам — Стругацких, Гузель Яхина — Айтматова, Сенчин — Распутина и т. д. И на мнение о том, что современную русскую словесность читать не обязательно — ни один мускул не дрогнул: я вообще не считаю, что в литературе есть что-то обязательное.
В общем, не расстроилась бы я так сильно, если бы примерно в тот же момент не прочла «Остров Сахалин» Эдуарда Веркина — номинанта лонг-листа Нацбеста, кстати (но не шорт-листа).
Эдуард Веркин — писатель уже состоявшийся и пишущий в основном подростковую литературе. В «Острове Сахалине» от подростковости он в некоторой степени уходит. Но к чему приходит — совершенно не ясно.
Отсылка к Чехову в новом «Сахалине» очевидна: чеховский текст написан в конце 19 века, и это — книга документальных путевых заметок, для Чехова непривычная, но классический текст — невероятно крутой. Настолько, что описанное в книге стало непосредственным поводом менять реальность и улучшать условия жизни сахалинских каторжан.
В веркинском же «Сахалине» происходит наоборот: реальная история смещается к антиутопии, а Веркин так же беспристрастно эту несуществующую реальность пытается описать. В формате псевдодокументалистики.
Мир погиб под ядерными ударами. Чудесным образом выжила только Япония. Вся Евразия охвачена эпидемией «мобильного бешенства» — жуткой болезни, заживо превращающей людей в зомби. Сахалин и Курилы становятся фильтрационным лагерем, где в ужасных условиях прозябают уцелевшие китайцы, японские каторжники и ненавидимые всеми корейцы — ведь именно Северная Корея развязала страшную войну, которая привела к катастрофе. Немножко русских тоже уцелело. Дочь русской женщины и японского высокопоставленного чиновника с поэтическим именем Сирень, прекрасными голубыми глазами и необычной профессией «прикладной футуролог» прибывает на Сахалин, чтобы проанализировать мрачный край...
Псевдодокументалистике я поначалу очень обрадовалась — люблю этот жанр: чего только стоит фильм Гринуэя «Падения», в котором три с половиной часа рассказывают о несуществующем ЗОВе — загадочном ожесточенном воздействии. Вот только «Падения» — фильм красивый, провокационный и медитативный: истории людей, испытавших ЗОВ, всё жестче и иррациональней; а веркинская псевдодокументалистика затянута, скучна, неправдоподобна. Да и главная героиня с ее удивительно-голубым глазами раздражает: кажется, что весь каркас произведения на этих глазах строится. Из-за глаз в Сирень влюбляется один из главных героев, все персонажи ей постоянно помогают, и даже в предельной катастрофе, под страхом гибели, окружающие не сразу плюют на происхождение Сирени и уж тем более на ее глаза.
Как добрый читатель, я готова выдвинуть теорию, которая смогла бы спасти эти топорно-голубые глаза:
«..на смену чертыхающемуся Д’Артаньяну приходит умненькая девочка со сложным внутренним миром, с искренними глазенками. Видимо, это, как и все диалектические процессы, неизбежно. Но мне не нравится», — говорил Веркин в одном из интервью.
По-видимому эта девочка — в некотором роде антигероиня, и тогда вся ее неказистость, неестественность и даже действия, которые как будто бы не имеют никакой мотивации, становятся протестом и против созданной Веркиным сюжетной реальности и реальности литературной. Недаром с глазами тоже не все просто, и именно их Сирень всё-таки потеряет.
И помимо этой идеи и псевдодокументалистики (хотя и неровной, нервной) мне нравится:
… что за основу взят Чехов. Это смело: ни Чехов, ни его «Остров Сахалин» не становятся священными коровами, к которым нельзя прикоснуться. Произведение живет, притягивает авторов, рождает другие тексты;
… что возникают аллюзии к советским ужастикам по типу «черной-черной комнаты»;
… что сюжет подросткового романа вывернут, как и прекрасные голубые глаза героини.
Но я искала эти плюсы по крупицам и натянуто собирала. Тут можно задавать вопросы и про футурологию, объект изучения которых являет себя на обломках мира, и про невесть откуда взявшегося ребенка — это всё-таки важный символ в повествовании. Но вот не хочется об этом всем ни рассуждать, ни говорить: эти элементы вписаны в повествование так нелепо, что любое философское конструирование смыслов кажется просто оправданием потраченного на книжку времени. Моя личная работа с этой книгой мне кажется более сложной и изворотливой, чем то, что есть на самом деле. И если вы не готовы пуститься в подобный аттракцион невиданной доброты и фантазии — не читайте Веркина. В этом нет смысла.
Но на удивление критики к «Острову Сахалину» отнеслись очень благодушно, хотя и отмечали ляпы и проколы. Вот только из рецензий я не уловила ни одного фактора, по которому эта оценка благодушная.
Пишут о «захватывающем» сюжете, например. Но это и фактор субъективный, да и что хорошего может быть в фантастическом сюжете, который рушится от недостоверностей?
Пишут, мол, мы с ним по Сахалину ходили, а он — чертяка вон о чем думал. Да, придумывать новую реальность — дело довольно сложное. Но писать книги — это вообще дело трудное.
Понравился текст с заглавной мыслью «одним словом напечатали черновик. Бывает». И действительно: черновик, может быть, и неплохой.
А стоит ли Веркина читать, лучше всего и определяет сам Веркин в одном из своих интервью:
Если человек не читал еще ни одной моей книги, то я бы посоветовал начать с «Кусателя ворон». Если он не заходит, то, думаю, вероятность совпадения с читателем невелика. Мне «Кусатель» кажется веселой книжкой, я его перечитывал сам со смехом, если читателю от него не смешно, то, скорее всего, мы звучим на слишком разных волнах. Тогда можно попробовать «Облачный полк», он универсальный. Если и он не пойдет, то больше мучиться , пожалуй, не стоит.
Да, и такое бывает.
Автор: Никольская