Читать или отложить на верхнюю полку: Захар Прилепин "Некоторые не попадут в ад"
Список похвал и претензий, которые предпосылают Прилепину, как правило, один и тот же. Одних критиков восхищают патриотизм писателя, его мужественность, мальчишеская здоровая дерзость, неподдельная искренность, тонкое понимание жизни. Другие обвиняют Прилепина в лицемерии, цинизме, в оправдании жестокости и агрессивной стратегии самопродвижения. Образ народного героя и заступника соседствует с образом хладнокровного убийцы и беспринципного дельца. Такой анализ имеет мало общего с подлинно литературоведческим разбором. Прилепин мастерски заставляет критиков (благосклонных к нему и не очень) играть в его игру и говорить на его языке. Это одновременно и язык аффекта, и язык традиционных («лево-консервативных») ценностей. Родина, семья, братство, любовь, честь – та система координат, по которой Прилепин требует его оценивать. Но если мы будем судить его в заданных им рамках, то мы упустим из виду основной конфликт многих прилепинских текстов. И мы уж точно не доберемся до сердцевины романа-фантасмагории «Некоторые не попадут в ад».
Формально книга повествует о войне за Донецк, о батальоне Захара Прилепина в этой войне, о боевых буднях, о безуспешных попытках наладить мост между донецким ополчением и Москвой. На деле же «Некоторые не попадут в ад» – это история о том, что сверхчеловек сегодня структурно невозможен. Магнетическому субъекту, который бы навязал человечеству свою волю и поменял вектор исторического развития, сегодня попросту нет места. Если кто-то, претендующий на место сверхчеловека, появляется, его убирают. Как Захарченко. Прилепин – сознательно или нет – декларирует прямую чувственность, воспетую Ницше в «Генеалогии морали». Прилепин славит войну. Война – это не зло, которое необходимо «ради жизни на земле», не суровая рутина, а праздник, пир духа, подспорье для укрепления братских уз, сцена для демонстрации молодецкой удали. Опасность здесь не страшит, а воодушевляет. Убийство врага – доблесть, а не драма. Боевые товарищи описываются как былинные богатыри. Кто-то из бойцов способен стреножить бегущего быка, а затем играючи протащить его сто метров по траве. Кто-то в шестнадцать лет попадает в элитное подразделение и поражает бывалых вояк разносторонними навыками. Эти люди не стесняются своей силы и грубости, бросая вызов цивилизованному человечеству с его приматом права и привычкой малодушно идти на любые компромиссы ради того, чтобы избежать насилия. Прилепин не считает нужным насилия избегать и не скрывает тяги к нему, чем вызывает остервенение уязвленной публики. По сути, замечания в адрес писателя сводятся к нападкам на человека, который попирает все правила приличия: любит стрелять из миномета, публично унижает завистников, демонстративно вкусно ест и пьет. Это христианские попреки в адрес язычника, который невыносим уже потому, что сильнее и счастливее самих христиан. Этот феномен, заключающий в себе странную смесь зависти и озлобленности, прикрытых чувством морального превосходства, Ницше называет ресентиментом. Тем не менее доступ к прямой чувственности, о которой мечтает Прилепин, для писателя закрыт. Закрыт не из-за его личных качеств, а в силу структурных особенностей публичного пространства, в котором мы сегодня все заключены. Публичное пространство организовано таким образом, что наши действия оказываются опосредованы боязнью из сферы публичности выпасть.
Критики неоднократно подмечали, что в романе «Некоторые не попадут в ад» прилепинский герой одержим признанностью. Персонажа задевает, когда его не узнают на таможне и не ему воздают должных почестей. Это разочарование компенсируется встречами с Эмиром Кустурицей и Никитой Михалковым, которые принимают писателя со всем радушием и пиететом. Многие читатели, упражняясь в обличении, поспешили списать это прилепинское желание быть признанным на патологическую тягу к незаслуженной славе, однако такая плоская трактовка вряд ли бьет в точку.
Во-первых, Прилепин рад не столько за себя, сколько за торжество исторической справедливости. Вот он, крестьянский сын, обычный русский мужик, много веков прозябавший в безвестности, приглашен как дорогой гость за стол барина Михалкова. Русский крестьянин, всю жизнь вкалывавший на господ, получил причитающееся ему внимание и право голоса.
Во-вторых, один из ключевых эпизодов текста, случившийся ближе к финалу романа сон, также проясняет природу жажды признания. Во сне Прилепин, окруженный Михалковым, Кустурицей и обожаемым командиром Захарченко, внезапно оказывается на вокзале, откуда отправляются поезда в рай. В списках Прилепина нет. Он требует вписать его имя в книгу пассажиров, а непреклонная кассирша велит ему отойти от окошка и не мешать очереди. Прилепин ругается, паникует, рвет листы, а бюрократическая тетка его не слушает. Эта сильнейшая сцена отсылает нас к названию романа. В рай попадают лишь те, кто остался в памяти, кто попал в заветный архив. Всем остальным (несчастному украинскому неприятелю, скользким предателям, желчным фейсбучным комментаторам – словом, всем непоименованным) уготован ад забвения. Ад без котлов, без чертей, без изощренных мук, будоражащих фантазию. Прилепинский герой отчаянно стремится быть отмеченным, зарегистрированным, включенным в райский список. Прилепин не боится смерти, но боится, что к нему проникнуться безразличием и о нем забудут. И этот подспудный страх в той или иной степени свойствен каждому, кто входит в измерение публичности и берет речь на себя. Ад – это когда твоя речь и твои поступки никого не волнуют. И некоторые в этот ад не попадут.
Ницшеанский сверхчеловек, или Илья Муромец, или отважный викинг, такими опасениями не отягощен. Не то чтобы он гонит мысли о забвении прочь – эти мысли вообще его не посещают. Он не нуждается ни в подачках с барского стола, ни в одобрении Императора. К слову, Император, единоличный властитель и господин, сегодня тоже структурно невозможен.
Автор: Никольская