Скука
Скука — страшное состояние. Думаешь, можно отдохнуть, дурака повалять, расслабиться. Ну можно, конечно, неделю. Две. Месяц можно. А дальше что? Что тебе делать, если ты годами прозябаешь среди снегов, кочевников и бесконечной тайги. Когда до ближайшего города, который и городом не назвать, можно и не добраться живым? Вот выехал, а по дороге замёрз. Всё, конец. В итоге не рискуешь особо, потому что сам город этот, село на двадцать дворов — такое же скучное, пустое место, как и крепость, в которой ты сидишь. Только это не крепость, а что-то близкое к каторжному поселению.
Да это и есть своего рода каторга. Раньше буйных на кавказ ссылали, Лермонтова вот. А сейчас в глушь какую. А запирать десятки лихих офицеров и солдат, отдавать их в сухие руки скуки… У-у-у, это нужно догадаться.
Казаки народ добрый. По-доброму выпить любят. А как выпили, так скуку терпеть силы совсем пропадают. Вот и выходят сотники, подъесаулы, есаулы в ночь. И идут, идут… Идут тихо, идут во тьме, идут весёлые, но без смеха. Только лампадки еле дышат в руках у них.
Моргун З.А., Волков О.Н., Андреев Л.К. и ещё пять человек растянулись гармошкой, пока шли, а сомкнулись уже у входа в заброшенную конюшню. Вошли. Тянут жребий. Выпало Волкову. Его хлопают по спине. Молча. И так всё ясно. А он сначала растерялся, потом оскалился.
Волков встал в самый центр, свет убрал. Товарищи его, переваливаясь в холодной грязи, разбрелись по углам, к стенам жмутся. Шагов по двадцать, больше двадцати до Волкова каждому. И тоже лампадки потушили. У каждого револьвер, только Волков свой Новикову отдал. Не полагается кукушке оружие.
— И так хоть глаз выколи, — решать положено Волкову. В него же стрелять будут.
— Ну смотри, — но смотреть было некуда. Тучи давно забили небо, да и крыша стояла целая. Сама природа правила не даёт нарушить.
Волков прокуковал, кошкой отлетел вбок и лёг на землю. Рядом пули режут воздух. О.Н. считал выстрелы. Эхо вскоре развеялось.
Отвечать глупо. Волков приготовился к прыжку.
Новый прыжок. Сердце стучит паровозом, гул стоит, запах пороха смешивается с дикой сыростью заброшки. Волков решил куковать без остановки, чтобы гром выстрелов мешал целиться его товарищам, и чтобы страх не поспевал за прыжками.
Третий, четвёртый, пятый раз стреляли. Всё мимо. Цель неуловима. — Стойте, хватит, — кричит Андреев.
Тишина. Волков не дышит. Не молится. Будто не существует. Все подобрали свои лампадки, зажгли, начали подбегать к ужаленному в бедро. Жить будет, чего уж.
Игра завершилась. Пускай и необычно. Волков упал на спину, пытался отдышаться, но постоянно сбивался. Слёзы тихонько скользили куда-то вниз. В темноте, приложив руку к груди, он считал удары. Сбивалось дыхание, сбивался счёт.
Вообще всё сбилось в его жизни. Совсем не тем он занимается. Дурость это.
— Пойдёмте, — говорит. — Дышать нечем.
Их караван, уже не такой растянутый, направился обратно. Уже не весёлый, протрезвевший, но столь же тихий. Попеременно несли Андреева. Скука никуда не делась, разве что стало почему-то очень горько.
2024, филяй амбарцумян