Личный пантеон Ильи Минина
Что общего между Гагариным и Мерилин Монро? Все они персонажи, которые уживаются в голове Ильи Минина в одном большом семействе. Специально для журнала AMINAZINE художник и куратор Александр Дашевский разложил по полочкам самобытную печатную графику Ильи и проспрягал ее по традициям ленинградского андерграунда.
Бывают в истории искусства формы художественного высказывания, воспроизводимые многократно, разными людьми и в разное время без сговора и преемственности. Зачастую такое может происходить на одной территории. Этот странный механизм, пожалуй, много может рассказать о коллективной памяти или об истории, которая любит маскировать свое движение почти одинаковыми паттернами, давая пищу для спекуляций и поиска аналогий. А также дать повод для разговоров о «гении места» - некоем демоне, обитающем в определенной локации, и нашептывающем разным поколениям творцов сходные решения, подсовывающем одни и те же триггеры и фетиши.
Печатная графика Ильи Минина очевидно развивалась самостоятельно, без прямого воздействия школы, авторитета учителя, традиции. Тем не менее, портретная галерея, созданная им, не может не вызывать в памяти многочисленные ассоциации, референции и параллели из архива изобразительного искусства Ленинграда-Петербурга.
Технология - коллаграфия, выбранная художником для работы, имеет самые благородные корни – панковские. Она минимально сокращает традиционно длинное в печатной графике расстояние от намерения до результата. Без шлифовки доски или камня, нанесения лака, травления… хоп – и изобразительное чудо у тебя в руках. Да и что может быть приятнее для художника, изучающего искусство печати (которое в городе на Неве всегда было окружено благоговением и порой походило на ремесленное священнодействие), чем совершить самый святотатственный жест – засунуть под офортный вал, литографский пресс или просто вручную прокатать какую-нибудь неприспособленную для этого дрянь? Тут нельзя не вспомнить ранние опусы Владимира Козина, когда он отпечатывал вилки, сушеную воблу, ножницы, кукол и даже собственное лицо. Или эксперименты Ивана Сотникова и Иры Васильевой, когда в ход шли куски картона, оргалита, тряпки, кружева и пр.
Сам жанр личного пантеона – собрания самых любимых, уважаемых, вызывающих искренний трепет персонажей, не так однозначно устроен, как может показаться на первый взгляд. Тут речь идет не только о том, чтобы собрать и транслировать свой собственный хит-парад выдающихся и вдохновляющих людей. В составлении личного пантеона очень сильна интенция памяти, опасения ее утраты, ощущения важности и долга по отношению к тем, кто может быть вытеснен и забыт. Так, например, устроен важный проект Григория Кацнельсона «Библиотека убитых поэтов». Разумеется, условному Цою или Колтрейну ничего не добавит и не убавит еще одно упоминание его имени и интерпретация его образа. Память о них едва ли станет крепче от этого. Тем не менее, отношения между авторитетом и почитателем – двусторонние, симбиотические, привилегирующие. Художник хочет подвергнуть процедуре увековечивания не певца, или футболиста, а то, что они значат для него в конкретное время, систему отношений, силу своего чувства и свою связь с ними.
Такой же перечень, уже не один год составляет Юрий Штапаков, со своим проектом «Герои». Он вырезает из кровельного железа или сколачивает из досок портреты тех, кто на момент создания для него обладает статусом героя и тут Высоцкий может оказаться рядом с Майком Науменко, а Гагарин с кем-нибудь из ныне здравствующих друзей автора. Заодно при составлении пантеона появляется возможность вжиться в кумира, получить возможность дополнительной близости и эмпатии. Ярким и парадоксальным способом эту операцию проделывал Владислав Мамышев-Монро, гримируя и фотографируя себя в широком спектре образов – от Тутанхамона до Валентины Матвиенко.
Илья Минин тоже не пугается ставить на одну доску деятелей из разных областей. Музыканты (и тут у него отменный вкус) соседствуют с футболистами, царями и космонавтами. Их крупноблочные брутальные и обобщенные портреты, порой вдруг поражают сходством (без малейших попыток копирования) с оригиналом. Пеле или Боуи узнаются без чтения подписей: кажется художнику действительно удалось вжиться в своих любимцев, запечатлеть свою связь и ними, показать зрителю привилегирующую работу любви.
Зин с героями личного пантеона Ильи Минина стал частью издательского проекта AMINAZINE-2, релиз которого стал возможным благодаря поддержке Президентского фонда культурных инициатив.