Палияр, австралийцы и вечные темы

Артемова О. Ю.

Палияр - небольшая этническая общность охотников и собирателей, которые во время изучения их культуры П. Гарднером и К. Норстремом (авторы основных используемых в нижеследующем тексте источников), в 1960—1980-е гг. вели еще в гористых засушливых районах Тамилнада вполне традиционный образ жизни и до сих пор его окончательно не утратили. Они, однако, не сохранили своего языка (или языков), говорят на одном из диалектов тамильского языка и насчитывают всего около 3000 человек. Многие антропологи видят в них потомков древних австралоидных или протоавстралоидных обитателей Индии. Коренные австралийцы исчисляются и на сегодняшний день несколькими сотнями тысяч, состоят из множества этнокультурных общностей, часть из которых сохраняет древние языки. К середине прошлого столетия большинство из них почти полностью утратили охоту и собирательство как систему жизнеобеспечения, хотя до сих пор многие всё еще сохраняют важные особенности охотничье-собирательских социальной организации и духовных традиций. Возникает вопрос: правомерно ли сравнение между культурами первых и вторых? Как будет показано ниже, автор видит в культурах палияр и австралийцев результаты двух далеко разошедшихся альтернативных путей социальной эволюции. Пренебречь теоретическим потенциалом сравнения между ними было бы непростительно.

<...>

Контрасты. Культуры неравенства и культура равенства

Во всех австралийских сообществах, как известно, зафиксированы разительные различия в статусах полов. Это проявляется в правилах, регулирующих брачные отношения, организацию власти, организацию религиозно-магических обрядов и художественного творчества, повседневное взаимодействие в семье и за ее пределами.

Первое и одно из самых существенных отличий социальной организации палияр от социальной организации австралийцев — это полное равенство статусов полов и во внутрисемейной, и в общественной жизни. «Что же до равенства между мужьями и женами, — пишет П. Гарднер о палияр, — то не только ни одному из партнеров не придавалось большей значимости, чем другому, но и взаимная уважительность была совершенно обязательной, никто не имел власти над другим ни в каких сферах деятельности, ни больших имущественных прав или прав наследования собственности, ни более широких прав в отношении разводов или повторных браков или большей свободы в сексуальных контактах» [5]. Религиозные ритуалы и церемонии проводились у палияр представителями обоих полов. Отсутствовали и формальные различия в статусах между людьми разных возрастных категорий, а неформальные если и были, то незначительные.

Отсутствие деления на половозрастные группы, формально разграниченные и выстроенные в определенную иерархию (как это было у австралийцев), находится, по всей вероятности, в тесной корреляции с отсутствием посвятительных обрядов, сопоставимых по своему содержанию и по своим социальным последствиям с мужскими возрастными инициациями австралийских аборигенов.

Отсутствовали у палияр и институты, аналогичные инициациям знахарей, как не было у них и специалистов в области магии, сопоставимых по своему социальному влиянию с австралийскими колдунами и знахарями, хотя об отдельных лицах, чаще всего называемых шаманами, авторы наших источников упоминают. Не было и формальных лидеров, сопоставимых с австралийскими [2, 3]. Неформальные лидеры выдвигались на время, выступая в роли организаторов коллективных охот или церемониальных действий. У палияр, писал Гарднер, «не было людей, признанных экспертами в чем-либо <...> только голосам каамис (мужских и женских божеств и духов), вещавшим о человеческих делах устами шаманов, придавался какой-то вес, да и то время от времени можно было услышать, как люди полностью игнорируют или отвергают то, что говорят боги» [4].

Он же свидетельствовал о том, что назвал «избеганием престижа». «Палияр всегда приписывают необычную продуктивность охоты случаю, а не мастерству охотника, умаляя его тем, что говорят: “На другой день кто-то еще принесет больше всех <...> Человек, который добывает много дичи, это везучий человек. Он ничем не лучше других”. С социальной точки зрения это для них главное» [4].

Следуя наставлениям университетских преподавателей, Гарднер, впервые оказавшись среди палияр, попытался найти «лучших знатоков традиций». Палияр же категорически отрицали, что какие-то индивиды могут знать больше других об их социальной структуре, пище, медицине или о чем-либо еще. «Они отвергали такую возможность столь настойчиво, — пишет этот автор, — что я вскоре заподозрил: они делают это из принципа. Вдобавок они еще и вели себя так, будто их оскорбляли сами вопросы о чьей-то особой осведомленности <...> И когда кто-то из них казался мне более сведущим, чем другие, и я — допуская большую ошибку — отмечал в разговоре с этим человеком его необычные познания, он тут же отрицал это и впадал в смущение и растерянность» [5]. А далее Гарднер обобщает свои наблюдения: «Следует всегда избегать того, что на их наречии звучит как tarakkoravaa и значит “ставить другого ниже себя”» [5]. Гарднер и Норстрем свидетельствуют также о сознательном подавлении у палияр духа соперничества, конкуренции и борьбы за престиж, о стойкой боязни вызвать зависть и враждебность какими бы то ни было личными успехами и преимуществами. Не принято было судачить об удачах или неудачах ближних. Сплетни отсутствовали как явление, болтливость считалась пороком, а разговорчивые люди — опасными [1].

Соревнование, соперничество, конкуренция нетипичны были ни для детских игр, ни для игр и развлечений взрослых. И в тех, и в других главным был не результат, а процесс. Вот любопытный факт. Палияр заимствовали у соседей детскую игру в «домики»: играющие делятся на две команды и ловят друг друга во время перебежек между очерченными на земле кружками — «домиками», где можно «прятаться»; проигрывает та команда, представителей которой быстрее переловят. Палияр считали, что играют в эту игру «по правилам», но на деле она изменилась у них до неузнаваемости: взаимная поддержка внутри команд и борьба между ними были полностью элиминированы, и игра превратилась в своеобразный балет, в котором было столько примадонн, сколько участников, никто никого не ловил, и никто не проявлял особого интереса к «выступлениям» других [1].

Характеризуя номенклатуры родства и стоящие за ними нормативы родственных отношений, Гарднер отмечал: «Пытаясь понять то огромное значение, которое палияр придают равноценности обеих сторон родства во взаимоотношениях внутри сообществ, нам следует вернуться к их принципам социальной симметрии и равного уважения ко всем. Это главное правило социального взаимодействия. Я думаю, что, когда палияр говорят о том, что обе стороны родства равны <...> они ведут себя так, как будто боятся каких-либо нежелательных последствий предпочтения определенных категорий родственников.» [2]. Здесь нельзя не напомнить об отчетливом предпочтении мужским линиям в родственных структурах австралийцев.

У палияр, пишет Гарднер «все члены группы (band), включая детей, имели равные человеческие права, которые не просто признавались, но и должны были защищаться. Тот факт, что дети действительно были защищены — в отличие от многих других обществ — позволяет считать палияр крайним полюсом, приближающимся к подлинному равенству» [5].
Общество палияр без оговорок может быть названо эгалитарным в противоположность всем без исключения обществам коренных австралийцев, «неэгалитарностъ» которых была многократно описана ранее.

<...>

Преступление и наказание. Не судите, да не судимы...

Кажется, некоторые культуры охотников и собирателей эмпирическим путем нащупали и воплотили в жизнь простую и несомненную истину, которая в цивилизованном мире открывается лишь в результате мучительного духовного поиска и — чаще всего — рафинированным мыслителям. А палияр преуспели в этом, по-видимому, более всех.

Все нормативные установки, регулировавшие их социальную жизнь, гораздо менее жестко санкционированы, чем нормативные установления «неэгалитарных» австралийцев. По существу, все санкции у палияр имели моральный характер; общественное осуждение, высмеивание — главная и едва ли не единственная форма наказания.

Норстрем писал, что если у палияр случался какой-то непорядок, связанный с пренебрежением к моральным ценностям, причем это происходило по вине какого-то индивида, то окружающие его осуждали, но при этом предполагалось, что в конце концов за всё будет воздано раздраженными духами или богами [6]. Когда возникала угроза конфликта или просто напряженность, то обычно вмешивались люди постарше, стремясь сгладить ситуацию. Если это не помогало, то надо было разойтись, разделиться. Но имелся и другой вариант, особенно для серьезных конфликтов, — апелляция к силам, стоящим над людьми. Болезни и несчастья приписывались колдовству или влиянию злых духов (палияр верили, что это духи безвременно умерших, неприкаянно блуждающие вокруг поселений). И считалось, что приходят болезни и несчастья как возмездие за дурное поведение, в первую очередь за драки и ссоры. В тех случаях, когда людям не удавалось погасить вражду, проводили также особые коллективные церемонии, чтобы призвать на помощь благорасположенных духов — сами [6].

Отсутствие жестких общественных санкций, очевидно, связано с отсутствием таких лиц, которые были бы облечены полномочиями и имели бы средства принуждать других к соблюдению «закона и порядка», а также карать нарушителей [Куббель 1988, 78]. У австралийцев такими полномочиями и средствами обладали советы «старших» мужчин, религиозные лидеры, знахари, главы семейств, да и рядовые люди тоже, включая женщин и детей.

Интересно, однако, что наличие в одних сообществах и отсутствие в других лиц, которые как бы персонифицировали общественную власть, не вело ни к исправному соблюдению правил поведения и общественного порядка в первых, ни к социальному хаосу во вторых. Напротив, люди в сообществах палияр гораздо реже вступали в конфликт с социальными нормами и друг с другом, чем в сообществах австралийцев.

Гарднер пишет: «Общество палияр было абсолютно анархическим <...> Это только для сложных обществ справедливо ассоциировать анархию с беспорядком, а у охотников и собирателей дело обстоит иначе, среди них известен целый ряд таких обществ, которые создали весьма гладко функционирующие анархии...» [Gardner 2006, 37]. А автор этих строк вообще бы усомнилась в справедливости ассоциации анархии с беспорядком — для любых обществ. Это один из ходячих мифов, свидетельствующий о недостаточно глубоком мышлении его создателей.

Скачать полный вариант статьи можно здесь

Gardner 1966 — Gardner P. M. Symmetric respect and memorate knowledge: the structure and ecology of individualistic culture // Southwestern Journal of Anthropology. 1966. V. 22. Р. 389—415
Gardner 1972 — Gardner P. M. The Paliayans // Hunters and Gatherers Today. Socioeconomic Study of Eleven Such Cultures in the Twentieth Century / M. C. Bicchieri (Eds.). New York, 1972. Р. 404—450.
Gardner 1999 — Gardner P. M. The Paliyan // The Cambridge Encyclopedia of Hunters and Gatherers / R. B. Lee, R. Daly (Eds.). Cambridge, 1999. Р. 261—264
Gardner 2002 — Gardner P. M. Rethinking foragers’handling of environmental and subsistence knowledge // Paper presented at CHAGS 9 (Ninth International Conference on Hunting and Gathering Societies, Edinburgh, 9—13 September 2002).
Gardner 2006 — Gardner P. M. Journeys to the Edge. In the Footsteps of an Anthropologist. Columbia and L., 2006.
Norstrom 2003 — Norstrom Ch. «They Call for Us». Strategies for Securing Autonomy among the Paliyans, Hunter-Gatherers of the Palny Hills, South India // Stockholm Studies in Social Anthropology. 53. Stockholm, 2003.