June 5, 2020

Социальная эволюция: альтернативы и варианты

А. В. Коротаев, Д. М. Бондаренко, Л. Е. Гринин


Конечно, мы никоим образом не отрицаем факт существования и важности государств в мировой истории. Мы только утверждаем, что государство не является единственно возможной постпервобытной эволюционной политической формой. С нашей точки зрения, это всего лишь одна из многих форм постпервобытной социально-политической организации; эти формы альтернативны по отношению друг к другу и при определенных условиях способны трансформироваться друг в друга без крупных потерь в общем уровне сложности. Следовательно, степень социополитической централизации и «гомоархизации» не является абсолютным критерием оценки уровня развития какого-либо общества, хотя и считается таковым в рамках однолинейных концепций социальной эволюции.


Как писала Е. Брумфил, «связь (социополитической) дифференциации и иерархии
столь глубоко укоренилась в нашем сознании, что требуются невероятные умственные усилия, чтобы даже просто представить, как могла бы выглядеть дифференциация без иерархии» 4 . Обычно даже если и признается само существование сложных, но не гомоархических** культур, то они рассматриваются как историческая случайность, как аномалия. Утверждается, что подобные культуры способны достичь лишь довольно низких уровней сложности и что они не способны обрести внутреннюю стабильность.


Таким образом, на следующем уровне анализа дихотомия оказывается отнюдь
не жесткой, поскольку в реальной организации любого общества присутствуют как
вертикальные (доминирование – подчинение), так и горизонтальные (понимаемые как отношения между равными) связи. Более того, на протяжении своей истории общества (включая архаические культуры) оказываются способными радикально изменять модели социально-политической организации, трансформируясь из гомоархических** в гетерархические* и наоборот. Возможно, наиболее известный исторический пример последнего случая – Рим, где республика была установлена и далее демократизировалась политическими победами плебса. Заметим, что в ходе таких трансформаций меняется организационная база, но общий уровень культурной сложности может не только возрасти или снизиться, но вполне способен остаться практически без изменений (например, в древности и Средневековье в Европе, в обеих Америках, Азии;).


Тем не менее горизонтальные и вертикальные связи в различных обществах играют разную роль в каждый конкретный момент. Уже среди приматов с одинаковым уровнем морфологического и когнитивного развития и даже среди популяций приматов одного вида можно наблюдать и более, и менее гетерархические/гомоархические группы. Таким образом, нелинейность социополитической эволюции возникает уже до формирования Homo sapiens sapiens.


Теперь остановимся подробнее на одной из наиболее влиятельных и распространенных эволюционных схем – на схеме, предложенной Э. Сервисом (ее основные идеи, однако, присутствуют уже в известной статье М. Д. Салинза): бэнд (локальная группа) – племя – вождество – государство. Данная схема подразумевает, что рост политической сложности (по крайней мере, вплоть до уровня аграрного государства) неизбежно сопровождается ростом неравенства, расслоения, социальной дистанции между правителями и подданными, растущим авторитаризмом и иерархизацией политической системы, снижением политического участия основной массы населения и т. д. Разумеется, эти два набора параметров кажутся достаточно тесно связанными. Очевидно, что здесь мы наблюдаем определенную (и достаточно значимую) корреляцию. Но, несомненно, это лишь корреляция, а ни в коем случае не функциональная зависимость.

Конечно, эта корреляция подразумевает совершенно возможную линию социально-политического развития – от эгалитарной акефальной локальной группы через возглавляемую бигмэном деревенскую общину с заметно более выраженным неравенством и политической иерархичностью к «авторитарной» деревенской общине с сильной властью вождя (примеры встречаются среди некоторых индейцев Северо-Западного побережья), и затем через простые вождества с еще более выраженной стратификацией и концентрацией политической власти в руках вождя к сложным вождествам, в которых политическое неравенство по своим показателям достигает качественнового уровня, и, наконец, к аграрному государству, в котором все вышеназванные
параметры достигают кульминационного развития (хотя можно эту линию продолжить и дальше, до уровня «империи»).

Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что на каждом последующем уровне политической сложности можно обнаружить очевидные альтернативы данной эволюционной линии. Начнем с самого простого уровня. Действительно, акефальные эгалитарные локальные группы встречаются среди большинства неспециализированных охотников-собирателей. Однако, как было показано Дж. Вудберном и О. Ю. Артемовой, некоторые из подобных охотников-собирателей (а именно неэгалитарные, к которым относятся прежде всего австралийские аборигены;) демонстрируют принципиально отличный тип социально-политической организации со значительно более структурированным политическим лидерством, сконцентрированным в руках иерархически организованных старших мужчин, с явно выраженным неравенством как между мужчинами и женщинами, так и среди
самих мужчин 5 .


На следующем уровне политической сложности мы снова находим общины как
с иерархической, так и с неиерархической политической организацией. Можно вспомнить, например, хорошо известные различия между индейцами северо-запада и юго-востока Калифорнии:


Калифорнийские вожди находились как бы в центре экономической жизни общества, они осуществляли контроль над производством, распределением и обменом общественного продукта... Власть вождей и старейшин постепенно приобретала наследственный характер, что со временем стало типичным явлением для Калифорнии... Только у племен, населявших северо-запад Калифорнии, несмотря на сравнительно развитую и сложную материальную культуру, отсутствовали характерные для остальной Калифорнии четко выраженные социальные роли вождей. Вместе с тем только здесь было известно рабство... Население этого региона имело представление о личном богатстве... Социальный статус человека прямо зависел от количества находившихся в его распоряжении... материальных ценностей... (Кабо 1986: 180).


Здесь можно вспомнить и социокультурно сложные общины ифугао Филиппин, где не было четко выраженного авторитарного политического лидерства, которые находятся в резком контрасте, скажем, с сопоставимыми по уровню общей социокультурной сложности общинами индейцев северо-западного побережья Северной Америки.


Таким образом, уже на уровне общин с элементарной и средней социокультурной
сложностью мы наблюдаем несколько типов альтернативных политических форм,
каждую из которых следует обозначать особым термином. Возможные альтернативы вождествам в неолитической Юго-Западной Азии, неиерархические системы сложных акефальных общин с выраженной автономией малосемейных домохозяйств были проанализированы Ю. Е. Березкиным, который обоснованно предлагает апатани в качестве этнографической параллели. С. А. Французов находит еще более развитый пример подобного рода политий на юге Аравии в вади Хадрамаут I тыс. до н. э..


Один из авторов статьи отмечал (Гринин 2007г), что в качестве политической ор-
ганизации, альтернативной вождеству, по всей видимости, могут рассматриваться
и некоторые межплеменные тайные союзы, а также, скажем, сложные системы возрастных классов, которые позволяли создать прочные горизонтальные связи между отдельными общинами внутри племени и между родственными племенами (о роли такой возрастной системы у некоторых племен нага в горной Северо-Восточной Индии.


В качестве аналога вождества можно рассматривать и организовавшиеся группы
и даже племена из различного рода отщепенцев, авантюристов, вольнолюбцев или
преступников, не признающих официальной власти, любителей легкой наживы и тому подобных людей. Нередко такие имеющие вооружение сообщества создавались в противовес крепнущей официальной власти нового государства.


«Эта выделившаяся часть населения, не признающая законов, вследствие свободы от всякого стеснения законом и установления каких-либо отношений к своему племени, а также и уважения, какое питают к нему самые смелые и наиболее неимущие из соседних племен, часто приобретает большую силу» (Ратцель 1902, т. 1: 445).


Еще одной очевидной альтернативой вождеству выступает племя.
Племя, как известно, было практически исключено из ряда эволюционных моде-
лей. Тем не менее политические формы, полностью идентичные тем, что Э. Сервис описывал как племя, на самом деле можно найти, скажем, на Среднем Востоке в Средние века или Новое время (вплоть до наших дней): эти племенные системы обычно состоят из нескольких общин и часто имеют тип политического лидерства, полностью идентичный тому, что был описан Э. Сервисом в качестве типичного для племени.


Существенно, что здесь мы имеем дело с таким типом политии, который невозможно идентифицировать ни с локальной группой, ни с деревенской общиной (потому что подобные племена обычно состоят из нескольких общин), ни с вождеством (потому что для них характерен совершенно иной тип политического лидерства), ни, естественно, с государством. Этот тип политии также непросто вписать в схему гдето между деревенской общиной и вождеством. Конечно, как убедительно показал Р. Карнейро, вождества обычно возникали в результате политического объединения нескольких общин под властью единого вождя без предшествующей этому стадии племенной организации.

С другой стороны, можно найти большое количество доказательств того, что на Среднем Востоке многие племена возникли в результате политической децентрализации вождеств, хронологически предшествовавших племенам. Важно также подчеркнуть, что это ни в коей мере нельзя назвать «регрессом», «упадком» или «вырождением», так как во многих таких случаях можно наблюдать, как политическая децентрализация сопровождается ростом (а не упадком) общей социокультурной сложности.


Таким образом, во многих отношениях племенные системы ближневосточного типа являются скорее альтернативами вождеств (а не предшествующей ступенью эволюции).


У сложных крупных вождеств также могли быть аналоги. Ими были прежде всего
крупные конфедерации или федерации племен. Нередко, однако, низовая структура здесь представляла своего рода вождество, а верхняя – совет племени без постоянного лидера (совет вождей или старейшин). Такова была структура племен у ряда индейских народов. У ирокезских племен была иная система организации: семейнородовые коллективы возглавляли родовые старейшины (сахемы), входившие в совет племени. Но в ирокезской конфедерации был еще и высший уровень управления – совет Лиги, где были представлены родовые вожди каждого племени (общей численностью 50 человек) и где при принятии решений требовался консенсус. Из-за многочисленности организуемого населения и обеспечиваемого ею особо высокого уровня интегрированности мы относим ирокезскую политическую систему к аналогам (хотя и неполным) уже не вождества, а раннего государства .

Стоит упомянуть также такие аналоги вождеств, как федерации и конфедерации общин, в том числе, например, у горцев. Ранее мы уже приводили аргументы, что вообще существует очевидная эволюционная альтернатива развитию жестких надобщинных политических структур (вождество – сложное вождество – государство) в виде развития внутриобщинных структур одновременно с гибкими межобщинными системами, не отчуждающими общинного суверенитета (разнообразными конфедерациями, амфиктиониями и т. д.).

Один из наиболее впечатляющих результатов развития в этом эволюционном направлении – греческие полисы, посвященные обоснованию безгосударственного характера классического греческого полиса), некоторые из которых достигли общего уровня культурной сложности, сопоставимого не только с вождествами, но и с государствами. То же можно сказать и о римском аналоге, civitas. Отметим, что как форма социополитической организации полисы были известны за пределами античного мира как хронологически, так и географически .


Племенной и полисный эволюционные ряды образуют, по-видимому, разные эволюционные направления, имеющие свои отличительные черты: полисные формы предполагают власть «магистратов», выбираемых тем или иным путем на фиксированный промежуток времени и контролируемых народом в условиях полного (или почти полного) отсутствия регулярной бюрократии. В рамках племенных систем наблюдается полное отсутствие каких-либо должностей, носителям которых члены племени подчинялись бы только потому, что они являются носителями должностей определенного типа, а поддержание порядка достигается через проработанную систему посредничества и поиска консенсуса.

Существует также значительное число и иных сложных безгосударственных политий (например, политии казаков Украины и южной России вплоть до конца XVII в.), для обозначения которых пока нет каких-либо общепринятых терминов, а их собственные определения часто слишком специфичны (как, например, казачье войско), чтобы иметь хоть какой-то шанс превратиться в общепринятый термин.


В целом известно множество исторических и этнографических примеров политий, которые:

а) по размерам, сложности и ряду других параметров существенно превосходили типичные догосударственные образования (вроде простых вождеств, племен, общин);

б) не уступали раннегосударственным системам по размерам, социокультурной и/или политической сложности; в) в то же время по политическому устройству, структуре власти и управления существенно отличались от раннего государства.


Такие негосударственные общества, которые можно сравнить с государством по
сложности и выполняемым функциям, мы назвали аналогами раннего государства
или альтернативами государству.

Статья полностью


* Гомархия - взаимоотношения элементов, обладающих только одним потенциальным вариантом ранжирования

** Гетерархия - взаимоотношения элементов, обладающих более чем одним потенциальным вариантом ранжирования

4. См. также фундаментальную критику у М. Манна (Mann 1986), наиболее радикальное негативное отношение к этой схеме выражено через понятие «альтернативности траекторий» социальной эволюции Н. Иоффе (Yoffee 1993), а также в ряде коллективных работ (Patterson, Gailey 1987; Ehrenreich et al. 1995; Kradin, Lynsha 1995; Крадин и др. 2000; Bondarenko, Korotayev 2000а) и сборников тезисов международных конференций (см., например: Butovskaya et al. 1998; Bondarenko, Sledzevski 2000).

5. Дж. Вудберн и О. Ю. Артемова оперируют почти исключительно примерами «неэгалитарных» австралийских аборигенов и аналогичных им по уровню социокультурной сложности «эгалитарных» народов Африки (хадза, бушменов, пигмеев). Однако материалы по ряду обществ других континентов подтверждают, что организация культур одной и той же степени сложности как на гетерархических, так и на гомоархических принципах присуща человечеству начиная с типологически наиболее ранних социумов. Особенно показательны в этом отношении примеры народов, проживающих в одном и том же культурном ареале и имеющих схожие виды хозяйственной деятельности, в частности рыболовов Дальнего Востока – «эгалитарных» ительменов и «неэгалитарных» нанайцев (Крашенинников 1949; Лопатин 1922; также см.: Сем 1959; Смоляк 1970; Крушанов 1990; Шнирельман 1993; Shnirelman 1994; Орлова 1999; Булгакова 2001; 2002; Березницкий 2003; Володин 2003).